— Разумеется, нет. Но я никогда не сомневалась, что у тебя хороший вкус. Всего наилучшего.

— Ната!

— Слушаю! — Ната лукаво взглянула на Отара.

— Чего ты добиваешься, наконец?

— Ах, вот как, это я добиваюсь! А мне-то казалось, наоборот…

— Я свое сказал. Теперь твоя очередь.

— Моя? Сперва ответь, где ты пропадал столько времени?

— Хотел убедиться, люблю тебя или нет…

— И к какому же ты пришел заключению?

— Пришел к тебе, вот и заключение.

— Оставим подтексты литературе. На серьезный вопрос следует отвечать конкретно и вразумительно.

— Я пришел к заключению, что люблю вас и не могу без вас жить. Мне следует перейти к подробностям?

— Не стоит. На сегодня и этого вполне достаточно. Меня ждут. Всего доброго.

И Ната ушла.

Отар остолбенел. Злой как черт вернулся он домой и завалился на кровать. В глаза бросилась облупившаяся штукатурка на потолке, он вспомнил, что целую неделю собирался позвонить в домоуправление, решил было сейчас отправиться туда и сорвать свою злость на домоуправе, но тут же рассердился на себя за дурацкое побуждение, повернулся лицом к стене и пролежал так до самого вечера. А как стемнело, вскочил будто ужаленный, выбежал на улицу, поймал такси и помчался к Тамазу. Полчаса спустя друзья сидели в уютном буфете гостиницы «Тбилиси». Это было их излюбленное место.

Отар заказал бутылку коньяка. Тамаз пить не стал. Отар не настаивал. Он пил один и говорил без умолку. Опустошив бутылку, потребовал еще одну.

— Будет, Отар, ты и так хорош, — взмолился Тамаз и сделал знак буфетчику, чтобы тот унес бутылку обратно.

— Гриша-джан, не выводи меня из терпения! — сверкнул глазами Отар на буфетчика, выхватил бутылку и сам откупорил ее. — Выпей хоть рюмку, Тамаз, на трезвую голову трудно слушать пьяный бред.

О Нате Отар ни разу не упомянул, хотя весь вечер думал только о ней да о своей обиде.

— Тамаз, хочешь завтра в Сванетию махнем? Поохотимся на туров. Почему ты не любишь охоту? Теперь самое время — открытие сезона, постреляем куропаток. Ты никогда не охотился на куропаток? — спросил Отар и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Что может быть лучше охоты на куропаток? Сперва надо разогнать стаю, — пока они вместе, это чертовски хитрые птицы. Но стоит их разогнать, все, их песенка спета. Я думаю, во всем мире не найти птицы глупее, чем одинокая куропатка. Одно нехорошо, где они гнездятся, там гюрза водится. Ты когда-нибудь видел гюрзу? Она толщиной с мою руку. — Отар подтянул рукав к локтю, обнажив широкую в кости руку, и показал Тамазу. Потом обернулся к буфетчику: — Гриша, пропусти с нами рюмочку.

— Нет, дорогой, не могу, сердце болит.

— Брось, выпей, я прошу!

Гриша подошел со своей рюмкой. Отар налил ему. Буфетчик выпил и закусил ломтиком соленого огурца.

— А это что еще за пугало? — удивленно сказал Отар.

За соседним столиком, откинувшись к стене, дремал молодой человек живописного вида. У него были буйные русые кудри и окладистая борода.

— Художник, кажется, — ответил Гриша.

— О чем мы говорили? — Отар разом позабыл о существовании художника. — Да, гюрза, говорю, водится. Когда увидишь ее, главное — не растеряться. Целься да смотри — не промахнись. Она сама будет держать равнение на ствол. Эта тварь чует, что опасность таится в черной глубине ствола. Она же не знает, что оттуда вылетит.

Отар затянулся. Сигарета уже погасла. Тамаз зажег спичку, Отар прикурил, выпустил дым и подвинул другу полную рюмку.

— Выпей хоть одну.

— Хватит, Отар, поднимайся, совсем уже пьян.

— Ты прав. Сам не понимаю, что со мной. Когда это пьянел от шестисот граммов?

Тамаз проводил друга до дому. Отар повалился на кровать и моментально уснул. Проснулся он в полночь, увидел, что спал одетым, быстро разделся и снова нырнул под одеяло.

Утром он поднялся совершенно разбитый. Подставил голову под холодную воду. Привыкший к легким успехам у девушек, он весь день не находил себе места от злости и обиды. Он был убежден, что не любит Нату, а если и думает о ней, то лишь потому, что ущемлено его самолюбие…

Прошел еще месяц. Как-то в конце мая Отар одолжил у университетского приятеля Важа Лагидзе машину. Как очутился на улице Барнова, он уже не помнит. Его потянуло взглянуть на окна Наты. Он направил машину к ее дому и вздрогнул — на тротуаре у подъезда стояла Ната с родителями и двумя однокурсницами. Судя по чемоданам у их ног, они куда-то уезжали. Повернуть назад было невозможно. Отец Наты поднял руку. Отар остановил машину. Никому и в голову не пришло взглянуть на шофера. Ната расцеловалась с родителями, подхватила чемодан, вместе с подругами села в машину и только тогда узнала Отара.

— Отар, ты? — обрадовалась она.

— Если стану уверять, что не я, все равно ведь не поверишь.

Он поздоровался с подругами Наты и тронул машину.

— Представляешь, мы забыли вызвать такси, и, как назло, ни одной машины. Не подвернись ты вовремя, наверняка бы опоздали.

— Далеко собрались?

— В Москву, на дипломную практику.

— В Москву? — поперхнулся Отар.

— За сколько доедем до аэродрома? — спросила одна из девушек.

— За полчаса. Когда ваш самолет?

— В двенадцать.

— Успеем, целый час в запасе. Одни летите?

— Нет, впятером. Остальных в Харьков распределили.

— Гия и Дато, наверное, заждались нас, — сказала блондинка, сидящая позади Отара.

«Ну, вот, Гия и Дато», — отметил про себя Отар и тут же решил лететь с ними в Москву.

Доехав до аэропорта, Отар помог девушкам сдать чемоданы, отогнал «Москвич» на стоянку и кинулся в зал искать знакомых, уверенный, что билетов на этот рейс в кассе нет. Надо было найти знакомого среди отъезжавших. И знакомые нашлись, конечно, — целых восемь человек. Отар выбрал самого молодого, Нугзара Джавахишвили, и отозвал его в сторону:

— Нугзар, уступи мне свой билет.

— Что-нибудь стряслось, Отар, несчастье какое? — забеспокоился Нугзар, увидев лихорадочный блеск в глазах Отара.

— Почти что… Ну, уступишь билет?

— О чем речь, не стыдно? — Нугзар протянул ему билет.

Он подбежал к телефону, набрал номер Важа.

— Что, Отар? — Важа по голосу узнал приятеля.

— Я с аэродрома. Пришлось срочно лететь в Москву. Машина на стоянке тут. Ключи будут у диспетчера. Но не в этом дело. Постарайся достать двести рублей и вышли мне в Москву до востребования, на Центральный телеграф, понял?

— Случилось что-нибудь?

— Вернусь через пару дней и все расскажу.

Отар повесил трубку и облегченно вздохнул. Дело сделано. Он отдал ключи от машины диспетчеру, зарегистрировал билет и спокойно пошел искать Нату.

Он нашел их у посадочного турникета.

— Нам пора, Отар, всего тебе хорошего, спасибо, что проводил! — Ната протянула ему руку и улыбнулась.

Отар любезно раскланялся с ее однокурсниками.

Самолет стоял в каких-нибудь ста метрах от турникета. Когда Ната с друзьями скрылась в самолете, Отар неторопливо направился к трапу. Поднявшись в самолет, он оглядел салон — не дай бог, чтобы его заметили, — пробрался на свое место и закрылся газетой.

Когда самолет взлетел, Отар еще раз облегченно вздохнул: все идет по плану. Никто не заметил его. Как только самолет приземлился, Отар устремился к выходу. Подали трап. Отар быстро сбежал по ступенькам и чуть не бегом пустился к зданию аэропорта.

Через десять минут там появилась Ната с друзьями.

Отар спокойно курил, беспечно прислонясь к колонне.

— Отар, как ты здесь очутился? — издали закричала удивленная Ната и подбежала к нему.

Отар пожал плечами:

— Вы ошиблись. Я не Отар. Вы, вероятно, спутали меня с Отаром Нижарадзе. Нас часто путают, мы близнецы.

— Извините, — растерялась Ната, — я не знала, что у Отара есть брат.

Она была явно огорчена, радостный огонек в ее глазах сразу пропал. Извинившись еще раз, она собиралась отойти, но вдруг обратила внимание на импортную рубашку с металлическими пуговицами. Еще в Тбилиси, когда они ехали в машине, она хотела спросить, где он достал такую.