— Никакой я не германофил, не теофил и ничего такого. Просто немцы мне по душе, они все делают основательно, в прошлом году я два раза ездил в Германию по делам, у этих типов такие отличные шоссейные дороги, называются Autobahn, мне даже странно, что немцы могут позволить обвести себя вокруг пальца.
— Ну, я думаю, не такие уж они дураки, чтобы дать себя обмануть.
Из-за густых каштанов вылетела огромная сова, прелесть ночей, освещенных полной луной, отчасти и в том, что она разгоняет призраки, и вместо них появляются подлинные звери и птицы, а может, это какой-нибудь великий герцог обернулся совой, нет, пожалуй, все-таки передо мной настоящий живой филин, не завидую я заблудшей овечке или бодрствующему кролику, никогда раньше мне не приходилось видеть такого гигантского филина, но сегодня ночью для меня впервые приоткрылись многие таинства, ночной грабитель решил потягаться с орлом, тоже вполне реальным хищником, которому он уступит свое место, как только рассветет, а что касается нас, то мы были великими герцогами вольфрама.
— Ну и совища здоровенная!
Я позавидовал ее крыльям, ее способности преодолевать огромные расстояния, — только бы вернуться в родное гнездо! — ее недосягаемой для меня свободе, у меня не было своего гнезда, но я сделаю все, чтобы оно появилось. Мы, наконец, подъехали к руднику дона Тринитарно.
— Послушай, что здесь делает этот парень? Это не Акилес ли из Саламанки?
— Точно, как пятью два десять.
— Не думаю, давай не отвлекайся.
Погрузка прошла быстро и четко, как в Тораль-де-лос-Вадосе, но поскольку рудная жила здесь содержала олово, я должен был тщательно проверить образцы породы.
— Надеюсь, вы нам сюда ничего не подсунули?
— А ты сам посмотри.
Я взял наугад несколько кусков минерала, но не обнаружил в них ни следа кассерита, то был вольфрам высшей марки.
— Порядок.
Мы двинулись обратно, спускались вниз довольные, по крайней мере, у меня настроение было отличное, машину подкидывало на колдобинах, дорога оставляла желать лучшего, я словно парил в невесомости, луна меня околдовала своим радостным свечением, казалось, что-то неведомое расцветает в моей душе, я превращаюсь в другого человека, становлюсь личностью, теперь уже не имеет значения, что я без роду и племени, я обрел себя, теперь у меня будут деньги, и мне хочется, наконец, узнать, кто были мои родители, меня уже ничем не удивишь, даже не знаю, хочу ли я познакомиться с ними, чтобы плюнуть им в лицо или простить их, говорили, будто моя мать какая-то знатная дама, по крайней мере, об этом можно было судить по кружевным пеленкам, в которые меня завернули, по мне, так лучше, чтобы она была какой-нибудь бедной, всеми брошенной женщиной, у которой имелись веские причины отказаться от меня, если вообще можно бросить на произвол судьбы родное дитя по каким-то причинам, бог с ней, и чувствовал себя киногероем, и мысль об этой женщине не могла омрачить моего упоения, я парил в облаках, словно и впрямь был великим герцогом, поэтому Рене первым встрепенулся в тревоге.
— Смотри!
Ошибки быть не могло, мы их сразу узнали.
— Езжай, не останавливайся!
— Черта с два, видишь, их машина дорогу перекрывает.
— Давай жми!
Но Рене даже ухом не повел, он решил проявить благоразумие и притормозил.
— Покажи ему документы, может, он отстанет.
Полицейский подошел к нашему «форду».
— Хосе Эспосито?
— Он самый.
— Выходите, с вами хотят поговорить.
Я вышел из машины, мысли лихорадочно скакали в голове как зайцы, почувствовавшие у себя за спиной прерывистое дыхание борзой, он пропустил меня вперед, за ним выплыли две тени в штатском, я мысленно перебирал возможные варианты, засунул руку в потайной карман, где покоился «Супер-Стар», если не будет другого выхода, пущу его в ход, при условии, конечно, что я первым его выхвачу.
— Привет! Ну как прошла погрузка, хорошо?
— Не понимаю, о чем вы.
— Да не беспокойтесь, мы свои.
Мне показалось, что в их словах звучит издевка, как если бы они мне сказали, что они канатоходцы.
— Если вы представители власти, то покажите документы, у меня все бумаги в порядке.
— Вот наши документы.
Тот, кто вел разговор, запустил руку под мышку, если он вытащит сумку с документами, хорошо, а если оружие, то я выстрелю первым, не хотелось думать, чего мне может стоить, если я раню полицейского, я уже был готов ко всему, как загнанный заяц, к счастью, он извлек газету, сложенную вчетверо.
Мы устанавливаем связь с помощью этого старого номера газеты, объяснял дон Гильермо, отдавая мне один экземпляр, тому, кто покажет тебе другой, точно такой же, можешь полностью довериться, он будет свой человек. «Промеса», еженедельник, издается Молодежным фронтом Понферрады, год 1-й, номер 23, цена 40 сентимов. Все совпадает. Передовая статья начиналась словами: «Под ясным синим небом нашей родины твердо шагает новое поколение». Да, номер тот же самый, я уже знал его наизусть, пятью один пять, но У. У. даже словом не обмолвился, что в пути нас кто-то может остановить, я был крайне озадачен.
— Все в порядке?
— Послушайте!.. а это кто такой?
Человек, о котором я спрашивал, распахнул шинель, кроме треуголки, на нем еще была и полная форма.
— Да это всего лишь маскарад, иначе ты бы не остановился.
Лучше бы ты этого не делал, подумал я.
— А что случилось?
— Небольшое изменение маршрута. Вы уже не едете в Самору, надо все сдать в Виго.
— Кому?
— Ты останешься здесь, а с Рене поеду я.
Газета, которую он мне показал, была та самая, здесь не могло быть случайного совпадения, но этот тип выглядел так же фальшиво, как реал без отверстия, меня сильно раздражало, что они не берут меня с собой в Виго, может, еще и потому, что мне очень хотелось увидеть море.
— Я поеду с вами.
— Думаю, это невозможно.
На меня было нацелено, по крайней мере, три ружья, великий герцог перестал парить, в ночи слышалось только глухое урчание мотора и биение моих смятенных мыслей.
— Да успокойся, все идет как положено, ты свое дело уже сделал.
— Как тебя зовут?
— Это не имеет значения.
— У меня хорошая память на лица.
— Поздравляю.
— Во всяком случае, твою физиономию я не забуду.
— Вот спасибо. Ты избавишь меня от необходимости подарить тебе мою фотографию.
— Если ты подстроил мне ловушку, то я тебя непременно достану и всажу пулю в рожу.
Я перебирал всевозможные варианты мщения, готовый на все.
— Можешь спать спокойно, Хосе, тебе не придется меня убивать.
18
День праздника Пречистой девы выдался на редкость солнечным, ослепительно голубым, ни малейшее облачко не закрывало горы, казалось, только руку протяни и дотронешься до деревьев, обрамлявших склоны. Уже с раннего утра на площади перед входом в церковь Драгонте ощущалась праздничная суета, хотя самое большое оживление все же царило не здесь, внимание толпы привлекали ларьки дона Ресесвинто, которые он расположил недалеко от паперти, здесь торговали эстампами, образками, ладанками с изображением Пречистой девы Драгонте, они помогали от всевозможных телесных недугов, Пречистая дева исцеляла любую болезнь, сфера ее деятельности не ограничивалась только лечением уха, горла и носа, как это делала ее соперница Святая Агеда, здесь не было никаких замысловатых сооружений, какие обычно присутствуют на праздниках, все до предела просто. Всевозможные освященные сувениры изготовлял сам приходский священник, тексты молитв и фотографии с изображением Пречистой девы печатали в типографии «Эль Темпларио» в Понферраде, украшенные ленточками и бусами обложки для катехизиса делали собственноручно молодые девицы, причем совершенно бесплатно, девизом дона Ресесвинто было ora et labora[23], любимое изречение рыцарей ордена Святого Бенито, которых он, кстати, терпеть не мог, не говоря уж об иезуитах, тех он просто на дух не выносил. Никто не имел ни малейшего понятия о том, куда деваются затем вырученные от продажи средства, хотя всем была хорошо известна другая сентенция священника, он любил ее изрекать, играя в домино: