Эти то знаменитые экономисты пятятся отъ послѣдствій, естественно вытекающихъ изъ провозглашоннаго ими принципа; такъ что не только для постороннихъ лицъ, но и для нихъ самихъ перестаетъ быть понятнымъ, — чего они хотятъ? —

«Идеи, говоритъ г. Лабуле, отецъ, составляютъ общее достояніе, которое частному лицу такъ же трудно присвоить какъ воду морскую или воздухъ. Я пользуюсь идеями, которыя находятся въ оборотѣ, но не обращаю ихъ въ свою собственность. Человѣкъ добываетъ изъ моря соль, другой пользуется воздухомъ для приведенія въ дѣйствіе мельницы, оба съумѣли создать себѣ частную собственность, частное богатство; но развѣ это мѣшаетъ и прочимъ людямъ пользоваться тѣми же неистощимыми источниками и развѣ, вслѣдствіе того, что воздухъ принадлежитъ всѣмъ, всякій имѣетъ право завладѣть моею мельницею?» —

Послѣдняя фраза ничто иное, какъ скачокъ. Мельница есть имущество недвижимое вслѣдствіе того, что она прикрѣплена къ землѣ; не будь этого прикрѣпленія, она была бы частью капитала. Примѣръ, приводимый учонымъ юристомъ и экономистомъ г. Лабуле, говоритъ, слѣдовательно, не за право собственности, а противъ него. Тотъ же писатель прибавляетъ:

«То же самое можно сказать и о книгѣ, съ тою только разницею, что литературное произведеніе не приноситъ ущерба общему фонду, но скорѣе обогащаетъ его. Боссюетъ написалъ «Всемірную Исторію»; Монтескье издалъ въ свѣтъ «Духъ Законовъ»; мѣшаетъ ли это другимъ писателямъ составлять новую всемірную исторію или открывать новый духъ законовъ? — Уменьшилось ли число находящихся въ оборотѣ идей? — Расинъ написалъ «Федру», но это не помѣшало Прадону выбрать тотъ же сюжетъ, и никто не счолъ подобнаго поступка контрафакціей. Пишите исторію Наполеона и пользуйтесь при этомъ трудами г. Тьера, но не перепечатывайте текста его книги потому, что подобная перепечатка была бы такимъ же очевиднымъ преступленіемъ, какъ и покража плодовъ, растущихъ въ моемъ саду».

Приводя цитаты изъ сочиненій подобнаго экономиста нужно бы комментировать каждую его фразу. Книгу нельзя сравнивать съ мельницею потому, что книга — продуктъ, который можетъ войти въ составъ капитала развѣ тогда, когда изъ книжной лавки попадетъ въ библіотеку учонаго; мельница же, построенная на землѣ, входитъ въ составъ того права собственности, которое признано законодателемъ, вслѣдствіе неизвѣстныхъ намъ соображеній. Правда, что литературное произведеніе обогащаетъ общество, но тоже самое дѣлаютъ и прочіе продукты. Литературный воръ, конечно, преступникъ, но не такой, какъ человѣкъ, укравшій, плоды, выросшіе на чужомъ полѣ. Это объясняется тѣмъ, что сочиненіе автора есть его продуктъ, плоды же составляютъ прибыль, пріобрѣтаемую собственникомъ по праву приращенія (accession). Я не стану останавливаться на этихъ мелочахъ, но обращу вниманіе только на главную мысль.

Итакъ, по мнѣнію г. Лабуле, область интеллектуальная, въ отличіе отъ области земной, не подлежитъ присвоенію. Пускай человѣкъ приводитъ свою мельницу въ движеніе посредствомъ воздуха, воды или пара, мельница все таки будетъ ему принадлежать; но самая мысль объ употребленіи воздуха, воды или пара какъ орудій движенія, самая мысль о замѣнѣ ими рукъ человѣческихъ не можетъ быть объектомъ права собственности. Правда, что тутъ иногда можетъ быть рѣчь о привилегіи; но заговорить о привилегіи, — значитъ вернуться къ обыкновенному положенію производителя, котораго вознаграждаютъ за трудъ, предоставляя ему на извѣстное время исключительное право распространять свой продуктъ, и извлекать изъ него прибыль. При такой оговоркѣ мнѣніе г. Лабуле безупречно: изобрѣтеніе можетъ породить право первенства (priorité), но не можетъ служить поводомъ къ установленію права собственности. Скажутъ ли намъ наконецъ, — г. г. экономисты, юристы и философы — чего они добиваются и на что жалуются? — До сихъ поръ ихъ рѣшительно нельзя понять и требованія ихъ далеко еще не формулированы. Послушать ихъ, такъ они самые энергическіе противники монополіи. Пусть же они будутъ вѣрны своимъ правиламъ и перестанутъ надоѣдать публикѣ своими глупыми декламаціями.

Земля раздѣлена между частными владѣльцами и хотя теорія права собственности еще окончательно не установлена, составляетъ еще не разрѣшонную задачу, но тѣмъ не менѣе поземельная собственность представляетъ собою многозначущій фактъ, занявшій видное мѣсто и въ международной политикѣ и въ отношеніяхъ частныхъ лицъ, фактъ, который принято объяснять высшими соображеніями, которому принято приписывать возвышенную цѣль, не смотря на то, что ни этихъ высшихъ соображеній, ни этой цѣли мы не понимаемъ.

Въ настоящее время, когда мы только что начинаемъ знакомиться съ наукою соціальной организаціи, прилично ли заносить руку на это непонятное для насъ учрежденіе, прилично ли перепутывать всѣ понятія, не отличать неба отъ земли и перевертывать весь свѣтъ для удовольствія нѣсколькихъ педантовъ? — На что жалуются литераторы? — развѣ положеніе ихъ хуже положенія другихъ производителей? — Поземельная собственность возбуждаетъ въ нихъ зависть; но подобное явленіе совершенно въ природѣ вещей, и не худо бы имъ понять свое положеніе прежде, чѣмъ жаловаться на него. Пускай они, въ ожиданіи новыхъ благъ, вмѣстѣ съ прочими людьми пользуются тѣмъ, что до сихъ поръ добыто прогрессомъ. Съ тѣхъ поръ, какъ прошла пора феодализма, земля, хотя еще и не составляетъ общей собственности, но доступна для всякаго. Слуга, работникъ, арендаторъ, торговка, всякій можетъ посредствомъ сбереженія части своихъ скудныхъ доходовъ скопить хотя небольшой капиталъ, пріобрѣсти на него недвижимое имущество и говорить въ свою очередь: я тоже собственникъ! — Кто же мѣшаетъ и литератору поступить такимъ же образомъ? — Подобныя превращенія постоянно повторяются; но обратить вознагражденіе, слѣдующее писателю, въ какое то постоянное ростовщичество — значило бы перепутать всѣ понятія и перевернуть весь соціальный строй.

Нѣкоторые изъ лицъ, слегка противившихся утвержденію проэктированнаго закона, увлечонные ложною аналогіею съ поземельною собственностью соглашались, что правительство имѣетъ право создать литературную собственность подобно тому какъ оно создало другіе виды права собственности. Эта легкомысленная уступка ясно свидѣтельствуетъ о томъ хаосѣ, который господствуетъ въ умахъ подобныхъ людей.

Конечно правительство можетъ сдѣлать все, что ему заблагоразсудится, если смотрѣть на дѣло только съ точки зрѣнія физической возможности. Если правительство желаетъ что либо сдѣлать, то кто же можетъ остановить его, особенно если оно поддерживается и общественнымъ мнѣніемъ? —

Другой вопросъ, если смотрѣть на дѣло такъ, что правительство можетъ сдѣлать все, что ему заблагоразсудится, но въ предѣлахъ экономическихъ, естественныхъ и общественныхъ законовъ.

Такъ напримѣръ: оно не можетъ сдѣлать, чтобы на вещь, которая по своему существу и назначенію есть ничто иное, какъ простой продуктъ, смотрѣли какъ на фондъ или собственность.

Оно не можетъ также обратить договоръ мѣны въ источникъ безсрочной ренты, хотя услуга или товаръ, служащій объектомъ мѣны можетъ быть или разомъ оплоченъ или платежъ можетъ быть разсроченъ на нѣсколько лѣтъ.

Оно не можетъ превратить платы за продуктъ въ арендную плату. Оно не можетъ, безъ нарушенія законовъ, на которыхъ основаны всѣ общественныя отношенія, и безъ смѣшенія всѣхъ понятій, постановить, чтобы на писателя, пустившаго въ оборотъ свои мысли, смотрѣли не какъ на простаго производителя-мѣновщика, но какъ на невознаградимаго коммандитарія, въ пользу котораго, за его услугу слѣдуетъ создать наслѣдственную, безконечную ренту. Правительство точно такъ же не можетъ сдѣлать всего этаго, какъ не можетъ раздѣлить воздухъ между частными владѣльцами или воздвигать строенія на морѣ, или производить безъ труда, или платить ренту всѣмъ и каждому.

Общество, вслѣдствіе высшихъ соображеній, еще не достаточно разъясненныхъ, но неопровергаемыхъ наукою, могло раздѣлить землю между частными владѣльцами и создать поземельную собственность; оно могло сдѣлать это, хотя подобное присвоеніе, по словамъ легистовъ, выходитъ изъ границъ того права, которое производитель имѣетъ на свои продукты, хотя политическая экономія вовсе не требуетъ подобной уступки, хотя у многихъ народовъ право собственности не существуетъ, а замѣняется правомъ владѣнія. Для того, чтобы установить интеллектуальную собственность правительству пришлось бы уступить писателю привилегію на тѣ общія идеи, которыя составляютъ общій фондъ всѣхъ мыслителей. Но подобной уступки правительство не въ состояніи сдѣлать; такая уступка противна здравому смыслу, да никто ея и не требуетъ. Какимъ же образомъ назвать правомъ собственности простую привилегію — на воспроизведеніе и продажу съ тою только цѣлью, чтобы создать синекуру для наслѣдниковъ писателя.