Фридрих Шнойбер не был сторонником подобных методов, но предпочел не возражать, лишь улыбнулся в ответ на улыбку Монсена, что за вопрос, конечно, сделает все, что поручено, ему вспомнился плакат, который он видел в Берлине во время последней поездки в отпуск: «Мужчины сражаются на фронте, женщины работают на военных заводах. А что делаешь ты?» Кто-то написал карандашом: «Дрожу». Обсуждать приказы не положено.

Переднюю дырку, место командира, я великодушно уступил ему, в конце концов это самолет, был бы корабль, другое дело, сам я просунул голову в заднюю дырку, второй пилот, теперь мы готовы.

— Спокойно! Улыбочку, сейчас вылетит птичка… Готово.

Мы выбрали военно-воздушный сюжет, другая декорация рассчитана на буржуазные вкусы почтенных отцов семейства, тоскующих о былом изобилии: банкетный стол, достойный Пантагрюэля, дырка для головы самодовольного папеньки, возглавляющего трапезу, еще одна дырка для его же руки, в которой зажат жареный цыпленок. Наш самолет имитировал истребитель, на борту бравый девиз: «Вперед на врага!», на фюзеляже нарисован испанский флаг, самолет летит среди облаков, изготовленных из прорезиненной ткани и закрепленных на фанерных дощечках, все выглядит весьма мило, фотограф — симпатичный малый, умело завлекающий клиентов, за нами выстроилась целая очередь, «всего один час — и вам гарантировано бессмертие».

— Простая бумага или паспарту?

— Паспарту.

Мы с Ховино прогуливаемся по ярмарке в Какабелосе, сегодня девятое число, у меня назначены три встречи, от которых зависит все мое будущее, суета и шум ярмарки напоминают детство, особенно вон та лавчонка, где торгуют галисийскими навахами, складными ножами, на деревянной рукоятке выжжен красивый рисунок, навахи бывают совсем маленькие, предмет моих детских вожделений не в меньшей степени, чем щупальца осьминога, ими торгуют рядом, под навесом кипит котел, торговка этим божественным лакомством помешивает воду, накалывает морское чудовище на большую острую вилку и отрезает ножницами щупальце, потом поливает его оливковым маслом, посыпает перцем, пища богов, нет такого бога, который бы не любил осьминога! ярмарка бурлит, как в детстве, но есть и что-то новое, некое подземное течение, оживляющее традиционный спектакль: вольфрам и деньги, деньги и вольфрам! бесконечные лоточки и импровизированные лавки; не проходите мимо, прекрасные туфли, совсем как новые, только вчера чиненные! контрабандный табак из Португалии с разрешения Национальной табачной компании! белый хлеб, белый хлеб, испеченный в Саморе, мука высшего сорта, попробуйте, не пожалеете! изящная бижутерия, дешевые украшения! если деньги вам тянут карман, купите подарок для вашей мадам! в общем гаме тонут убедительные аргументы цыгана, пытающегося всучить деревенскому простачку свою клячу, предварительно насыпав ей под хвост толченого перца, покупатель начинает верить, что лошадь, ни минуты не стоящая на месте, брала призы на ипподроме; от шума закладывает уши, лотерея Торрихоса, лотерея Торрихоса! рубашки, майки, ночные фуфайки! извините за детали, вы трусов не покупали? торговля идет бойко, хотя шахтеров среди покупателей пока еще не видно.

— Прямо как базар в Танжере.

Ховино любит прихвастнуть своим экзотическим прошлым.

— Давай пропустим по рюмочке.

Мы направились в кафе Макурро, временно превращенное в казино, хозяин Элиас по прозвищу Макурро утверждает, что скоро будет построено настоящее казино, хотя строительство еще и не начиналось, пока суд да дело, Макурро нажился, стал важной персоной, у него собираются перекинуться в картишки лучшие люди, прямо-таки английский клуб, сейчас никто уже не осмеливается вспоминать шутливую песенку довоенного времени:

Макурро разбогател, но умнее не стал, забросив бизнес, не обращая внимания на клиентов, он весь погружен в очередную партию, играют всерьез, за стойкой его жена, я поспешил заказать кларет, никаких ликеров, столь любимых Ховино, сегодня мне нужна ясная голова, облокотившись о стойку, — эпизод из ковбойских фильмов да и только, — я медленно скользил взглядом по «салуну», пока не заметил компанию, играющую в покер: дон Ресесвинто в новой сутане; лейтенант Чавес, прислонившись спиной к стене, как и полагается полицейскому, занимающемуся ловлей беглых каторжников; некто Ледо, владелец консервной фабрики; Лобато, «Винные погреба Лобато», и мой крестный дон Анхель, ярмарочная суета, наверно, переносила его в старые добрые времена, когда он играл в рулетку и black-jack[18], постепенно разоряясь среди брызг французского шампанского и смело декольтированных дам, по возвращении домой угрызения совести, правда, не очень сильные и регулярно компенсируемые дорогими подарками членам семьи, мой бедный друг Лусиано со смехом рассказывал мне о любовных похождениях отца, конь-огонь, бедная донья Ангустиас, вечно в положении — что ей еще оставалось, — смиренно разглядывала жемчужное ожерелье, привезенное постоянно странствующим супругом; да, повидал он в своей жизни, нынешние партнеры ему в подметки не годились, что отнюдь не мешало им обдуривать его на каждом шагу и обчищать до ниточки, подрывая еще больше его неустойчивое финансовое положение, возможно, лейтенант Чавес не станет передергивать, а вот священник из Драгонте не побрезгует, этому палец в рот не клади, полная мошна денег, все говорят, что у дона Ресесвинто нет равных в умении извлекать прибыль из святых чудес, творимых Пречистой девой — покровительницей прихода; с тех пор, как арестовали его пономаря, падре не расстается с пистолетом даже во время мессы, правда, в наших местах у всех есть пистолет; я волновался за своего старика, игравшего с этими типами, и не только за него, через стеклянную дверь я видел, что Ольвидо ищет меня, поворот головы, взмах длинной копной волос, стайка девушек, ее подружек, мелькнула и исчезла, я способен узнать ее даже с завязанными глазами на стадионе, битком набитом народом, куда они делись?

— Я пойду к ней.

— Спокойно, парень, всему свое время, у нас деловое свидание.

— Ладно, Хови, только давай побыстрее.

— Пошли.

И он потащил меня в винную лавку Мермадиты, хотя ноги сами шли в другую сторону, коротышка Мермадита встретила нас приветливо, «какой ты стал важный, разбойник», и пригласила пройти, у нее был небольшой ларек с тентом, над входом полоскалось как флаг белое полотно: «У нас продают вино», приятно посидеть в тени под навесом, «нет, нет, не здесь, проходите внутрь», в углу между бочками нас поджидали двое, Майорга-отец, кузнец из Вильядепалос, представил нам крепко сбитого жизнерадостного мужчину лет сорока, типичный торговый агент.

— Доминго Лопетеги Гомескорта человек простой, зато нет такой вещи, которую он не мог бы достать.

— Дон Дельфино преувеличивает, он хороший друг, кстати, для друзей я просто Чомин.

Мермадита поставила на стол кувшин белого вина, жареных угрей, пальчики оближешь, «если захотите еще что-нибудь, скажите», и благоразумно удалилась, на какое-то мгновение я тоже ощутил желание удалиться, нечто вроде страха и даже отвращения, но решение принято, я не привык отступать от своих решений, я куплю эту штуку, ну а если не понравится, никогда не поздно выбросить в реку. Разговор, естественно, зашел об огнестрельном оружии.

126

— Стрельба — благородное занятие, есть только один неприятный мне лично момент: как правило, отрешим и людей. Оружейники и, в частности, дон Бонифасио Эчеваррия, которого я представляю, один из лучших мистеров своего дела, — самые большие противники войны, если бы это было не так, они бы не изготовляли такое красивое оружие…

— Красивое-то красивое, но заряжает это красивое оружие сам дьявол.