— Тяжелый был день сегодня, — сказал Сигурд Вульфу, когда тот сел на скамью напротив своих братьев. Его жена села рядом с ним.

— Да, — согласился Вульф, — много новых домов мы завершили сегодня. Теперь хотя бы женщинам и малышне не придется мокнуть ночью под дождем.

— До следующей полной луны, мне думается, мы все уже закончим, — сказал Хигелак.

— И тогда займемся хозяйством — в гарте уже голодно. Скоро дичь исчезнет из ближайших лесов, — встревожено проговорил Сигурд, — Дотянуть бы до осени!

— Дотянем, — заверил Вульф, а потом добавил: — Да вот только не все.

Все замерли, услышав мрачное предсказание ирмин-конунга, который хмуро потягивал свое пиво и кусал сыр. После некоторого молчания Сигни сказала:

— О чем ты, сынок?

— Эх, матушка, — вздохнул Вульф, — война еще не закончена. У нас есть передышка, чтобы восстановить силы. Но нельзя медлить. Трюм собирает силы и крепит оборону. Чем дольше мы будем тянуть, тем труднее будет его уничтожить, и тем больше людей мы потеряем.

Вульф мельком заметил, как загорелись глаза неугомонной гаутки при мысли о приближающихся сражениях. Сигрун явно чувствовала себя не в своей тарелке все эти дни, которые ей пришлось проводить дома за скучной домашней работой. Один раз она попыталась помочь мужчинам валить деревья и строить дома, но быстро поняла, что работников занято за этим дело предостаточно, и ей пришлось вернуться к прялке и веретену, или ухаживать за раненной Вальхтеов. И теперь она внимала каждому слову своего супруга с надеждой и возбуждением в глазах.

— Когда и где… — начал спрашивать Сигурд, но Вульф пожал плечами и сказал:

— Пока не знаю, но уверен, что скоро.

Вульф в самом деле чувствовал, что в самое ближайшее время Воданаз явится к нему, чтобы объявить о том, что пришла пора выступать. Когда? Он не знал, но эта передышка не могла тянуться слишком долго.

— Скоро, — эхом отозвалась Сигрун и посмотрела в сторону. Перед ее взором пронеслись картины будущих битв, огни горящего в пожаре Утгарта, ее оружие, покрытое черной кровью турсов и могучий клинок Вульфа, рубящий врагов в унисон с ее секирой.

Тут раздался стук в дверь. Все невольно вздрогнули, услышав показавшийся им слишком громким стук. Хигелак и Сигурд сжали в волнении свои чаши и посмотрели на Вульфа. Сигрун и Сигни также смотрели на старшего ильвинга с тревогой в глазах, словно только он знал, кто стоит сейчас за этой дверью. В дверь постучали опять и Вульф, сглотнув комок в горле, обратился к жене.

— Сигрун, отвори дверь гостю.

Девушка медленно встала из-за стола и, стараясь спрятать волнение за маской бесстрастности, направилась к двери. Она отодвинула засов и потянула дверь на себя. Все затаили дыхание, ожидая встретить проникновенный взор одноглазого бога.

На пороге стоял Хедин.

— Приветствую всех! — весело сказал юноша, но замер на пороге, немного сбитый с толку пристальными и настороженными взглядами нескольких пар глаз.

— Здравствуй, Хедин! — первым пришел в себя Вульф, облегченно вздыхая. Не смотря ни на что, он все же слегка побаивался таинственного бога колдовства и смерти. — Проходи, гостем будешь.

Сигрун отступила в сторону, до сих пор не веря своим глазам — так сильно она ожидала увидеть Одноглазого. А Хедин вошел в зал и подошел к очагу, рядом с которым сидели ильвинги.

— Я пришел повидать Вальхтеов, — сказал юный свер. Он выглядел слегка растерянным, — Как она?

Все уже пришли в себя и Сигни сказала:

— Лучше. Проходи, она в спальных хоромах.

Она проводила Хедина к своей дочери, а Вульф улыбнулся. Его братья и жена улыбнулись ему в ответ. Такой сюрприз немого развеселил всех. Сигурд встал из-за стола и сказал:

— Ладно, я пошел, погляжу как там моя эльфийская колдунья.

Он многозначительно улыбнулся и зашагал к двери. Сигрун укоризненно покачала головой, глядя ему вслед. Серебрянноликая эльфийка вызывала у нее раздражение, как и большинство красивых девушек в гарте.

Вульф, Сигрун и Хигелак посидели еще немного, болтая о всякой всячине. Близилась полночь. Вскоре Хигелак поднялся и, попрощавшись с братом и невесткой, отправился спать.

— Устала? — обратился Вульф к Сигрун, которая единственная осталась сидеть с ним за столом.

Гаутка покачала головой.

— Пойдем, пройдемся? — предложила она, — Дождь вроде перестал.

— Идем.

Они встали и покинули дом.

Воздух был свеж и прохладен после прошедшего дождя и благоухал мокрой землей. Небо все еще было покрыто плотным слоем облаков, не пропускавшим свет луны и звезд, и вокруг было очень темно. Вульф держал в руках факел, света которого было достаточно, чтобы осветить им дорогу. Они шли так некоторое время, пока не оказались на небольшом пустыре неподалеку от стены гарта. На этом месте раньше стояли дома переселенцев, которые позже сгорели в пожаре. Пепел и обломки уже убрали, а новых жилищ выстроить пока не успели. Хотя много дней прошло с тех пор, как последний огонь пожара угас, в воздухе стоял горький запах горелой древесины.

Вульф и Сигрун присели на одно из бревен, сложенных на пустыре для будущих построек. Вульф воткнул факел в землю в нескольких шагах от себя и обнял жену за плечи.

— Я вижу, ты скучаешь здесь, — сказал Вульф.

— Угу, — отозвалась Сигрун, — после всего, что было…

— Спасибо тебе за все. Ты мне очень помогла.

— Ты всех своих воинов так благодаришь за службу?

— Да. Но ты… ты не просто один из моих воинов, — Вульф на мгновение задумался, пытаясь найти слова, которые не обидели бы вспыльчивую девушку, — Ты мой лучший друг, на которого я могу положиться в битве.

Сигрун посмотрела на колеблющееся на ветру пламя факела, не решаясь спросить мужа о том, о чем давно уже думала. Наконец, собравшись духом, она сказала:

— Тебе это нравится в женщинах?

Вульф ответил не сразу. Он подумал над тем, что ему нравилось в женщинах, но не смог найти точного ответа. Он пожал плечами и сказал:

— Не знаю. Может быть и это тоже.

Вульф замолчал, но Сигрун была не удовлетворена услышанным. Через некоторое время она спросила, пристально глядя на четкий профиль Вульфа:

— Хильдрун тоже была такая?

Вульф резко вскинул голову, услышав заветное имя. Он посмотрел на Сигрун и отвел взгляд. Сигрун молчала, терпеливо ожидая ответа. Она понимала, что застала его врасплох этим вопросом. Сейчас она представляла себя волчицей, загнавшей свою жертву в угол.

Наконец Вульф сказал:

— Нет… она была другая.

— Какая? — не унималась гаутка.

— Она могла бы быть хорошей матерью, — ответил Вульф, глядя ей прямо в глаза.

Сигрун сделала усилие, чтобы не подать виду, но Вульф заметил, как дрогнули желваки на ее щеках.

— Матерью твоего ребенка? — бесстрастно проговорила Сигрун, но Вульф знал, что за этим напускным безразличием кроется буря чувств, которая бушевала сейчас в душе худощавой девушки, подобно зимнему шторму в Северном море.

— Матерью любого ребенка, — осторожно возразил Вульф.

Сигрун отвернулась, сжав челюсти до боли в зубах. Она не совсем понимала, зачем она решила заговорить о покойной Хильдрун. Может быть, ей хотелось услышать что-то такое, что успокоило бы ее неугомонную душу? Или ей самой хотелось что-то сказать Вульфу? Она терялась в догадках и порывах всепоглощающей ярости, которые накатывались и отступали, словно морские волны, бьющиеся о прибрежные камни.

Вульф прижал к себе ее напряженное тело и провел рукой по ее волосам. Он захотел сказать что-то, чтобы смягчить ситуацию, но вдруг увидел мелькнувшую у его ног тень. Огибая пятно света от горящего факела, к ним приближался змей. Он ловко скользил между камней и бревен, его чешуя поблескивала в тусклом свете факела, а маленькие глазки сверкали, словно драгоценные каменья.

— Осторожно! — проговорил Вульф и вскочил на ноги, выхватывая меч. Сигрун встревожено оглянулась по сторонам, не понимая, что происходит. Она также встала и на всякий случай вытащила свою секиру.