— Видел-видел. Война! — Преоритан поднял мечтательный взгляд к небу. — Война никогда не меняется. Впрочем, жизни грешников меня волнуют меньше всего. Что девчонка?

— У неё небольшие трудности, но… я что-нибудь придумаю.

— Ты доиграешься, сынок! У нас лишь одна попытка, помни об этом.

«Яркий разряд промелькнул за спиной

Обернувшись, узрел искру чуда.

Ладонь протяни, победитель, герой!

Только нету в руке изумруда»

Из сказаний «Об охотнике за грозами»

— Столп света, здоровущий такой! Взялся из ниоткуда и пронзил Элларию насквозь! — Матеус таращил глаза и вытягивал шею. Так он старался передать величие увиденного, не отпуская вожжи из рук.

Мия слушала его с открытым ртом и кивала:

— Ого…

— Малой, — покряхтывая, отозвался старик. — Пока ты жестоклюев считал, я всё видел от начала, до конца. Луч молнией вылетел из земли и ударился в Юни. На нём даже кратер остался, зуб даю!

Его супруга насупилась и с прищуром сказала:

— Вот в наше время такого не было! Безобразие… Достопочтенные мужи из Ласкенты уже по шее бы надавали тому, кто так энергию тратит!

— Кончай трещать. Как тебя на воз закинули три дня назад, так только и знаешь, что о своих мужах болтаешь…

Не обращая внимания на перепалки престарелых супругов, Мия легко дотронулась до плеча альбоса и спросила:

— Господин Комен, а вы видели, что случилось? Откуда вырвался столп? Из Юни или из Элларии?

Тот ехал на спине Ветерка и задумчиво грыз ноготь на большом пальце. Он уже в сотый раз размышлял о столпе света. Больше всего он казался похож на всплеск энергии, вызванный Солом.

Именно такую картину Комен видел в библиотеке Чакра. На ней изображён огромный луч, пронзающий водную гладь океана. Так ионийский художник запечатлел прошлый ритуал «рождения», произошедший двадцать лет назад. Одной отличительной чертой работы, из-за которой полотно отказались вешать в главном зале, была её незаконченность. Бедолага художник, что большую часть жизни рисовал детальные пейзажи, уже через цикл после всплеска бросил живопись. Проклятая стекляшка выжгла ему эмоции. Парень стал каменщиком…

И осталась лишь одинокая картина, где легко можно проследить потерю интереса к рисунку. Поначалу художник выводил алый кристалл, тщательно выверяя каждый мазок. После, — буквально спустя час, после того, как волна энергии дошла до него, — движения кисти стали небрежными, резкими, а в самом конце океан остался лишь бесформенной тёмно-синей кляксой. Раздражённый живописец воткнул кисть в холст и оставил мольберт навсегда.

Комен отчётливо помнил, как поднимался к Солу на платформе вознесения, но никак не мог найти в памяти хотя бы самый маленький отрывок воспоминаний о всплеске. Вот, почему эпизод с картиной засел в памяти.

Альбос мог испытывать эмоции!

Но что если столп — это очередное «рождение» кристалла? И это катастрофа. Не об этом ли предупреждали сны? Об опасности, от которой герой Ионии должен был защитить своих друзей.

Должен был, но опоздал.

Если первый всплеск и не сжёг Найре и Касу эмоции, то теперь им наверняка уже плевать, куда пропал Комен.

— Проклятье… — процедил он, выплюнув огрызок ногтя.

— Господин Комен? — неуверенно переспросила Мия.

Откуда-то спереди послышался надрывный крик.

— Маменька! Папенька! Родные!

Пришельца передёрнуло. Он встряхнул головой и поднял взгляд, быстро найдя источник звука. Неподалёку на холме, куда вела извилистая просёлочная дорога, стояла девушка в светлом сарафане и приветственно махала рукой.

— Ватрушечка моя! — охнула бабулька. — Труна! Это мы, любимая! Приехали наконец!

Дед лишь усмехнулся и с ухмылкой перекинул колосок из одного уголка рта в другой.

Недолго думая, Комен хлестнул Ветерка и телега со скрипом ускорилась.

Девушка с радостью рассказала путешественникам об этом месте. Его называли «Слепыми холмами» и не просто так. Спустившись в низину, где расположилась деревня, куда не глянь, взору представали пологие холмы, усеянные злаками и голубое небо. А ещё в этой части Лэйка запросто мог лечь туман или пойти дождь. Тогда разобраться, где ты находишься, можно только по количеству деревьев на холме. Жители этих мест, со слов Труны, прекрасно знали, где раскинулись шесть густых лилолиственниц, а где лес из тридцати молодых зяблокорней.

— А всё из-за того, что холмы расположились в восточной части Тефтонга и до Баутонга отсюда рукой подать! За день доплыть можно. Только шхуну лучше брать покрупнее, волны в тех местах… у-ух, закачаешься! — Труна с энтузиазмом рассказывала обо всём, что приходило в голову.

Она понравилась Комену. Чем-то смахивала на Мию, но явно следила за собой. А ещё очень лестно благодарила за помощь родителям.

Вскоре все вместе добрались до крупной деревушки в две дюжины домов. Не город, конечно, но так даже лучше. Сестра Мии найдётся быстро.

Остановившись возле длинного дома с соломенной крышей, Комен с Матеусом покормили Ветерка, а Пег в одиночку разгружал телегу.

Как только последняя сумка поклажи со звоном приземлилась возле дома, Труна изменилась в лице.

— Это что?! — заявила она, сморщив носик.

— Серебро, родная моя, два вьюка! Тарелки, ложки, вилки, всё! Прямиком из Элинга!

— Какое ещё серебро?! Вы же ездили продавать ростки Эсмериаловой лозы! Я ждала вас с гемами, Папа!

— С гемами сейчас повсюду беда! — старушка взяла растерянную дочь за руку.

— Мне же свататься! Во имя Юни, скажите, что это шутка?

— Нет, — отрезал старик. — Всё что у нас теперь есть — это серебро.

Подбородок Труны задрожал и она разрыдалась:

— Хы-ы-а! Но в столице должны быть гемы! Проклятые холмы!

— Трактирщик и рад бы нам заплатить, да король лютует! Каждый самоцвет отбирает, что не приколочен, — старушка хотела обнять Труну за плечи, но она оттолкнула мать.

— Свадьба без приданного… Меня засмеют… Как вы могли! — бросила она и, прикрыв глаза, убежала в дом.

— Ватрушечка моя! — догоняя причитала старушка.

Дед пожал плечами и повернулся к Комену застывшему с перекошенным лицом.

— Такая нынче молодёжь избалованная!

— Скажите, а как давно гемов стало не хватать? — поинтересовался альбос.

— Всего нам хватает, — прохрипел дед, со вздохом глядя на дом. — Не от того она плачет. Просто последние годы Эллария была не так щедра на подарки, но это нормально. Пища, одежда, сухой тёплый дом, чего ещё нужно? Всё добыто честным трудом.

— Но что-то пошло не так?

— Знамо что… Панчеры, — ответил дед. — Видели хоть одного?

— Ага! Был такой! Арк из придорожной таверны, — воскликнул Матеус.

— Ну вот… Вместо того чтобы работать, эти бездельники шарахались по лесам и лупили живность направо и налево. Неделька — другая похождений, держи годовое жалование плотника. Месяцок попанчишь, вот тебе и еда в лучших корчмах, роскошь и женщины. А за год можно и маленькую усадебку на Эверзоре прикупить, коли захочется.

— Но всё же, это тяжелая работа. И опасная, не так ли? — спросил Комен.

— А кто ж спорит-то? Только с каждым годом всё больше охотников за лёгкой наживой появилось. Кто-то сгинул, конечно, но остальные так сорили самоцветами, что всё вокруг ужасно подорожало. А теперь что?!

Никто из путешественников не рискнул перебить старика.

— Не знаете? Так я вам скажу. Пришло время расплачиваться за чужое невежество. И поделом! Выживут только те, кто может что-то сделать своими руками.

— Во-оу… — протянул Матеус и набрал в лёгкие побольше воздуха.

— Помолчи, — Комен осадил юного мага, ткнув того в плечо. — А что с Труной?

— Как что, бунтарский дух проснулся. Хочет жить в столице и с лордами знакомства водить, а тут, видите ли, деревня. Гемы на роскошную жизнь есть только у этих ваших остолопов с молотами. Да и на тех Эллария обозлилась, прекратился бесконечный поток самоцветов. Меньше их становится с каждым днём.