Но противники наши упорствуютъ. Почему, говорятъ они, не примѣнить къ литературнымъ произведеніямъ условій ссуды вмѣсто условій мѣны? Почему вознагражденіе автора, вмѣсто разъ заплоченной цѣны, не можетъ принять форму процентовъ? — Вы допускаете принципъ процентовъ; вы сознаетесь, что проценты примѣнимы и къ займу потребляемыхъ предметовъ (mutuum) и къ ссудѣ не потребляемыхъ и даже недвижимыхъ предметовъ (commodatum). Почему же не отдать преимущества этому, болѣе удовлетворительному для авторскаго самолюбія, способу вознагражденія передъ тѣмъ, который далеко не такъ справедливъ и противъ котораго столько кричатъ? —

Опять-таки сговоримся. Если вы требуете только замѣны купли-продажи кредитною операціею, то я ничего противъ этого не имѣю. Что такое въ сущности, кредитъ? — Это длящійся обмѣнъ, порождающій для должника право — возвратить занятую сумму и, слѣдовательно, уничтожающій безсрочность долга или, что одно и тоже, безсрочность платежа процентовъ.

Такимъ образомъ торговецъ платитъ банку извѣстный процентъ за дисконтированіе векселя, полученнаго имъ за товаръ, — и это совершенно справедливо потому, что банкъ оказываетъ купцу услугу, доставляя ему капиталъ въ то время, когда онъ еще не успѣлъ возвратить затраченной имъ суммы. Но ясно, что проценты платятся только до тѣхъ поръ, пока самъ банкъ не будетъ вполнѣ вознагражденъ, т. е. они платятся до истеченія срока дисконтируемаго векселя.

По тѣмъ же основаніямъ и потребитель, покупающій въ кредитъ платитъ за это извѣстный процентъ продавцу, что также совершенно справедливо потому, что процентъ служитъ вознагражденіемъ за отсрочку платежа. Послѣ производства уплаты, платежъ процентовъ прекращается. Какъ въ этомъ, такъ и въ предъидущемъ примѣрѣ проценты не имѣютъ самостоятельнаго значенія, а служатъ или вознагражденіемъ за услугу или платою за кредитъ. Ни одинъ банкиръ не согласится постоянно возобновлять обязательства своихъ должниковъ, и всякій торговецъ ведущій дѣла только съ помощью подобныхъ операцій, рано или поздно непремѣнно долженъ обанкрутиться.

Точно также и должникъ, обеспечивающій свой долгъ ипотекою, платитъ проценты, но все-таки съ надеждою и съ правомъ впослѣдствіи освободиться отъ обязательства.

Точно также наконецъ кредиторы государства и акціонеры общества желѣзныхъ дорогъ получаютъ проценты съ своихъ капиталовъ; но государство, тѣмъ не менѣе, сохраняетъ за собою право погасить долгъ; акціонерныя же компаніи учреждаются обыкновенно не болѣе какъ на 99 лѣтъ. Большимъ несчастіемъ считается, если государство не погашаетъ, а увеличиваетъ свои долги, или если акціонерная компанія не возвращаетъ въ установленный срокъ всего своего капитала.

Кредитъ есть только другая форма мѣны; если ничего другаго не требуютъ для интеллектуальныхъ произведеній, то, значитъ, намъ не объ чемъ спорить, вопросъ остается in statu quo. Но очевидно, что противники мои имѣютъ совсѣмъ не то въ виду. Они требуютъ установленія безсрочной ренты, которая столько же вытекаетъ изъ понятія кредита, сколько изъ понятій производства и мѣны.

Такимъ образомъ уничтожаются сами собою всѣ доводы моихъ противниковъ. Притязанія на учрежденіе литературной собственности основываются на одномъ только безсовѣстномъ виляньи. Если произведеніе ума юридически уравнивается съ продуктомъ, то оно и даетъ право только на опредѣленное вознагражденіе. Это вознагражденіе можетъ состоять или въ назначеніи пожизненнаго пенсіона или въ выдачѣ срочной привилегіи на исключительную продажу сочиненія. Требовать большаго, значитъ выходить изъ границъ и кредита и мѣны. Такой образъ дѣйствій не соотвѣтствуетъ условіямъ частной торговли, онъ даже хуже лихоимства, которое, по крайней мѣрѣ, не длится до безконечности.

Исполнить подобныя требованія значило бы поставить все общество въ крѣпостную зависимость отъ писателей, а такое порабощеніе хуже прикрѣпленія къ землѣ.

Допустимъ однако на время, что принципъ литературной собственности основателенъ. За тѣмъ слѣдуетъ перейти къ примѣненію его, но тутъ то и окажется затрудненіе. Какимъ образомъ, въ самомъ дѣлѣ, установить эту собственность?

Конечно въ основаніе ея нельзя положить самое произведеніе автора; мы достаточно уже доказали, что отъ понятія о производствѣ далеко еще до понятія о собственности; мы доказали уже, что произведеніе, подчиняющееся условіямъ мѣны, спроса и предложенія, передачи, уплаты, разсчота, не можетъ служить такимъ фондомъ, изъ котораго бы вытекала безсрочная рента.

Нельзя также положить въ основаніе литературной собственности капиталъ автора; капиталъ этотъ важенъ только для самаго автора, но безполезенъ, и слѣдовательно не имѣетъ никакой цѣны для публики, которая пользуется только самымъ произведеніемъ автора. Что касается до понятій кредита и процентовъ, по аналогіи съ которыми хотѣли установить безсрочную ренту, то они рѣшительно несовмѣстны съ понятіемъ безсрочности.

Остается только распорядиться съ міромъ духовнымъ, съ міромъ идей такъ же, какъ распорядились съ землею, т. е. размежевать его на участки между частными владѣльцами. Къ этому-то именно и стремится г. де Ламартинъ.

«Человѣкъ трудится надъ обработкою поля или надъ изобрѣтеніемъ выгоднаго ремесла. За это ему предоставляется право собственности на его произведенія, а по смерти его это право переходитъ къ наслѣдникамъ, назначеннымъ или закономъ или завѣщаніемъ. Другой человѣкъ, забывая самаго себя и семью, убиваетъ всю свою жизнь на то, чтобы обогатить человѣчество какимъ нибудь геніальнымъ произведеніемъ или новою идеею, которая произведетъ переворотъ въ цѣломъ мірѣ… Идея созрѣла, геніальное произведеніе вышло въ свѣтъ; весь образованный міръ пользуется этимъ произведеніемъ; торговля и промышленность эксплуатируютъ имъ въ свою пользу; оно дѣлается источникомъ богатства, порождаетъ милліоны, переносится изъ одной страны въ другую, какъ растеніе».

«Неужели же этимъ произведеніемъ должны пользоваться всѣ, кромѣ самаго автора, его вдовы и дѣтей, которые будутъ бѣдствовать въ то время, какъ неблагодарный трудъ отца будетъ обогащать и общество и постороннихъ частныхъ лицъ».

Г. де-Ламартинъ принимаетъ свои громкія, краснорѣчивыя фразы за доказательства. Гиперболы, антитезы, возгласы и декламація замѣняютъ для него логику. Отъ него требуютъ опредѣленія, а онъ рисуетъ картину, — доказательства, а онъ призываетъ боговъ во свидѣтели, клянется своею душою, вызываетъ духовъ, плачетъ. Г. де Ламартинъ принадлежитъ къ числу писателей, извлекшихъ наиболѣе выгодъ изъ своей болтовни; онъ награжденъ, свыше заслугъ своихъ, и деньгами и славою, — а жалуется на бѣдственное положеніе. Кто же въ этомъ виноватъ? Можно ли обвинить общество въ неблагодарности за то, что г. де Ламартинъ только и умѣетъ что размышлять?

Я готовъ согласиться на исполненіе желанія г. де Ламартина, но нужно точнѣе знать чего именно онъ требуетъ. Попробуемъ привести въ ясность мысль этого великаго рифмоплета.

Ему хочется, чтобы литературная собственность не смѣшивалась съ простымъ владѣніемъ литературнымъ произведеніемъ или цѣною его; ему хочется, чтобы она по отношенію къ міру интеллектуальному и нравственному была тѣмъ же самымъ, чѣмъ поземельная собственность въ отношеніи міра промышленнаго и земледѣльческаго. Тутъ, значитъ, требуется присвоить автору, самую идею, клочокъ интеллектуальнаго и нравственнаго міра, а не формулу, не внѣшнее выраженіе этой идеи. Такое заключеніе очевидно вытекаетъ изъ сравненія писателя, создающаго и развивающаго идею съ человѣкомъ, который обработываетъ поле и, съ дозволенія общества, становится собственникомъ этаго поля.

Даже г. Фредерикъ Пасси, одинъ изъ самыхъ ярыхъ защитниковъ литературной собственности, столько же ненавидящій софистовъ какъ и г. де Ламартинъ, находитъ, что въ высшей степени несправедливо такимъ образомъ защищать принципъ раздробленія общественной собственности и завладѣнія ею посредствомъ обработки; что подобныя разсужденія ведутъ къ уничтоженію поземельной собственности; что люди, высказывающіе подобныя мнѣнія, сознательно или безсознательно, становятся злѣйшими врагами права собственности. Такъ же смотритъ на это и г. Викторъ Модестъ. Я, съ своей стороны, вполнѣ согласенъ съ гг. Фред. Пасси и Викторомъ Модестомъ; я готовъ обѣими руками подписаться подъ такими разсужденіями и потому считаю требованіе г. де Ламартина совершенно неосновательнымъ.