— Тебе не придется больше этим заниматься, по крайней мере при людях.

— Мне все равно.

— А что тебе не все равно?

— Горячая еда каждый день.

— У тебя будет горячая еда ежедневно.

— И кровать в отдельной комнате.

— У тебя будет отдельная комната, которую ты сможешь запирать на ключ, если захочешь.

— За это я готова служить у вас бесплатно.

— Я буду платить тебе десять песет в день.

Он вынужден был поднять ее с пола, она упала на колени и во что бы то ни стало хотела поцеловать его ноги, смуглая, почти цыганка, существуют ли действительно низшие расы? он почесал за ухом Бума, чистокровного пойнтера с официально заверенной родословной, не время размышлять над абстрактными концепциями, сейчас у него была служанка, готовая выполнить любую работу, ее верность беспредельна, дешевая рабочая сила и, главное, в силу своих умственных способностей, совсем не любопытная, такой не придется делать особых усилий, чтобы не думать. Нужен еще один помощник для совсем другого рода дел, не связанных с домашним хозяйством, это должен быть умный человек, как опасно иметь умного помощника, ответ на запрос пришел в конверте со штампом филиала Британской торговой корпорации: United Kingdom Commercial Corporation (Spain), Алькала, 47, Мадрид; почта — самое надежное средство связи и, как это не странно, более быстрое, чем телеграф, ответ был лаконичным: Хосе Эспосито, 24 года, холост, бежал из лагеря, адрес неизвестен. Он остановил свой выбор на Аусенсио, но сначала необходимо надежное прикрытие, для этого достаточно посоветоваться с доном Анхелем, еще одна полуправда, разговор с аптекарем его удовлетворил, прежде чем встретиться с Аусенсио и начать эту грязную работу — метафора, пожалуй, неуместна, руки у него уже давно в дерьме и крови — надо уладить еще одно дельце, он повернул фотографию Мод лицом к стене, пусть не смотрит на него, чем она занимается сейчас в своем Честере? гуляет в окрестностях города по полям, поросшим люцерной, или музицирует? он погладил стопку партитур на рояле — «Бехштейн» полностью расстроен из-за сырости; наигрывает, наверно, нечто сентиментальное тина In a Monastery Garden[9], какой контраст с трагедией, которая разобьет ее сердце, надо рискнуть и написать ей письмо, что-нибудь вроде последней воли мужа, если я умру, пусть меня похоронят здесь, под персиковыми деревьями, у тебя будет прекрасная пенсия вдовы участника войны, все, хватит. Он опять подумал о-городе, подвергающемся непрерывным бомбежкам, да, они были правы, предупреждая, что любая мысль о себе опасна, всему есть предел, в том числе самоконтролю, не говоря уже об английской флегматичности.

— Суббота, суббота, погулять охота.

Я тоже стал повторять в конце недели эту незамысловатую присказку, заимствованную у Ховино, нехитрая философия, вполне соответствующая его бьющей через край жизненной силе и ураганному темпераменту, в вихре которого я себя чувствовал достаточно удобно, дела наши шли неплохо, хотя жилы попадались не очень богатые, моя доля составляла около ста килограммов, небольшое состояние, часть я перевел в деньги, на постоялом дворе Элоя Дырявого Кармана всегда толкались какие-то личности, готовые заплатить чистоганом за вольфрам, сомнительные типы, мягко говоря, но выбирать не приходится, я продал ровно столько, сколько нужно было на жизнь, остальное предназначалось в подарок моим близким, неплохой подарок я им приготовил, никогда раньше я не мог им ничего подарить, я ждал от них похвалы, «хороший парень», скажут они, что мне еще нужно? «хороший сын» все равно сказать некому; Ховино сразу же продал всю свою долю и, как всегда, по самой высокой цене, которую можно было выбить на постоялом дворе у Элоя, и сейчас был почти что богат.

— Это все мелочь, вот подожди, нападем на богатую жилу, я думаю, стоит пошуровать в окрестностях, недаром донья Ода бредит сундуками, в этом что-то есть.

— Старуха из ума выжила, а ты слушаешь.

У Ховино деньги не залеживались.

— Пошли в Понферраду, парень, в «Долларе» можно роскошно кутнуть.

— Ладно, но сначала в Какабелос, я хочу посмотреть «Железную корону».

— Это что такое?

— Хорошая картина.

— Ты что, и в самом деле собираешься терять время на кино?

Глаза у Ховино стали как плошки, кино никогда не входило в программу кутежей уважающих себя шахтеров, мне тоже было наплевать на эту картину, но я стоял на своем.

— Прекрасная картина, настоящее произведение искусства.

— Сверх программы, пожалуйста. Сходим на семичасовой, а потом в «Доллар», годится?

Знакомая мелодия, первые кадры киножурнала, весь мир у вас на ладони, смотрите, испанцы.

— Куда ты меня привел?

— Молчи, не мешай смотреть.

Я пытался привыкнуть к темноте, глядя не столько на экран, сколько на зрителей, обшаривал глазами ряд за рядом в поисках Ольвидо, даже со спины я ее ни с кем не спутаю, мой интерес к фильму объяснялся очень просто, но ее не было, сердце сжалось, может, на эту картину не пускают до восемнадцати лет, как я об этом не подумал, да нет, откуда такие строгости, кругом шумят дети, приходящие в восторг от звона скрещивающихся шпаг, просто она не пришла, но почему? казалось, журнал шел целую вечность, в главной роли Луиса Ферида, она великолепна, в кино все девушки великолепны, разве на улице встретишь такую красотку, но если бы мне пришлось выбирать Мисс Планету, я все равно бы выбрал Ольвидо, впрочем, сейчас она для меня так же недосягаема, как самая красивая девушка в мире, я внимательно вглядывался в черты прекрасной Луисы Фериды, и вдруг она превратилась в Клару Петаччи[10]: я увидел ее повешенную за ноги на огромной площади, вокруг кричит разгневанная толпа, зажегся свет, и видение исчезло.

— Пойдем покурим на улицу, у нас есть несколько минут.

— Я должен найти ее.

— Аусенсио, не будь наивным, женщины как курицы, ты им даешь маис, а они клюют дерьмо.

— Бели ты намекаешь на Ольвидо, я тебе сейчас врежу.

— Я о женщинах вообще.

Мы зашли в бар, потом вышли на улицу, в прозрачном небе носились сумасшедшие ласточки, ее нигде не было, я бросил недокуренную сигарету, непозволительная роскошь по тем временам, и подавленный вернулся в зал, по мне, пусть хоть вешают за ноги эту Луису Фериду, делают с ней что угодно, видал я таких б…, опять видения, сердце бешено забилось, она сидела во втором ряду, так близко от экрана, что я не мог ее увидеть, свет погас, я подошел и поздоровался, на экране замелькала реклама: Аспирин «Окаль», Очки фирмы «Ульоа», Станции техобслуживания «Иван», рядом с ней Нисета и Хелон, этот идиот промямлил что-то нечленораздельное.

— Какая встреча.

Наплевать, я согнал мальчишку, сидевшего рядом с ней, и занял его место, счастью не было предела, все равно что сидеть по правую руку от самого господа бога, ее запах, запах ее кожи, темнота — чудесный союзник влюбленных, наши пальцы сплелись, мое отражение тонуло в черных лагунах ее зрачков, голова закружилась, все вокруг исчезло, мы что-то говорили и не могли наговориться, не обращая внимания на шиканье со всех сторон, какое нам до них дело, мы и так насилу сдерживались, чтобы не поцеловаться, желание жгло меня как огонь, но я не мог себе позволить ничего лишнего, наша любовь все еще была платонической, что нужно Ховино? никак не пойму, он толкнул меня локтем в момент, когда картина приближалась к счастливой развязке.

— Смотри, смотри, все как в сказках старухи про сундук с золотом, вот так и мы с тобой найдем свою корону.

Железная корона, зарытая в землю, наконец найдена, подвиги героев вознаграждены, наплевать на все это, какое мне дело до ослепительной Луисы Фериды, нам еще столько нужно сказать друг другу, все время об одном и том же, времени мало, зажегся свет, и нас отбросило в разные стороны как ударом тока, когда мы теперь встретимся, наверно, не скоро и уж, по крайней мере, не так, вечно на людях, темнота зрительного зала сделала наше свидание почти что тайным, Хелон, вероятно, наябедничает отцу, гори все синим пламенем, «никто не сможет разлучить нас», она поклялась, пока, прощай.