Я замираю.

— С каких это пор?

— Пару часов назад.

Гнев поднимается из глубины моего живота. Я ненавижу, когда меня держат в неведении даже на минуту.

— Почему, черт возьми, ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Ты был «занят другими делами», — тактично бормочет Джозеп.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Эти его меткие замечания сегодня действует мне на нервы. Его выражение лица близко к самодовольному. Ему лучше успеть усмехнуться, раз он так хочет этого, прежде чем мой кулак коснется его лица.

— Итак, Сандерс не разлагается в мешке для трупов, — холодно говорю я.

— Наоборот, он в Таиланде. Он был напуган после Колумбии, чувствовал, что вот-вот что-то произойдет. Он залег на дно. Сегодня утром мы перехватили от него зашифрованное сообщение. Я договорился о переводе на нашу конспиративную квартиру в Сингапуре. Как только Томас доставит мисс Миллер обратно в Майами, он полетит прямо туда и заберет его.

Я бросаю взгляд на самолет, из одного из окон кабины на меня смотрит бледное лицо Ив. Я помню предупреждение Рика в Колумбии. Что-то о красивых женщинах и развязывании войн…

— Он на нашей стороне?

— Думаю, да.

Я наслаждаюсь быстрым моментом удовлетворения. Знал, что Сандерс никогда не предаст меня. У него есть связи, которые помогут нам восстановить нашу армию и огневую мощь.

— Найди мне другой самолет для вылета, — говорю я Томасу, поворачиваясь к лестнице. — Я хочу, чтобы он приземлился здесь в течение часа. Все, что можно спасти, отправляется с нами на борт.

Томас кивает мне.

— Конечно, jefe.

Я нахожу Ив в задней части самолета, болтающую с Мануэлем. Господи, если я и был зол до этого, то только что достиг детонации. Она намеренно отворачивается от меня, едва заметно моргая, когда я крадусь к ним по проходу. Мануэль не такой сдержанный. Он поднимает взгляд, и его милое лицо бледнеет под синяками.

— Оставь нас.

— Да, сеньор, — он тут же вскакивает на ноги.

— Подожди секунду, Мануэль, — Ив кладет руку ему на плечо, и я чуть не взрываюсь. — Ты не должен уходить из-за него.

— Нет, сеньорита, должен, — он отступает от нее так, будто Ив покрыта сибирской язвой.

— Он спас мне жизнь, Данте, — сердито говорит она, как только Мануэль исчезает за дверью. — Разве ты не можешь хотя бы на минуту смягчить иррациональную ревность и быть немного благодарным?

— Я не буду признательным ни одному мужчине, который проводит с тобой время, mi alma, — рычу я. — Никого, кроме меня.

— Остановись. Просто остановись.

Ив откидывает голову на кожаное сиденье, как будто у нее больше нет сил мириться с моим неразумным поведением. Узел беспокойства оседает у меня в животе. Неужели мой ангел уже устала от меня?

— Как скоро мы взлетаем?

Наступает пауза.

— Я не лечу с тобой, Ив.

— Что ты имеешь в виду? — ее голубые сапфиры смотрят на меня, когда я опускаюсь на свободное сиденье рядом с ней, стараясь не задеть плечо.

— Мой путь лежит на восток. В другую сторону от тебя

— Но я думала, что эту часть путешествия мы проведем вместе?

Мои страхи исчезают, когда я вижу опустошение на ее лице. Ив изо всех сил старается скрыть это, но румянец, разливающийся по ее высоким, раскосым скулам, говорит мне об обратном. Мой ангел всегда краснеет, когда пытается совладать со своими эмоциями.

— Тогда, думаю, это прощание, — бормочет Ив.

Я заставляю себя мрачно улыбнуться.

— Между нами никогда не будет прощания, Ив. Ты это знаешь, — наклонившись, я прижимаюсь губами к ее, закрывая при этом глаза и вдыхая ее сладкий, неповторимый аромат. Тот комок беспокойства, что завязался во мне ранее, теперь подступает к горлу. Ее пальцы на моей шее сзади, легчайшее прикосновение Ив манит меня еще ближе, пока я не поворачиваюсь всей верхней частью тела. Я крепко прижимаюсь к ее груди, вдавливая ее в сиденье.

— Спасибо, — шепчет она, отстраняясь, ее дыхание касается моей челюсти.

— За что именно? — я хмурюсь. — Что приставил пистолет к твоей голове, причинил тебе и твоей семье невыносимую боль или дважды похитил тебя?

Наступает пауза.

— За то, что вернул меня к жизни.

И черт меня подери, если это не самые сладкие слова, которые я когда-либо слышал.

— Я бросила все, когда Райан умер. Отгородилась от любви, от опасности, от всего, что могло причинить мне боль. Я едва существовала. А теперь я знаю, что больше не могу так жить. Ты открыл мне на это глаза, Данте. Ты так много отнял у меня, но так много дал взамен.

Я опускаю руку на подлокотник кресла, пальцами судорожно сжимая мягкую кожу.

— Крепко держись за эту мысль в ближайшие недели и месяцы, — грубо говорю я. — Я единственный, кто может сделать для тебя еще больше.

— Неужели?

Она закатывает глаза от моего собственничества, и я снова бросаюсь вперед, хватаю ее за подбородок большим и указательным пальцами и дергаю вверх.

— Осторожнее, мой ангел. Твои акты неповиновения приведут только к тому, что я наклоню тебя над этим сиденьем и снова трахну. И мне все равно, что у тебя там все ноет.

— И все же я здесь, все еще полностью одета? — мягко насмехается Ив. — Мне лучше освежить свои навыки неповиновения, прежде чем мы снова встретимся.

Я облизываю губы и смотрю вниз на единственную женщину, которую вижу; единственную женщину, у которой в руках вся власть надо мной, и единственную, кто когда-либо будет.

— Серьезно, Ив? Ты хочешь сыграть в эту игру?

Боже, мне нравится развращать моего ангела.

Мне нравится чувствовать, как ее тело дрожит от желания под моими прикосновениями.

— Я сыграю в любую игру, в которую ты захочешь, Данте, — выдыхает она, ее зрачки расширяются от вожделения. — И я буду любить каждую грязную, пошлую минуту этого.

И мои губы, и мой член дергаются одновременно.

— Тогда я с нетерпением жду момента, когда смогу назначить тебе наказание.

Ив улыбается мне, и я чувствую, как таю и скольжу, как лавина, вниз, в неизвестном направлении. Теперь мой член упирается в молнию джинсов. Я ничего так не хочу, как скользнуть в нее и трахнуть жестко во второй раз за сегодня. Вместо этого я снова веду борьбу между своим голодом и своей совестью. Если бы я действительно заботился о ней, я бы позволил ей вернуться в Америку и никогда не возобновлял бы контакты, но я слишком эгоистичный человек, чтобы пойти на такую жертву.

Я отпускаю ее подбородок и провожу пальцем по гладкой щеке. Такая нежная и невинная…

«Моя», — яростно думаю я.

— Как бы я ни аплодировал этой вновь обретенной жажде к жизни, Ив, мне нужно, чтобы ты держалась подальше от неприятностей. Носи мой нож у своего сердца. Ты будешь находиться под наблюдением круглосуточно. Если Эмилио хотя бы вздохнет в твою сторону…

— Полагаю, тогда это означает, что никаких свиданий, — ее улыбка становится шире, и я решаю что придать больше блеска ее глазам станет моей жизненной миссией.

— Нет, если только ты не хочешь, чтобы их смерть была на твоей совести.

Мгновение мы смотрим друг на друга, застыв во времени. Наши лица всего в нескольких сантиметрах друг от друга, когда я запоминаю каждую ямочку и изгиб. Я борюсь со всеми своими инстинктами, чтобы отпустить ее. Могут пройти месяцы, годы, прежде чем мы снова увидимся, но не будет и секунды, когда я не буду думать о ней; молча поклоняться ей издалека; трахать ее снова и снова в своих снах.

Я должен оставить ее. Мне нужно делать то, что я обязан делать, сколько бы времени это ни заняло. Мне нужно снова обезопасить ее, я многим обязан ее семье.

Громко выдыхая, я наклоняюсь и оставляю последнюю дорожку поцелуев от одного уголка ее рта до другого, а затем заставляю себя отстраниться. Но когда делаю это, чувствую опустошение от горя. Без нее я буду жалкой оболочкой человека. Ив Миллер, со всем своим ангельским светом и силой, ушла и заявила свои права на то, что осталось от почерневшего пепла моего сердца.