Прежде всего отметим, что среди психологов и психологически ориентированных лингвистов существует мнение о наличии и предложениях грамматического и психологического подлежащего и сказуемого, которые не совпадают друг с другом. «Представители психологической концепции в языкознании… в качестве компонентов мысли (суждения), выражаемой предложением, выделяют не логический предикат и субъект, а психологическое сказуемое и психологическое подлежащее», — писал В. 3. Панфилов[87]. Такой же точки зрения придерживались Г. Габелянц, Г. Пауль, Ф. Ф. Фортунатов и др. Ф. Ф. Фортунатов, например, определял выражаемую мысль в предложении как психологическое, а не логическое суждение, а Г. Пауль отмечал: «Грамматическая категория представляет до некоторой степени окаменение психологической»[88], Л. С. Выготский подлежащее и сказуемое называл психологическими двойниками.

Нам представляется, что наличие именно этих «психологических двойников» является одним из факторов, позволяющих больным с нарушением способности непосредственного понимания значений грамматических конструкций понимать и содержание, которое выражено в предложении, и его смысл, поскольку, как писал Полан, «…смысл слова представляет собой совокупность всех психологических факторов, возникающих в нашем сознании благодаря слову»[89].

Это еще одно дополнительное объяснение того факта, почему больные с теменно-затылочными поражениями мозга с грубым нарушением понимания значений грамматических конструкций тем не менее сохраняют способность понимания общего смысла предложения и текста. Кроме того, этому способствуют и особенности самих логико-грамматических конструкций в русском языке. Ряд лингвистов полагают, что в языке помимо грамматического (синтаксического) уровня существует и логико-грамматический, каждый из которых имеет свои специфические характеристики. Их анализ ведет к пониманию предложения не только как языковой единицы, но и как речевой. Различие этих структур проявляется прежде всего в том, что «…подлежащее и сказуемое, как организующие центры синтаксического уровня, не совпадают соответственно с логико-грамматическим субъектом и предикатом на логико-грамматическом уровне»[90]. На логико-грамматическом уровне предложения, который, по мнению многих лингвистов, надстраивается над синтаксическим, особыми грамматическими средствами выражается субъектно-предикатная структура мысли. Некоторые авторы, рассматривая вопрос о соотношении синтаксического и суперсинтаксического (логико-грамматического) уровней в плане соотношений языка и речи, считают логико-грамматический уровень принадлежностью речи, а синтаксический — принадлежностью языка. Так, Э. Бенвенист вообще рассматривает предложение не как языковую единицу, а как единицу речи. В. 3. Панфилов также отмечает, что предложение в целом, в его конкретном лексическом наполнении и содержании, в его обусловленности ситуацией, «…представляет собой речевую единицу, т. е. является принадлежностью речи, а не языка»[91]. Этот логико-грамматический уровень собственно и характеризует само предложение как единство, выражающее относительно законченную мысль и отнесенное к выражаемой в нем действительности. Как слово является не просто суммой морфем, а единицей высшего уровня по отношению к морфеме, так и предложение на логико-грамматическом уровне построения является не суммой слов, а логико-грамматическим единством.

Поражение теменно-затылочных отделов мозга ведет к нарушению восприятия больными именно этого единства, о чем писал А. Р. Лурия и которое мы наблюдали в нашем эксперименте: больные хорошо понимали значения отдельных слов, включенных во фразу, но не могли понять значений сложных конструкций, в которые эти слова включены. Это может говорить в пользу нарушения синтаксического уровня предложений у этой группы, т. е. уровня, который отражает лингвистический аспект речи, относящийся в большей мере к языку, чем к речи.

Неспособность больных сделать разбор предложения по частям речи и по членам предложения, понять значения таких синтаксических структур, как несмотря на, хотя, если бы, после того, как и др., являющихся языковыми структурами, призванными «…передать причинные, пространственные, временные, условные, противопоставительные и другие зависимости и взаимоотношения между мыслями»[92], в целом ведет к нарушению понимания синтаксических взаимоотношений между словами и отраженных в них взаимоотношений реальных объектов (предметов, явлений). А сохранные суперсинтаксические структуры (логико-грамматический уровень), относящиеся более к речи, позволяют больным проникнуть в содержание и смысл предложения.

Исходя из литературных и наших экспериментальных данных, можно предположить, что нарушение вербально-логического мышления при поражениях теменно-затылочных зон мозга, если рассматривать его в психолингвистическом аспекте, возникает непосредственно на лингвистическом (грамматическом) уровне из-за дефектов конкретных навыков и операций с грамматикой языка, обеспечивающих понимание значений грамматических конструкций.

Психологический уровень, на котором происходит понимание смысла, при этом остается сохранным. Можно думать, что при этой локализации поражения мозга преимущественно нарушается понимание кодов языка, а не речи, а вторично нарушается и понимание речи как естественного проявления языка.

При поражениях лобных систем мозга мы видим обратную картину: в этом случае первично нарушается психологический уровень в структуре понимания речи — уровень смысла и более сохранным остается лингвистический уровень сложного единства языка и речи. Эти больные могут понять значение синтаксических и грамматических конструкций, но не могут понять мысль, которую они передают. Операции (и навыки) низшего порядка по расшифровке значений у лобных больных не нарушаются, но, как мы знаем, наличие этих навыков еще не обеспечивает полностью появление интеллектуальной операции, необходимой для Понимания обобщенного смысла.

Наше более чем смелое предположение о дефектах «интеллектуальных операций», осуществляющих «высший синтез», направленный на создание «новых конфигураций» (комбинаций) на базе имеющихся интеллектуальных навыков и ассоциаций как одного из механизмов, лежащих в основе первичного нарушения вербально-логического мышления при поражении лобных систем мозга, естественно нуждается в дальнейшем осмыслении, уточнении. Хочу лишь заметить, что наше предположение не противоречит мысли Л. С. Выготского о том, что «…отношение операции решения задачи к арифметическим навыкам всецело совпадает с более общим отношением всякой интеллектуальной операции ко всяким навыкам, входящим в ее состав»[93].

Часть 2. Нейропсихологический анализ нарушения и восстановления наглядно-образного мышления

Глава VI. Психология образа и процесс опознания объекта

В этой части книги мы обратимся к наглядно-образным формам интеллектуального процесса, в том числе и к наглядно-образному мышлению.

Анализ истории проблемы роли образа в психике, и в частности в речи и мышлении, показывает, что при всем разнообразии подходов в психологии неуклонно растет интерес исследователей к проблеме образа. В этой связи С. Д. Смирнов писал: «Образ как психологическое понятие имеет более чем двадцати пятивековую историю. Попытки исключить его из системы психологических категорий, предпринятые в начале XX века в ходе антименталистского „бунта“, закончились, по меткому выражению Р. Хольта (1972 г.), „возвращением из изгнания“ и восстановлением образа в гражданских правах»[94].