— Хорошо. Передай сообщение.

Он вешает трубку, и я снова бросаю взгляд на склады. Стрельба уже закончилась, и я наблюдаю, как двое мужчин вываливаются на проезжую часть. В ярком свете автомобильных фар я вижу, как они сцепились в смертельной дуэли кулаков. Мое сердце замирает, когда я узнаю одного из них… На земле нет человека с такой плавностью движений, с такой грацией и силой. Этой дикостью.

Данте.

Драка все ближе. Они всего в двадцати метрах. Его черные волосы растрепаны, и едва ли есть сантиметр его оливковой кожи, который не был бы запятнан кровью. Каким-то образом ему удается одержать верх и оседлать другого парня, обрушивая кулаки на его лицо и грудь. Такой контролируемый, такой смертоносный. Он поднимает кулак, рисуя последнюю дугу, и именно тогда я вижу, как в темноте поблескивает нож.

Я вскрикиваю и роняю телефон. Только что мне пришлось наблюдать, как он ударяет человека ножом снова и снова.

Без сомнения.

Без колебаний.

Безжалостный убийца.

— Игра окончена, Данте. Бросай нож.

Эмилио выходит из склада позади него, зажимая окровавленную рану на груди. Я смотрю вниз на его другую руку, и мой желудок сжимается. Он направляет пистолет прямо на Данте.

С рычанием Данте отбрасывает нож и подчиняется, поднимаясь на ноги и медленно поворачиваясь лицом к своему брату.

— Я надеялся, что Джозеп прикончил тебя.

Его голос хриплый от усталости. Грудь Данте тяжело вздымается, когда он втягивает воздух в легкие, но в нем все еще есть борьба, я это вижу. Его глаза темные и смертоносные, выражение лица такое же сдержанное, как всегда. Эмилио еще не заметил меня, присевшей у машины, но я знаю, что Данте чувствует меня. Я вижу, как он бросает взгляд в мою сторону, а затем возвращает его на брата.

— Как жаль, но тебе не повезло, — усмехается Эмилио. — Ты только что убил тридцать моих лучших мужчин.

— И я убью еще тридцать, если у меня будет хотя бы половина шанса. Почему ты это сделал? Зачем убивать мою дочь? Ей было всего три года… Она была невиновна во всем этом.

Мои глаза наполняются слезами, когда я слышу неприкрытые эмоции в его голосе.

— Потому что я знал, какой урон это тебе принесет. Потому что знал, на что ты был способен, даже будучи мальчиком, и хотел использовать это в своих интересах и превратить тебя в своего домашнего убийцу, по крайней мере, на некоторое время… — в темноте я вижу зловещий белый отблеск ухмылки Эмилио. — Это вынудило тебя вернуться в Колумбию, брат?

— Мы больше не братья! — я слышу, как рычит Данте.

— Ты читаешь мои мысли. Прощай, Данте.

Раздаются два резких и смертоносных выстрела, рассекая прохладный ночной воздух, врезаясь в это прекрасное тело, которое я так люблю, и я в ужасе смотрю, как он падает.

— Нет! — кричу я, выскакивая из своего укрытия.

В моей голове опасная пустота. Эмилио поворачивается в мою сторону, и я вижу удивление и намерение, написанные на его лице, но я действую быстрее его. Сняв пистолет с предохранителя, стреляю пять раз подряд и наблюдаю, как его тело отлетает назад на асфальт, мои руки и плечи с мрачным удовлетворением воспринимают резкую отдачу пистолета.

Последовавшая за этим тишина — самый громкий звук, который я когда-либо слышала.

Я не чувствую ни сожаления, ни вины. Ничего.

Отбросив пистолет, бросаюсь к Данте, который лежит лицом вниз, из-под него растекается зловещая красная лужа. Каким-то образом я переворачиваю его на спину. Две зияющие дыры испортили его грудь и живот.

— Пожалуйста, не умирай. Пожалуйста, не умирай, — рыдаю я снова и снова, срывая через голову толстовку, чтобы прижать к его ранам.

— Ты ведь знаешь, что я не могу устоять перед тобой голой, — бормочет голос.

Я отступаю в шоке. Его темные глаза смотрят прямо на меня. Кожа на лице восковая и бледная, и боль запечатлена в каждой черте лица, но он жив. Мужчина пытается слабо улыбнуться.

— О, боже мой, Данте Сантьяго, никогда больше не умирай у меня на руках, — я бросаюсь к его груди, и он стонет.

— Не собирался. Не ругайся, — он кашляет, и это грубый, мучительный звук. — Черт, это больно.

Сирены уже почти настигли нас. Я вижу колонну огней всего в полукилометре от нас, мчащуюся по дороге, идущей параллельно контейнерным докам.

— Тебе нужно встать, — настойчиво говорю я. — Я должна отвести тебя к берегу. Я позвонила Рику. Он пришлет за тобой лодку.

Данте поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Теперь его глаза стали мягче. Я вижу золотые искорки, вновь появляющиеся в море тьмы.

— Ты действительно мой ангел, Ив.

Я качаю головой.

— Я только что убила твоего брата. И больше не могу носить этот титул.

— Ты всегда будешь носить этот титул рядом со мной, — резко говорит Данте, снова кашляя.

— Больше никаких разговоров. Полиция будет здесь с минуты на минуту.

— И ты сказала, что никогда не навестишь меня, если меня посадят.

— Давай ты не будешь оставаться здесь, чтобы выяснить это, хорошо? — я помогаю ему принять сидячее положение и закидываю его тяжелую руку себе на шею. — Ты помнишь все, что я тебе сказала?

Он кивает и утыкается носом в мою шею, пахнущую потом, смертью и мужчиной, которого я люблю больше всего на свете.

— Каждое слово.

Каким-то образом мы оба, шатаясь, поднимаемся на ноги, и я наполовину тащу, наполовину несу его к краю причала. Он в два раза больше меня, и мышцы моих рук протестующе кричат от того, что он постоянно падает. Мы останавливаемся передохнуть, проходя мимо мертвого тела Эмилио. Он растянулся на спине, из уголка его открытого рта сочится тонкая струйка крови. Его глаза не менее холодны и безжизненны, чем были, когда он был жив.

Я действительно только что убил человека?

— Ты хорошо справилась, Ив, — бормочет Данте.

— Я не ожидала, почувствовать это… онемение.

— Станет легче, — мрачно говорит Данте.

Нет, со мной этого не произойдет.

— Данте!

Джозеп появляется со склада, волоча свою левую ногу, на ходу отбрасывая пистолет.

— Старый друг.

Они валятся на землю, хватаясь за лица друг друга, будто опровергают мираж. Два солдата снова выживают, несмотря ни на что.

— Давай убираться отсюда к черту, — говорит Джозеп, отрываясь первым.

Данте кивает, внезапно выглядя мрачным и измученным, когда снова берет меня за руку. Полицейские машины уже выехали на проезжую часть, но параллельно ему по воде мчится одинокий катер. Он подплывает к нам так близко, как только может, но между кормой катера и причалом все еще остается десятиметровый зазор, и нет места для разгрузки трапа. Я наблюдаю, как двое мужчин смотрят друг на друга.

— Прыгайте! — я призываю их. — Чего вы ждете?

Данте крепче сжимает мою руку.

— Ты готова?

— Нет, — каким-то образом я вырываюсь. — Я не умею плавать, Данте.

Я наблюдаю, как он обдумывает эту информацию.

— Это не имеет значения, мы можем удержать тебя на плаву между нами.

— Нет, — тихо говорю я. — У вас обоих сильное кровотечение. Вы едва сможете сами удержаться на плаву.

— Я не оставлю тебя, — рычит он.

— На это нет времени, — я изо всех сил стараюсь сдержать слезы.

— Ив…

— Пожалуйста, Данте! У них есть твое имя. Они знают, как ты выглядишь. Ты спас меня. Ты спас моего отца. Тебе не место в клетке из-за этого.

— Поехали с нами, — снова умоляет он, беря мое лицо в свои руки, размазывая свою кровь по моим щекам.

Я качаю головой, мое сердце разбивается тысячу раз.

— Здесь слишком большой беспорядок. Мне нужно остаться и столкнуться с последствиями. Я понятия не имею, как собираюсь все объяснить своему отцу, но должна попытаться. Они не могут потерять и меня тоже, Данте.

Я вижу понимание в его глазах. Он должен отпустить меня. Данте должен принести эту жертву. Он должен вернуть меня моей семье, потому что это единственный способ, которым он может надеяться искупить вину за то, что довел моего брата до смерти.