Просто попал ты в Сердце тумана!

А пойло то крепкое, будь осторожен!

Живут здесь артисты, эксперты обмана.

Кинжал твой пускай не выходит из ножен,

Иначе не выживешь в Сердце тумана!

А коли решил не идти за толпой,

Но вот, вдалеке слышен гром барабана,

То не дрожи, друг, ведь ты же — герой!

Ты сгинешь не где-то, а в Сердце тумана!

Кадисса подняла бровь и сказала:

— Иногда мне кажется, что там, на Эверзоре, ты была не пьяна. Скажи, ты всегда такая дурная?

Эми кокетливо подмигнула и принялась заплетать косичку, но тут же со вздохом удивления развернулась.

Со стороны леса раздался истошный крик. Кто-то одновременно орал и выл как стадо рогоколов.

— Не-е-ет! У-ы! Не-е-ек! Помогите, кто-нибу-удь! У-ы-ы!

Эми замешкалась, всматриваясь в тёмные недра леса, а Кадисса уже бежала на помощь.

Без труда найдя источник звуков в высокой траве, разведчица рассмотрела орущего. Высокий упитанный парень в капюшоне, весь, с ног до головы обмотанный какими-то тряпками, склонился над бледным худосочным бедолагой. Судя по цвету лица парень давно не жилец. Придерживая его голову, здоровяк щупал руку друга, но, заметив приближение игнийки, посмотрел на неё влажными маленькими глазами на бледном, как у мертвеца, лице, и с новой силой взревел:

— Помоги-ите! Он же не умер?! Нек, скажи что-нибудь, дружище!

Кадисса узнала в этой парочке попрошаек, что копошились под комнатой Эми. Опустившись на колени перед телом, прощупала пульс на шее. Почти ничего. Вдавила палец посильнее, но результат не изменился. Слишком слабый пульс, слишком редкий. Парень угасал и почти не дышал.

— Он труп, — холодно произнесла она и, встав, добавила: — Ист Замуи.

— Дай-ка я, — сказала де Фенис, опускаясь рядом с телом на колени. — Раскрой ему грудь, сними тряпки.

Здоровяк замер и дрожащим голосом произнёс:

— Н-нельзя… Он говорил…

— Быстрее! У твоего друга мало времени! — рявкнула розоволосая.

— Да-да, сейчас, — парень стянул с друга рубашку, затем развязал пару узлов и раскрутил длинные лоскуты серой ткани с его груди.

Кадисса охнула.

Под слоем тряпок на теле у трупа светились причудливые бесформенные татуировки. Эми тем временем растирала ладони.

— Госпожа молния — норовистая стихия, — сказала она, выпустив между ладонями лиловую дугу, окрасив всё вокруг в цвет своих волос. — Но, кроме как разрушать, она умеет и создавать.

Кадиссу передёрнуло от слов де Фенис и ещё сильней передёрнуло, когда та коснулась бедолагу в районе левой груди. Его тело дрогнуло.

— Вжух! — сказала Эми и проверила пульс.

— Вжу-ух! — и вновь холодеющее тело выгнулось дугой. — Агрх! Ещё раз! Вж-жух!

Последний разряд оказался самым сильным, и худощавый парень дёрнулся так, что чуть ли не сел. Откинувшись назад, он ударился головой об руку приятеля и часто-часто задышал, откашливаясь, будто только что чуть не утонул.

— Некрас, ты жив! Ты жив, братишка! — разревелся здоровяк, обнимая друга.

— Вот так это делается, детка! — Эми пощёлкала пальцами перед лицом Кадиссы, вызывая крошечные разряды молний, но той было всё равно.

Издалека доносился гулкий бой барабанов, отдающий эхом где-то на задворках сознания, а пустая глазница еле ощутимо зудела. Кадисса не обращала на это внимания. Она мягко улыбалась, глядя как плачет счастливчик, которому вернули друга.

Сейчас Кадисса сейчас думала, что этот момент стоил пережитых ею страданий.

«То, что мы называем хаосом — это всего лишь закономерности, которые мы не сумели распознать. То, что мы называем случайностями — это всего лишь закономерности, которые мы не в состоянии расшифровать. То, что мы не можем понять, мы называем бредом. То, что мы не можем прочесть, мы называем тарабарщиной»

Чак Паланик

— Сми-ирно! — крикнул часовой у входа в военный лагерь на берегу Керсонии.

Перед Меритасом расступались солдаты. Завидев нашивки на мундире лорда, они в недоумении хлопали веками, но тут же вытягивались в струнку. Прижимали левый кулак к сердцу, а правую руку клали на рукоять оружия. Похоже, это здешнее воинское приветствие.

К лорду начала возвращаться уверенность. Здесь его, кажется, уважали. Пусть за цвет нашивок, но этого было достаточно, чтобы на миг вспомнить о доме.

Сурво, придерживая за плечо, вёл лорда перед собой. Тот спотыкался на каждом шагу, не в силах отвести взгляда от армады. Флот главнокомандующего Евстрая, состоящий более чем из сотни кораблей, поднимал паруса и от этого грандиозного зрелища веяло тревогой. На тёмно-серой парусине линкоров красовался красный рисунок львиной морды с пышной гривой и длинными клыками.

Гордый зверь мелькал везде.

Помимо парусов, его гриву изображали на штандартах, вымпелах, на флагах, развивающихся над палатками и на ящиках с припасами. Даже на помятом медном гонге, рядом с которым Меритас вступил в лошадиный навоз, красовалась объёмная голова льва.

Интересно, Евстрафийцы так любят кошек или это прихоть верховного?

На берегу царила предпоходная суета: солдаты возбуждённо перекидывались короткими фразочками, грузили продовольствие, бочки с водой и, закинув на плечо маленькие вещмешки, отправлялись к своим кораблям на шлюпках.

Дирк церемониться не стал, нагло «позаимствовал» одну пассажирскую лодку и вместе с Авеном сел на вёсла. На немой вопрос солдат, стороживших шлюпку, лишь кивнул в сторону Мерика. Те переглянулись и мигом затерялись среди общей суеты и снующих повсюду воинов.

— Будет тошнить — блюйте за борт, ваша Божественность, — с серьёзным лицом сказал Авен, глядя, как костяшки Меритаса белеют от напряжения. Дирк тихо прыснул в кулак, но прикрыл улыбку ладонью и отвернулся. Юный лорд вцепился руками в банку шлюпки и поджал ноги. Сурво устало глянул на флот, но, видимо, вдохновившись видом, вздохнул и завёл лекцию:

— Шестьдесят восемь мелких линкоров на сорок две баллисты, двадцать восемь средних на шестьдесят четыре баллисты. Двенадцать крупных четырёхмачтовых по сотне орудий на каждом, выстроенных в два ряда. И тридцать галер с катапультами. Всё это, не считая Цитадели — корабля Окко Унероса. Эта громадина в одиночку может противостоять десятку фрегатов Чакра.

Он указал пальцем на четырёхмачтовый линкор размером с крепость Хейдинбурга. По крайней мере, Меритасу так показалось. С правого борта гигансткого корабля на лорда смотрели три ряда окон и в каждом блестели смертоносным металлом наконечники огромных стрел.

— Откуда такие познания? — спросил Дирк, работая веслом. — Я знал, ты старый пёс, но не думал, что морской.

— Захлебнись, Дирк. Иначе я скажу то, за что тебе придётся убить меня аккурат среди легиона Евстрайских вояк. Вот смеху-то будет?

— Ха, не болтай впустую, я знаю, что тебе дорогая шкура, — не похоже, что его задел выпад Сурво. — Лучше ответь, когда успел пересчитать лодочки?

— Силы врага надо тщательно изучать. Перед прямым столкновением с таким флотом не устоит никто, но… любого можно победить, зная его слабости.

— Хе-хе, не понимаю о чём ты, но не хотел я бы оказаться на месте ведьмы.

— Тебе и не надо ничего понимать. Войны не будет.

— П-ха, ну, конечно! — прыснул Дирк и злобно улыбнулся. — Войны не будет, Унерос поедет хоронить пепел сожжёных членов совета, Аркониана с Галдуа станцуют медленный танец, а баллисты разберут на доски и построят из них большой мост дружбы между Ильдраиром и Евстраем, прямо по хорде! А что? Отличная мысль, по-моему, мост между столицами! А в центре молебен Солу устроим, как тебе идея?

Сурво с презрением посмотрел на него и рявкнул:

— Оглянись, идиот! Унерос спятил и готовится уничтожить Чакр!

— Плевать!

— Ты же сам с Чакра, Дирк. Или, может быть, лучше называть тебя по имени? Неужели в тебе нет ни капли сострадания? На войне могут погибнуть невинные!