При амнестической афазии этот процесс становится экстериоризованным и развернутым, дезавтоматизированным и осознанным именно в звене оживления следов и сопоставления их с данным объектом. О том, что следы у больного оживляются и происходит выдвижение и сверка гипотез, свидетельствует вся стратегия поиска — метод перебора целого ряда слов, когда выдвигается гипотеза в виде слова и тут же отвергается, затем — новая гипотеза и появляется следующее слово в последовательном ряду и т. д.
В качестве физиологического механизма здесь можно предположить наличие сигналов рассогласования, возникающих при несоответствии поступающих сигналов и нервной модели (Е. Н. Соколов).
Правильный ответ на стимул может возникнуть только при условии совпадения закодированных в памяти отличительных признаков предмета (по И. М. Сеченову, «примет») и сигнальных отличительных признаков стимула-предмета. До тех пор пока не произойдет этого совпадения, не может произойти опознание, а следовательно, не появится и нужное слово-наименование — индикатор опознания.
Все это дает основание для предположения о том, что у наших больных процесс называния нарушается больше на уровне, обеспечивающем выбор «эталона», соответствующего перцептивному образу. Поэтому имеет место развернутый последовательный поиск «эталона», но в силу нарушения отличительных признаков «эталона» (образа-представления) сличения не происходит, а возникают слова-заменители (парафазии), соответствующие общему глобальному образу, отражающему смысл.
Если исходить из существующей в современной литературе гипотезы о том, что зрительное опознание объекта и актуализация соответствующего слова-на им снова ни я могут происходить не только путем последовательной сверки возникающих гипотез, но и путем одновременного (симультанного) включения нескольких образов-«эталонов» в ответ на возникшую гипотезу (Р. С. Никерсон, А. Я. Потапова, М. С. Шехтер и др.), то можно предположить, что у наших больных нарушается именно процессуальная сторона опознания. В этом случае можно думать, что нарушенные «эталоны» («размытые», «слабые» следы) не создают необходимых условий для симультанного процесса сверки гипотезы с рядом одновременно всплывающих «эталонов». Поэтому в нашем случае симультанный процесс сверки гипотез замещается сукцессивным. На уровне речи это нарушение находит свое проявление (свой аналог) в переборе слов-наименований.
Те случаи, когда поиск идет в семантическом поле, но не в русле категориальных связей, а в русле функциональной значимости предмета (объекта) и больные прибегают к перебору целого ряда слов и словосочетаний, обозначающих или действие самого предмета, или действие с ним, не опровергают наших утверждений. Когда больной вместо слова ручка говорит «ну, это писать, это берешь и пишешь», вместо хлеб — «это едят, это пекут, а потом едят, в магазине продают», вместо слова часы — «тик-так», «они ходят, время показывают» и т. д., то ведь эта же функциональная характеристика в одинаковой мере относится к целому ряду однородных предметов и неизвестно, какой из них имеет в виду больной (ср.: ручка и карандаш, батон и булка, часы и будильник). В, одном случае больные используют категориальный тип замены, в другом — функциональный, но в обоих случаях поиск захватывает несколько объектов, близких по смыслу, но не по конкретному значению.
Процесс называния — сложный психический процесс, и связан он с перцептивными процессами, о чем свидетельствуют и данные онтогенеза, и как всякий более высокий уровень психической деятельности не утрачивает своей связи с более элементарными уровнями. Но, будучи интимно связанной с чувственной основой, речевая деятельность взрослого человека связана с ней не напрямую, а Представляет собой, по Л. С. Выготскому, сложную иерархическую систему.
Подводя итоги, можно сделать заключение о первичном нарушении при акустико-мнестической и амнестической афазиях предметного перцептивного образа и образа-представления и о дефекте называния как вторичном нарушении. При этом нарушается лексическое значение слова, отражающее реальную предметную действительность. Известно, что в современной психологии значение рассматривается «как выработанное человечеством и зафиксированное в понятиях обобщенное отражение действительности»[123]. Если подходить к значению с этих позиций, то нельзя сказать, что понятие как категория мышления остается в этом случае сохранным. По всей вероятности, мы сталкиваемся здесь с первичным нарушением одного из видов мышления — образного мышления, поскольку образы — и продукт этого вида мышления, и одно из его средств — оказываются при этих формах афазии нарушенными.
Однако сохранность и даже усиление у этой группы больных смысла воспринимаемого или актуализируемого в образах реального мира компенсирует дефекты понимания значений, так как «смысл есть специфически человеческое функциональное образование, определяющее решение мыслительных и творческих задач»[124]. Мы думаем, что нарушения вербальных значений — их понимания и употребления — находятся в сложной, непрямой взаимосвязи с нарушением образов — и образов восприятия, и образов-представлений.
Так как образ — не отдельная единица восприятия или представления, он формируется из контекста, который предшествует его переживанию, то можно думать, что нарушения образов-представлений при афазии свидетельствуют о более глубоких изменениях в психической сфере этих больных, чем это принято считать.
Все это дает основание для вывода о том, что афазия — это не изолированное нарушение речи, а системный дефект когнитивной деятельности, связанный с нарушением и других психических процессов, и что афазия ведет к дезинтеграции всей психической сферы, в том числе и мышления.
Глава VIII. Нарушение предметных образов разной модальности у больных с афазией
§ 1. Проблема и методика исследования
Дальнейшие наши исследования были направлены на уточнение тех выводов, к которым мы пришли при изучении функции называния предметов, описанных нами в предыдущей главе. С этой целью мы совместно с С. К. Сиволаповым[125], с одной стороны, продолжили исследование зрительных образов-представлений при других формах афазии (эфферентная моторная, динамическая и афферентная моторная афазии), а с другой стороны, мы поставили задачу изучения вопросов о роли модальности образа в его нарушении и о роли образа и его модальности в нарушении образного мышления. Поэтому мы изучали: 1) образы каких модальностей нарушаются при разных формах афазии; 2) влияют ли на качество актуализации образа-представления различные модальные характеристики предмета; 3) имеются ли (и каковы) особенности нарушения образов-представлений при разных формах афазии и зависят ли они и от топики поражения мозга.
Проблема пол и модальности образов еще недостаточно разработана в психологии, хотя на необходимость ее изучения указывали многие психологи. Некоторые исследователи считали, что в структуру образов-представлений в том или ином соотношении входят зрительные, слуховые, тактильные, обонятельные, двигательные и другие компоненты. Нам представляется, что, по всей вероятности, образные процессы (их формирование, актуализация и др.) могут «запускаться» извне стимулами любой модальности, а ведущую роль в протекании образов-представлений играют зрительные компоненты, которые в экспериментальных условиях могут быть наиболее полно представленными (выводимыми наружу) и потому быть индикаторами, показателями сохранности, сформированности и других образов-представлений предметов (А. Р. Лурия, Е. Cairns, P. Call, В. Jones, К. Connoly, H. L. Pick). Поэтому и в нашем исследовании ведущая роль принадлежит опытам со зрительными образами.