в) Что касается до политической и экономической системы, то признаніе принципа завладѣнія имѣло бы на нихъ гибельное вліяніе. Оно повело бы къ возстановленію ненавистной народамъ системы, которая въ настоящее время приняла бы еще худшій видъ, такъ какъ въ былое время она основывалась на религіи, а теперь была бы построена на матеріализмѣ и всеобщей продажности.

Послѣ всего этого выслушайте, что я вамъ скажу, вы, трусливые и простоватые буржуа и собственники, которымъ монополія, какъ знаменитый котъ въ сапогахъ въ сказкѣ Перро, кричитъ: «Если вы отвергнете интеллектуальную собственность, если вы не скажете, что литературная собственность есть такая же собственность, какъ и всякая другая, то и ваша поземельная собственность будетъ лишена всякой опоры, явятся дѣлильщики и всѣхъ васъ ограбятъ»; — слушайте же, что я вамъ скажу:

Двадцать три года тому назадъ я отнесся къ праву собственности, что называется, критически. Надѣюсь, что критика эта была обстоятельна и добросовѣстно составлена. Я могъ ошибаться, скромность прилична человѣку, у котораго столько враговъ; но и въ этомъ случаѣ велика-ли моя вина? Составляя свое критическое изслѣдованіе, которое, надѣюсь, было на столько самостоятельно, на сколько вообще можетъ быть критика, которымъ я гордился, потому что видѣлъ въ немъ исходную точку соціальной науки, путь къ примиренію сословій и задатокъ лучшаго государственнаго устройства, я старался не выходить изъ предѣловъ критики, не требовалъ экспропріаціи собственниковъ, вооружался противъ коммунизма, рискуя такимъ образомъ быть обвиненнымъ въ непослѣдовательности, лицемѣріи, двоедушіи. Я доказывалъ лишь то, что наша практическая философія совершенно еще новая наука, что если мы отреклись отъ феодальныхъ учрежденій, то все-таки еще государственное устройство наше не вполнѣ удовлетворяетъ требованіямъ свободы; что экономическое наше положеніе еще хуже политическаго; что всѣ наши свѣдѣнія по части соціальной экономіи и государственнаго управленія ограничиваются тѣмъ, что мы видимъ въ нихъ бездну противорѣчій; что, разрушивъ старый порядокъ, мы еще не приступили къ установленію новаго; что даже самыя почтенныя изъ нашихъ учрежденій въ сущности все-таки созданія нашего злаго генія; что все это — есть неизбѣжное послѣдствіе того революціоннаго положенія, въ которомъ мы находимся, и которое служитъ предвозвѣстникомъ зарожденія новаго права, новой философіи, въ которыхъ прошедшее примиряется съ будущимъ, которыя положатъ прочное основаніе нашему благополучію и славѣ.

Все это было сказано мною по искреннему убѣжденію; я былъ увѣренъ, что сообщая публикѣ свои мысли — осуществляю свое право и даже выполняю свою обязанность; самого меня, болѣе чѣмъ кого-либо другаго, изумили тѣ положенія, къ которымъ привелъ меня тщательный анализъ вопроса. Если я ошибся, и если вы, почтенные буржуа, столько же увѣрены въ этомъ въ настоящее время, какъ пятнадцать лѣтъ тому назадъ, то простите меня во имя философской терпимости и свободы мнѣній, допускаемой нашими законами. Неужели весь этотъ споръ объ авторскихъ правахъ не привелъ еще васъ къ убѣжденію, что нужно бояться педантскаго невѣжества, а не свободнаго изслѣдованія; что люди, возстающіе противъ моей критики и объявляющіе себя защитниками права собственности, въ сущности, понимаютъ дѣло гораздо хуже, чѣмъ я понималъ его въ 1840 г., такъ какъ они приводятъ доводы, двадцать разъ опровергнутые, которые больше всего компрометируютъ принципъ права собственности.

Въ настоящее время меня преслѣдуетъ другая мысль, которую вы можете, пожалуй, тоже отнести къ области галлюцинацій, но консервативнаго направленія которой вы не будете въ состояніи скрыть. Мнѣ кажется, что праву собственности, подъ бременемъ государственнаго долга въ 20 милліардовъ, бюджета въ 2 милліарда, возрастающей централизаціи, закона объ экспропріаціи по требованіямъ общественной пользы, которымъ нѣтъ никакихъ границъ, при такомъ законодательствѣ, которое вводя принципъ безсрочности литературной монополіи идетъ къ возстановленію феодальной системы; праву собственности, которое отстаивается неловкими адвокатами, которое угнетается барышничествомъ, и беззащитно отъ всевозможныхъ продѣлокъ шарлатанства; праву собственности, не смотря на энергическую защиту со стороны правительства, грозитъ большая опасность, чѣмъ въ 1848 году. — «Къ чему сословіе собственниковъ въ Парижѣ?» такое названіе носила одна брошюра, вышедшая нѣсколько лѣтъ тому назадъ, которая была пробнымъ камнемъ особой секты, своими ловкими продѣлками влекущей нашу слѣпую націю къ промышленному халифату. Настанетъ, и очень скоро, время, когда вы услышите и другой вопросъ: «къ чему сословіе собственниковъ во Франціи?» Тогда-то, какъ въ 1848 г., праву собственности придется искать новыхъ спасителей, а спрашивается гдѣ же оно найдетъ ихъ, если противъ него возстаютъ тѣ самые люди, которые его прежде защищали?… Я думаю, что тогда-то и настанетъ время для критическаго соціализма, которымъ васъ столько разъ стращали, обнародовать свои выводы и разрѣшивши страшную задачу, принять на себя защиту права собственности. Будьте покойны, защита критическаго соціализма будетъ для права собственности самою дѣйствительною защитою, которая поставитъ его на твердую почву. Дѣло обойдется безъ всякихъ издержекъ съ вашей стороны и безъ всякихъ уступокъ со стороны нашей отверженной касты.

Критика, очищая, провѣтривая идеи, прежде чѣмъ передаетъ ихъ публикѣ, не требуетъ за это никакой привилегіи. Она идетъ прямой дорогой, увѣренная въ своей логичности, никогда не пятится назадъ и не впадаетъ въ противорѣчія. Она независтлива, она заботится не объ одной только славѣ, не объ одной своей личной выгодѣ; отводя всему надлежащее мѣсто, она отдаетъ каждому должное. Поэтому-то она стоитъ за раздѣленіе земли между частными владѣльцами, но возстаетъ противъ установленія интеллектуальной собственности.

Примѣчанія автора отмѣчены цифрами, а примѣчанія переводчика — звѣздочками.

Dе la justice dans la Révolution et dans l’Eglise.

Etudes sur la propriété littéraire, par MM. Laboulaye, père et fils, 1858.

De la propriété intellectuelle par MM. Fréderic Passy, Victor Modeste, P. Paillotet, avec préface de M. Jules Simon, 1859.

Коммиссія состояла изъ 22-хъ членовъ и большинство ея (18-ть голосовъ) высказалось за принципъ безсрочности монополій. Меньшинство состояло, говорятъ, изъ гг. Флуранса (членъ института, секретарь академіи наукъ), Низара (членъ института), Дюпона (сенаторъ и прокуроръ кассаціоннаго суда) и Дидо (Firmin Didot — типографъ-книгопродавецъ). Странно, что люди, считающіеся представителями либеральнаго направленія, какъ гг. де Ламартинъ, В. Гюго, Ж. Симонъ, Фр. Пасси, Альф. Карръ, Пельтанъ и друг. отстаиваютъ это ультра-феодальное учрежденіе, тогда какъ къ числу его противниковъ принадлежатъ истинные друзья императорскаго правительства, каковы напр. Гг. Дюпонъ, Флурансъ и Низаръ.

При этомъ случаѣ я могу привести приговоръ императорскаго суда, лично меня касающійся. Въ 1836 году я издалъ (анонимно) учебникъ всеобщей грамматики въ видѣ продолженія къ Éléments primitifs Бержье. Книга почти вовсе не разошлась. Впослѣдствіе, послѣ болѣе серьознаго изученія предмета, найдя свою книгу весьма несовершенною, я рѣшился пожертвовать ею и продалъ оставшіеся экземпляры изданія мелочному торговцу. Одинъ книгопродавецъ выкупилъ ихъ у лавочника въ 1852 г. и пустилъ ихъ въ продажу подъ моимъ именемъ. Написавши эту книгу, я и не думалъ отъ нее отрекаться, но не выставилъ на ней своего имени потому, что не былъ увѣренъ въ ея достоинствѣ. По какому же праву постороннее лицо рѣшилось продавать эту книгу и объявлять мое имя безъ всякаго съ моей стороны согласія, въ то время, какъ я думалъ передѣлать свое сочиненіе и вознаградить вторымъ изданіемъ убытки, понесенные отъ перваго? — Конечно я имѣлъ право считать мои авторскія и издательскія права нарушенными. Безансонскій коммерческій судъ рѣшилъ дѣло въ мою пользу, но апелляціонный судъ взглянулъ на вопросъ съ другой точки зрѣнія. Онъ рѣшилъ, что процессъ начатъ мною не изъ любви къ истинѣ, а вслѣдствіе оскорбленнаго самолюбія, вслѣдствіе желанія уничтожить компрометирующее меня сочиненіе; что нельзя дозволить писателямъ подобнымъ образомъ обманывать публику и т. д. На это я отвѣчалъ, что книгопродавцу слѣдовало бы дождаться появленія въ свѣтъ новаго изданія моего сочиненія и тогда, сравнивъ его съ старымъ, онъ могъ бы сколько угодно обличать меня передъ публикою. Но не смотря на всѣ эти возраженія софисту было отказано. Рѣшеніе суда было основательно только въ одномъ пунктѣ, именно въ томъ, что мысль, обнародованная авторомъ, становится съ той поры общественною собственностью. Ко мнѣ этого принципа нельзя было примѣнить потому, что я въ это время намѣревался приступить къ новому изданію своего сочиненія, на что, вслѣдствіе закономъ предоставленной мнѣ привилегіи, имѣлъ полное право. Слѣдовательно, судъ, допустивши продажу подъ моимъ именемъ сочиненія, отъ котораго я отказывался, нанесъ мнѣ значительный ущербъ.