— Добро пожаловать домой, брат. Прошло много времени.

Дом? Для меня, Колумбия это сказка о разбитых мечтах и сожалении, об искаженном уродством детстве и воспоминаниях о маленькой девочке, которые изо всех сил стараюсь забыть. Я ненавижу это место. Оно превратило меня в тот тип человека, которым я клялся никогда не стать.

— Эмилио, — говорю я отрывисто. — Надеюсь, у тебя все в порядке.

Нам нравится изображать Сантьяго как единый фронт, но наша настоящая связь выкована во взаимной вражде. Я никогда не прощу его за ту его роль, которую, как я подозреваю, он сыграл в уничтожении мой прежней жизни. Он никогда не простит меня за то, что я всадил пулю в башку нашему отцу. Мы ходили на краю этой тьмы столько, сколько я себя помню, но сейчас, после откровений моей бывшей горничной любой проблеск света между нами исчез.

Мы оба высокие с оливковым цветом кожи, но на этом наша схожесть заканчивается. Он великолепен в деловой хватке. У Эмилио аккуратная стрижка, резкие черты лица и сильная привычка к кокаину и психопатическим характером. На самом деле, он выглядит, как чертов бухгалтер, тогда как я тренируюсь часами в день, чтобы укрепить нашу империю убийственной и жестокой точностью.

— Партнеры уже прибыли? — спрашиваю я его, когда он ведет нас внутрь.

Он кивает.

— Уже ждут. Пошли… для начала найдем тебе текилы.

Эмилио — безупречный хозяин, даже если нож находится на полпути к твоей спине. Я вижу, как он, оглянувшись через плечо, бросает взгляд на Джозепа.

— Моя похвала за прошлую неделю, Грейсон. Мне сказали, что от сеньора Гарсии осталось немного для опознания, — смеется он с мрачным удовольствием от унизительного конца, который мы подарили нашему враг. Эмилио всегда получал удовольствие от таких вещей — чем ужаснее они были, тем лучше.

— Мистер Сантьяго.

Джозеп почтительно склоняет голову, но я знаю, что все это чушь собачья. Он ненавидит моего брата так же сильно, как и я.

Напитки уже у нас на руках, и Эмилио ведет нас через свою роскошную прихожую и наружу на золотую террасу. За зоной отдыха располагается большой бассейн, выложенный сицилийским мрамором, вокруг которого расположена большая часть этого дома. Справа от меня за низким стеклянным столиком в тени дюжины пальм сидят двое мужчин и вдвое больше телохранителей.

— Данте, ты старый дьявол! Наконец-то его заманили обратно в Колумбию!

Более старая, патриархальная фигура из них двоих с трудом поднимается на ноги, но его объятия, но его объятия гораздо крепче и теплее, чем у моего брата.

— Сеньор Гомез, — протягиваю я, принимая его любезность. — Вижу, повара Картагены хорошо о вас заботятся.

Старик хихикает и с лаской похлопывает себя по животу.

— Ну, пока что не жалуюсь.

— Женщины, может и не разделяют твой энтузиазм, — язвит голос, когда мужчина моложе — хорошо одетый, светлокожий, темноволосый американец — встает и протягивает мне для пожатия руку. — Данте Сантьяго. Давно не виделись.

— Рик. Нечасто мы видим тебя так далеко от Майами.

Рик Сандерс — лицо наших операций в штатах и парень ловкий малый. Он — человек со связями. Брокер, способный превратить выдохшуюся сделку в многомиллионную прибыль. Он нравится мне. Я доверяю ему. Единственный другой мужчина, о котором я могу сказать то же самое, это высокий американец, стоящий прямо за моей спиной.

— Птичка нашептала мне, что ты подружился с нашей женщиной, — говорит Рик, когда я опрокидываю в себя остатки текилы, и Эмилио щелкает пальцами официанту, требуя добавки.

— Временное отвлечение, — бормочу я, внутренне матерясь.

Я был прав. Разведанное моей бывшей горничной сейчас самая горячая сплетня. Без моей защиты Ив больше никогда снова не будет в безопасности.

— Не будь слишком очарован, мой друг… посмотри вокруг. Колумбийские женщины обладают изгибами, способными поставить мужчину на колени, и они менее склонны создавать неприятности. Будь я немного более наглый, сказал бы, что нашел бы для тебя удовольствие в другом месте.

— Я предпочел бы, чтобы ты этого не делал.

Ухмылка Рика быстро исчезает.

— Я серьезно, Данте. Эмилио начинает беспокоиться. Не начинай войну из-за какой-то женщины. Если я хорошо помню, то у греков это все обернулось не совсем хорошо… — Рик замолкает, увидев мое выражение лица.

— Уже долгое время мы с тобой друзья, Рик. Было бы очень стыдно заканчивать это сегодня.

— Иисус, Данте. Успокойся, черт побери. Если я вмешался не в свое дело, то извиняюсь.

Да, бл*ть, ты так и сделал. Тебе стоит знать лучше.

Но в конце, я принимаю его извинения. Рик мне не враг и когда мы вместе занимаем свои места, я расспрашиваю его о семье, чтобы показать ему, что между нами нет никаких дурных чувств. Все это время Джозеп стоит позади нас, направив взгляд на разворачивающееся действо, и как всегда наблюдая за моей спиной.

Сегодня вечером у нас есть лишь одна тема для обсуждения — планы по расширению нашего распределения по всему восточному побережью. Нью-Йорк ― наш последний бастион, который нужно завоевать, и мы совершаем набеги на местные картели, рассчитывая на потенциальное партнерство и полный захват города.

Большую часть беседы я держу рот на замке, предпочитая, чтобы другие вели разговор. К такого рода деловым вопросам я равнодушен, да и слова Рика застряли у меня в мыслях. Я оставил сотню своих солдат присматривать заИв, но по правде говоря, есть только двое, которые достаточно хороши для этой работы. Мой солдатский инстинкт на повышенной боевой готовности. Назревают неприятности, но с какой стороны их ждать? Я смотрю через стол на Эмилио, который с Риком обсуждает условия сделки.

Он бы не посмел… или?

Я приканчиваю свой стакан и прошу еще. Моя одержимость Ив превращает меня в параноидального придурка, коим является мой брат. Когда беседа прерывается после ужина, я встаю на ноги.

— Прошу меня извинить, джентльмены… Джозеп, на пару слов.

Он следует за мной до самой кромки воды, чтобы нас не было слышно.

— Что случилось?

— Возьми мой самолет. Мне нужно, чтобы ты вернулся домой.

Его лицо лишено всяких эмоций, но я знаю, что он не рад этому.

— Уезжай сейчас, пока я не передумал.

— Я думал, ты сказал, что она была просто отвлечение, ничего больше?

— Я, бл*ть, не знаю, кто она, Джозеп, но у меня плохое предчувствие, которое неспособно заглушить никакое количество текилы. Слова сказаны. Я уязвим. Рик только что дал мне предупредительный выстрел. Если Эмилио решит, что моя голова вне игры, он сделает все возможное, чтобы там меня и удержать.

Глаза Джозепа превращаются в щелочки.

— А это так?

— Что так?

Я снова отвлечен. Думаю об Ив. Я вспоминаю нежный румянец на ее щеках и неприкрытую жажду в глазах, когда я разорвал платье с ее тела.

— Ты вне игры? Я был бы не против получить хоть маленький намек, если ты вдруг решишь взять самоотвод.

Я перевожу взгляд на стол. Планирую ли я взять самоотвод?

— Все не так просто, — выдаю я, сосредотачиваясь на них. — Дело не только в ней. Никакая женщина не будет диктовать, какие решения мне принимать, неважно, как хорошо она трахается.

— Ты уверен насчет этого? — он смотрит на меня своими пронзительными серыми глазами.

— Боже, Джозеп, я не могу просто так взять и бросить эту жизнь, как и ты. Для нас нет пути назад.

Он кивает, наконец-то, принимая это. Пятнадцать лет назад он потерял свою жену и маленького ребенка в автокатастрофе. Вскоре после этого я позвонил ему с предложением. С того самого момента наша работа заполняла эту темную и мстительную потребность в нас обоих. Она привносит цель и смысл в нашу жизнь, и без нее мы бы кричали в бездну и до смерти спились бы.

— Это ничем хорошим не закончится, Данте, — он предупреждает. — С Эмилио должна быть либо полная открытость, либо ничего. С ним невозможно договориться.

— Я разберусь с ним, когда нужно будет. А до тех пор, следи за своей спиной.