Роман «Грубиянские годы» вроде бы не закончен (о чем говорит сам Жан-Поль[18]), в нем переплетены два сюжета – попытки Вальта выполнить условия завещания и получить наследство (этот сюжет обрывается) и его отношения с братом-близнецом, заканчивающиеся, как принято считать, ссорой в результате любовного соперничества из-за Вины, – многие эпизоды кажутся непонятными и не имеющими отношения к основным сюжетам, а потому к этому тексту надо подходить очень осторожно, без предвзятых мнений, и я постараюсь рассмотреть его основные параметры: рамочную конструкцию, характер персонажей, место и время происходящего, основные описанные события.
Рамочная конструкция
Характерными для произведений Жан-Поля элементами рамочной конструкции являются всякого рода предисловия и вставные главы, в которых он напрямую обращается к читателям. Интересующий нас роман как будто прямо начинается с действия, с зачитывания завещания, но завещание содержит странные фразы, упоминающие Жан-Поля (его полное имя Иоганн Пауль Фридрих Рихтер), связывающие его с сюжетом. Составитель завещания пишет (с. 14):
Как известно, сам я прежде получил это ожидающее его наследство от моего незабвенного приемного отца ван дер Кабеля – в Брёке, в Ватерланде; и за это почти ничего не мог ему предложить, кроме двух жалких слов: Фридрих Рихтер, – то есть моего имени. Харниш, опять-таки, их унаследует, если, как объяснено дальше, снова воспроизведет и проживет мою жизнь.
И подписывается: «Во всех прочих случаях – Фр. Рихтер, ныне же – ван дер Кабель».
Можно поэтому предположить, что Вальт выполнил условия завещания и, вступив в наследство, принял имя Иоганна Пауля Фридриха Рихтера, став – тоже в соответствии с условиями завещания – автором, или составителем, данной книги.
Уже вторая глава (или «нумер»), «Письмо И. П. Ф. Р. членам городского совета», представляет собой, по сути, традиционное для Жан-Поля обращение к читателям, там Жан-Поль говорит о себе: «…я, возможно, сам нахожусь в родстве с покойным ван дер Кабелем, иначе Рихтером». Жан-Поль выступает одновременно как реальный человек, сообщающий достоверные сведения о себе (он в это время действительно был советником посольства, проживающим в Кобурге), и как персонаж романа (пишущий этот роман). Более того, он излагает «программу» своей будущей книги, которая, на первый взгляд, кажется совершенно гротескной и неосуществимой, но как раз для аллегории может оказаться уместной (с. 22):
– Всё в целом будет читаться как пособие по стилистике. <…>
– Я выражу свое мнение о веймарском театре, а также о не уступающих ему по величине театре мироздания и театре человеческой жизни.
Но самой странной оказывается еще одна часть рамки: нумер 50, «Письмо И. П. Ф. Р. членам Хаслауского городского совета». Во-первых, в ней повторяется история с завещанием, только теперь «наследство сарыча, истребителя мышей»\ должно достаться – по ходатайству Жан-Поля – «внутреннему человеку» Зрюстрицу, которого еще только предстоит воспитать. Во-вторых, к жилищу Жан-Поля, оказывается, «следует причислить» и его тело, а поскольку завести себе «собственного рецензента» (Зрюстрица) собирается некая компания из пяти писателей, которых, как объясняет Жан-Поль, Зрюстриц величает «пятью директорами, даже пятью чувствами ученого мира, а я, по его словам, являюсь среди них Вкусом», то нельзя исключить, что все, о ком здесь идет речь, – части одной личности, а именно, пять чувств, воспринимающих окружающий мир, и еще особый «внутренний человек». Интересно здесь и упоминание, что Жан-Поль собирается прочитать на Лейпцигской ярмарке, в 1804 году, «Лекции по искусству» – которые действительно вышли, к этому времени, под названием «Приготовительная школа эстетики». Роман, получается, каким-то образом привязан к теоретическому сочинению Жан-Поля, в котором, среди многого прочего, можно прочитать и о вкусе (Эстетика, с. 298; курсив мой. – Т. Б.):
Ибо поскольку поэзия побуждает к игре все силы всех людей, то и каждой силе, правящей в отдельном человеке, она предоставляет наиболее широкий простор для развития, она выражает человека, но не ярче, нежели человек сам выражает себя в ней благодаря своему вкусу.
В заключение, из последней перед подписью фразы, мы узнаем, что составитель письма обращается в нем к «какому-нибудь высокоблагородному городскому совету» (курсив мой. – Т. Б.).
В подлиннике Maushack: слово «сарыч», буквально означающее «истребитель мышей». Это имя приводит на память Петера Эймана, персонажа романа Жан-Поля «Геспер» (1795): он был придворным капелланом в (вымышленном) княжестве Шеерау, в деревне Ст. – Люне, и проявлял свой буйный нрав, убивая Библией мышей. В его доме провели детство главные персонажи романа, Виктор и Фламин, отчасти напоминающие пару Вальт-Вульт.
Персонажи романа: ван дер Кабель, Вальт и Вульт
Попробуем теперь разобраться с персонажами романа, начав с главных действующих лиц – и (поскольку речь, судя по всему, идет об аллегории) обращая внимание на их имена.
Имя завещателя, как я думаю, восходит к личности нидерландского художника (пейзажиста и гравера) Адриана ван дер Кабеля (Adriaen van der Kabel; 1631–1705), который работал в Италии и Франции, где и умер. О нем говорится, например (все сведения – по «Энциклопедическому лексикону» 1837 г., см.: Плюгиар): «Был нрава открытого и разгульного; заказчиков картин принуждал вместе с ним пить, веселиться и идти в трактиры, где он проводил всю жизнь». Интересно, что «его работы иногда путали с работами его брата – Энгеля (то есть: «ангела». – Т. Б.) ван дер Кабеля (Engel van der Cabel; 1641 – после 1695), также известного как Анж или Анджело. Энгель сопровождал брата в путешествиях, и они оба женились в один и тот же день». В Риме, между прочим, Адриан вступил в тайное общество нидерландских и фламандских художников, где носил прозвище Geestigheid (Юмор). Интересно, что этот художник (как и убитый заяц) упоминается в анекдоте, который в романе Жан-Поля «Титан» (1800–1803) рассказывает Шоппе, он же Лейбгебер (Jean Paul III, S. 45): «Так, ван дер Кабель никогда не рисовал по заказу зайца без того, чтобы выпрашивать одну свежезастреленную модель за другой для употребления в пищу и копирования». История двух братьев ван дер Кабелей, получается, – прообраз истории Вальта и Вульта.
Интересно, что проблема раздвоения творческой личности начала интересовать Жан-Поля очень рано, еще до того, как он опубликовал свой первый роман. Его первыми напечатанными произведениями были две книги сатир, не вызвавшие никакого отклика у публики: «Гренландские процессы» (1783; в романе «Грубиянские годы» авторство этой книги приписано Вульту) и «Выборка из бумаг дьявола» (1789). Обе были напечатаны под псевдонимом «И. П. Ф. Хазус (лат. Hasus, Заяц)». Вторая из этих книг начинается с «Предуведомления еврея Менделя», сообщающего, что публикуемые «бумаги достались ему после смерти И. П. Ф. Хазуса, его должника» – с таким уточнением (см. Auswahl):
Никогда, как я уже говорил, не мог бы сам Хазус написать эти колючие сочинения: однако дьявол по ночам забирался в доброе тело моего должника, как в некую пишущую машину, и в то время как душа того на небе занималась лучшими вещами и составляла собственное жизнеописание, он часто сидел вместе с телом, пока не заканчивал свою работу ночной сторож, и от имени покойного, его рукой писал те сочинения, которые теперь, конечно, выйдут из печати.
Но в книге имеется еще и предисловие, подписанное самим Хазусом, где говорится, что он, прежде чем попал на Землю, жил на разных других планетах:
На этих лучших планетах провел я мои лучшие часы и столетия, занимаясь тем, что стоял у писчего пульта и придумывал сочинения… Совершенно ясно, по крайней мере, следующее: Свифт и Стерн не потерпели никакого ущерба от того, что я громко и внятно надиктовывал им целые кипы моих сатир…
