— Больше не сработает!

— Тогда отвлеки его! — рявкнул альбос, стараясь что-то придумать.

Самоцвет исчез, впитавшись в печать. Рука онемела и повисла плетью.

— Проклятье, — процедил он, ощупывая обмороженное плечо. — Соловы стекляшки!

Голова раскалывалась от боли и недоедания. Полная дама выла так, что металлический скрежет от вырвавшегося из земли столпа света, казался цветочками.

Чем либо помочь женщине Комен не мог, но решение пришло само собой. Она сама себе поможет. Нужно только заставить её наконец замолчать.

Комен подскочил к жёлтому гему, — ближайшему к певице — и резким движением направив в неё струю воды, рявкнул:

— Заткнись и беги!

От прикосновения к леденящему камню захватило дыхание. Рука мгновенно примёрзла, покрывшись инеем, а тело пробила крупная дрожь.

Упав на пол, Комен отключился.

На задворках сознания он расслышал поросячий визг, чей-то громоподобный голос и звук бьющегося стекла. Почувствовал, будто стоял на нем и теперь падал вместе с осколками.

А дальше… знакомая тропинка в густом хвойном лесу. Костёр на поляне вдалеке, вокруг валежник. И две фигуры в мантиях, выставляющие на доску причудливые деревянные фигурки.

— Эмпириан! — крикнул Комен, выскочив на поляну. Времени в обрез. — Это я! Мы добрались до Ласкерля!

— Ты? Хм… — медленно обернулся молодой маг. — И вновь весьма внезапно.

— Я снова дотронулся до гема! — альбоса трясло от обилия вопросов, но и быть не почтительным к могущественному магу он побоялся. — Должно быть именно это переносит меня сюда.

Старший маг выставил фишку на доску, поднял взгляд на Комена и сказал:

— И убивает. Твоя взяла, сын.

— Но ведь сейчас мой ход! — удивился Эмпириан.

— Что-то происходит. Я чувствую, — сказал маг в серой мантии исчез.

— Он не любит гостей…

Комен не дал Эмпириану договорить и выпалил:

— Скоро я выполню вашу просьбу. Прошу, расскажите, как там Найра?!

— Всё идёт своим чередом.

— Что это значит?! Она жива?

— Кхм, — откашлялся маг. — Любые мои слова, даже те, что я говорю сейчас, изменят будущее. Нужно быть осторожным.

— Но ведь проделан такой путь! Неужели я не заслужил знать правду?!

— Я уже не уверен, что есть правда, а что ложь. Просто отнеси шкатулку магам.

— Но господин Эмпириан!

— Проснись.

— Прошу!

— Извини, друг. Сейчас не твой ход.

— Но…

— Проснись!

«Cочинение плохих стихов делает человека намного счастливее, чем чтение самых распрекрасных стихотворений»

Эссе «О стихах» Герман Гессе

Меритас наблюдал, как армада Евстрафийских кораблей уходила вперёд, навстречу флоту противника. Верховный главнокомандующий Окко Унерос всматривался в блестящую подзорную трубу, ухмылялся и беззвучно шевелил губами. Считал. Но и без трубы видно, что силы противника слишком жалкие, чтобы противопоставить Евстраю хоть что-то. С такого расстояния стройный конус из фрегатов Ильдраира походил на косяк перелётных птиц и умещался между большим и указательным пальцами.

— Половина того, на что я рассчитывал, — опустив трубу усмехнулся Унерос.

— Дура, — прошептал под нос Дирк.

Когда матросы спустили паруса, Цитадель сбавила ход и осталась далеко от вод, где вот-вот должно было произойти сражение. Унерос небрежно махнул рукой, буркнул «уничтожить» и капитан затрубил в рог. Гудки тут же повторились на ближайшей галере. Между основной ударной силой и кораблём главнокомандующего тянулась тонкая цепочка из галер. Видимо для поддержания связи с флотом.

— С кем воюем? — спросил Меритас, перекрикивая ветер. — И зачем?

— Тебе не понять, — бросил Дирк и отошёл к левому борту Цитадели. Линкор грузно разворачивался, чтобы мачты не мешали обзору с капитанского мостика. — Унерос с рождения бредил господством над тремя островами и никогда не уважал «Тройной союз».

— И все эти люди идут за ним только поэтому?! — возмутился Меритас и, оглянувшись, убедился, что верховный ничего не слышал. — Солдаты готовы умереть за чужой каприз?

Дирк рассмеялся:

— Конечно! Солдаты всегда гибнут за чужие капризы. Кто-то их насаждает, а кто-то защищается, но причина любой войны всегда неизменна. Один альбос решил, что лучше других и завертелось.

— Я бы не стал ни за кого воевать. Мне жизнь дороже чужих идей.

— Тем не менее, мальчик мой, задача любого лидера внушить тебе, что его идеи — твои собственные. И чаще всего манипуляции работают.

— Ха, — ухмыльнулся юный лорд, глядя, как из общего построения евстрафийских кораблей отделилась дюжина самых крупных линкоров. — На меня эта чушь не действует.

— На тебя-то, коне-ечно, — Дирк закатил глаза. — Но… Готов ли ты пожертвовать собой ради близких? Ради матери?

— Матери? — поднял бровь Мерик. — Сложно сказать. Я её почти не знаю, но готов уронить горящую скалу на голову любому, лишь бы хоть раз посмотреть в её глаза.

— Тут-то и оно. Я лишь задал гипотетический вопрос, а ты уже готов убивать…

Меритас отвернулся и задрал нос.

Ещё не хватало, чтобы вояка поучал лорда!

Вдалеке протрубили в рог и Меритас увидел, как тяжёлые четырёхмачтовые линкоры выстроились в ряд и покачнулись от выстрелов. Редкий, но смертоносный град массивных стрел, обрушился на противника. Остроконечные снаряды почти не нанесли повреждений, расстояние всё ещё было слишком большим. Флот Ильдраира скорректировал направление и теперь двигался слегка в сторону, но всё ещё приближался.

— Это что? Ленивый заход на фланг? — не сдержал улыбку Унерос.

Отстрелявшиеся корабли ушли на разворот, и в это время их заменила следующая дюжина линкоров поменьше. Расстояние между флотами постепенно сокращалось и в этот раз снаряды нашли цель. Несколько кораблей авангарда противника потеряли мачты и вынужденно развернулись, а остальные начали маневрировать, медленно меняя курс.

Слишком медленно.

Первая дюжина линкоров уже развернулась и после короткого залпа нескольких вражеских кораблей пошли ко дну.

Меритас старался не улыбаться, но в глубине души радовался успехам флота Унероса. Недавно выбравшись из клетки он уже готов был назвать Евстрафийцев «нашими». И плевать, что сейчас там происходит на борту тонущих фрегатов.

А происходило там нечто интересное. Несмотря на то, что их корабли погружались в воду, солдаты Ильдраира не думали сдаваться. Не боясь смерти они заряжали небольшие катапульты и запускали в Евстрафийцев то ли мешки, то ли горшки, которые взрывались огненными всполохами, встречаясь с обшивкой кораблей.

Остальные корабли противника, ненадолго сблизившись, выстрелили по одному взрывному снаряду и на полном ходу принялись уходить в бок. Большинство огненных горшков попала в воду, но те единицы, что угодили на палубу, подожгли паруса.

— Масло?! Проклятая ведьма! — выругался Верховный. — За ними!

Капитан Цитадели кивнул Унеросу и затрубил в рог. Стайка небольших, но быстрых кораблей разгонялась в след за наглецами.

Мерик наблюдал за вальсом шустрых кораблей, за огнём, что быстро пожирал парус тяжелого линкора и за белыми узорами высоких волн. Будь он сейчас на Элларии, то мог бы увидеть лишь мачты, но здесь всё расположилось как на ладони.

Вопреки красоте представшей картины, внутри юного лорда бурлило негодование:

— Как негодяи посмели так поступить?!

— А она не так глупа, как я думал, — хмыкнул Дирк.

— Ударить и убежать? Много ума не надо!

— Аркониана, — офицер поморщился, называя имя. — Она пытается разделить наш флот и взять измором. У берегов Чакра наверняка стоит десяток неповоротливых линкоров и ждёт нападения.

— Что они смогут нам противопоставить? — спросил Меритас.

К нему, смеясь, подошёл Верховный. Видимо услышал, их с Дирком разговор. Погладив юного лорда по лысине, Унерос гордо поднял голову и ехидно сказал: