— Аа-аа-аа! О-о-о! — уже сквозь слёзы верещал Меритас мысленно проклиная свою выходку и капушу Уоррена одновременно. Молодой капитан всё еще не показывался из конюшни.
— Схватить парня, — прозвучал спокойный уверенный голос, обладатель которого, держась за руку помощника, спускался из кареты. Солдаты переглянулись и уперев древко пики в землю приготовились колоть. Меритас зажмурился и стараясь удержаться верхом случайно ударил кобыле ногой в бок. Та встала на дыбы, и в этот момент на хвост лошади упала яркая искорка пламени. Сухой конский волос вспыхнул мгновенно, и обезумевшая кобыла с диким ржанием ломанулась вперёд. Пара солдат, чьи характеристики в личном досье имели пункты: “Излишняя впечатлительность” бросили пики и с криками: “Ведьмино отродье” и “Слуга огня!” попятившись бросились наутёк.
Из конюшни наконец выехал Уоррен с пафосным криком:
— Отставить приказ! — направив своего коня прямо в спины обступающих Меритаса воинов. Оставшиеся четверо бедолаг обернулись на детский голос капитана, от чего замешкались и были сбиты с ног огнехвостым чудовищем. Лошадь пробежала круглый двор заставы по дуге и выскочила за забор мимо часовых, с открытым ртом наблюдающих за ярким огненным представлением. Уоррен направил скакуна следом. Кивнув на выезде растерянным солдатам, он крикнул:
— Я его догоню! — и посильнее вдавил шпоры в бока кобылы.
Сходящая с ума от боли лошадь Меритаса летела стрелой, не обращая внимания на колючки и кусты. Большую часть неплодородной степи покрывали выцветшая трава и редкий сухостой. Уоррен благодарил Сола за то, что лошадка Меритаса мчалась в центр острова, где на горизонте виднелась зелёная лесополоса. Догнать узника сразу капитан не надеялся, а потому каждые пятнадцать минут сбавлял темп галопа, чтобы осмотреться и убедиться, что погони нет. В пыли отчетливо виднелись следы подков, что с легкостью позволяло определить куда ускакал молодой лорд.
Уоррен нашел его без сознания в траве у опушки хвойного леса. Метрах в пятидесяти, беспокойно виляя головой, гарцевал покрытый сажей скакун. Волосы на хвосте сгорели, открыв взору капитана маленький чёрный отросток. Парень невольно зажмурился и подавил в себе приступ тошноты. Он заметил, что на уголке губ Меритаса запеклась капля крови, но подходить к нему не спешил. Жизнь выскочки его мало беспокоила, нежели судьба обгоревшей лошади. Останавливаться сейчас для оказания помощи кобыле было бы слишком глупо, поэтому сбежавший начальник за поводья повернул лошадь в сторону Ореола и звонким шлепком заставил её пуститься в неуправляемый галоп.
— Надеюсь ты найдешь дорогу и о тебе позаботятся.
Когда пыль из-под копыт бедной гнедой была уже практически не видна на горизонте, Уоррен вернулся к Меритасу. Пошлёпав брата по несчастью по лицу, капитан принялся его осматривать. На затылке у него оказалась пара мелких ссадин и одна небольшая рана с запекшейся кровью. Пока Уоррен оттирал не до конца запёкшуюся кровь с головы Меритаса мокрым подолом мундира потерпевший пришёл в себя:
— О-о-ох, начальник! Ты не представляешь как я рад тебя видеть!
— Это ты поджег хвост? — не дрогнув ни одним мускулом спросил капитан.
— Не знал, что ты так любишь животных, — простонал узник.
— Значит ты. Зачем?
— Я испугался, дружище! Меня обступили эти ребята с острыми штуками! Да и ты не спешил на помощь. Да плевать на эту лошадь, что с ней будет? Важнее что мы сбежали!
Прикрыв глаза рукой, Уоррен промолчал, вставая с корточек.
— Так и какой у нас план, Уоррен? Ты уже раздобыл карту, и мы с легкостью доберёмся до дома?
— Конечно, мой лорд. Трое суток на юго-запад через лес, чтобы не было погони, и мы выйдем к монастырю. Там о тебе позаботятся, Меритас, сын Ёрина.
— Отлично! Кстати, зови меня Мерик.
Глава 7. Кадисса. Слепая удача
«Лишь тот из вас, кто, тренируясь, не даёт земле под собой просохнуть от пота –
будет иметь шанс умереть с достоинством»
Дорон, вождь клана Досуа
Палящий оранжевый шар, что именуется на Тефтонге как Фолио, на Игнфтонге зовётся Замуи Чарракш — что в переводе значит "Звёздная усыпальница живущего в вулкане". Он очерчивал тенью спортивное телосложение девушки трусцой бегущей по прохладной пыли, рисуя её гораздо выше собственного роста. Кадисса была благодарна ему за комплимент, но знала, ещё пара часов и из обходительного кавалера он превратится в жестокого тирана.
Захватив максимум полезного из седельных сумок Кайсата девушка сложила свой скарб в импровизированный вещмешок из собственной накидки. Связав рукава, получилась неплохая сумка, и прокинув её через плечо, игнийка бежала в сторону гряды пика Гира.
Разведчица помнила, как красив и величественен пик Гира издалека. Вспоминала как ещё подростком совершала первые походы с отрядом к тонкому перевалу в горной гряде. Память — интересная способность, никогда не знаешь какое из воспоминаний оно подкинет. За воспоминания о юности и отрочестве Кадисса вспомнила и глубокое детство.
Отец в то время совершил немыслимое: сплотил большинство кочевых племён Игнфтонга, отговорив их кровожадных лидеров от вторжения на материк. Объединённые силы тринадцати племён назвали клан Досуа, в переводе: "Доверие". А во главе его выступил мудрый Дорон, отец Кадиссы, игниец с большим сердцем и не менее крупных размеров кулаками. Экономика Игнфтонга пошла в гору, когда с умом сформированные отряды стали охотиться на потрясающих своей силой и размерами чудовищ. Принесённые с охоты гемы с лихвой компенсировали недовольства многих жадных до крови соседей игнийцев. Именно тогда, налаживая взаимодействия с внешним миром, отец проводил слишком много времени вне семейного шатра, а часто и вне родного полуострова. Именно тогда мама Кадиссы заболела, а вскоре ушла в отшельничество, как делали все уважающие себя воины, чтобы в одиночестве принять смерть. Дорон стоически перенёс этот удар судьбы и, казалось, даже не скучал по супруге всё больше погружаясь в работу.
Кадисса приоткрыла глазную повязку, чтобы унять внезапно возникший зуд. После она в очередной раз приложила усилие чтобы приоткрыть уцелевший глаз, но делать это становилось всё больней. Разведчица знала один действенный способ избавиться от губительных для воина сентиментов, а заодно и боли — хорошенько разозлиться.
— Каррешик твою родню, Искол! — стиснув зубы произнесла девушка сквозь слёзы. — О, ты поплатишься, предатель, карс шаррах! Я обещаю, ты будешь страдать, Версов змей!
По пустыне летали пыль и песок, поднятые частыми в этой части материка ветрами. И всё это липло к покрытой испариной смуглой коже молодой девушки. Она натянула на нос кусок ткани напоминающий платок, часто носимый жителями пустыни на шее, и прибавила скорость. Злость на ученика шамана вспыхнула ярко и быстро погасла, душевное равновесие покачнули закравшиеся мысли о Кайсате. Тело верного варана, оставленное на съедение падальщикам, маячило в воображении.
— Я отомщу за тебя, друг. Но остаться не могу. Иначе вскоре хоронить пришлось бы и меня, — подумала Кадисса. Разведчице было противно от столь мелочных утешений. Не злость, но боль переполняли её сердце, и она попробовала зажечь внутреннюю искру снова:
— Проклятый шаман! Проклятый всплеск! Я должна быть дома, рядом с отцом и племенем! — трусца уже плавно переходила в лёгкий бег. — Кто вообще мог устроить нечто, уловимое на другом конце континента?! Чушь!
Спустя несколько часов бега на пустой желудок кишечник начал крутить, а голова заметно потяжелела. Вековая пустыня и светило превращали движение в пытку. При каждом вдохе Кадисса представляла, что пьёт жидкий огонь. В ушах отдавались учащённые удары сердца.
Прижав платок к макушке Кадисса перекинула сумку на другое плечо и запричитала:
— Твою гремучую змею, ничего не вижу! — ранее глаз открывался хотя бы на мгновение, чтобы можно было на фоне голубого неба увидеть пик Гира. Теперь же, заплывший гноем и порядком опухший он не давал девушке исправно корректировать курс. Стекающий со лба пот пропитал глазную повязку, солёные капли только усиливали зуд. Стиснув зубы, девушка продолжала шагать на ходу поправляя взмокшую натирающую одежду и бельё. Привычные к тяжелым физическим нагрузкам ноги пружинили, но стопы в ездовых сапогах зудели и сулили огромные мозоли.