Неизбѣжнымъ, страшнымъ послѣдствіемъ новаго закона, несмотря ни на всѣ уступки, которыя могъ бы сдѣлать законодатель, ни на протесты тѣхъ, которые требуютъ введенія литературной монополіи, будетъ то, что не только самое произведеніе, но и общая всѣмъ, безличная, неотчуждаемая идея — превратится въ собственность. Въ этомъ случаѣ содержаніе нераздѣльно отъ формы; одно неизбѣжно слѣдуетъ участи другаго. Въ результатѣ окажется, что кромѣ монополизированной книги нельзя будетъ ни читать, ни писать никакой другой, нельзя будетъ имѣть никакой другой мысли, кромѣ мысли писателя-собственника.

Возьмемъ для примѣра Ариѳметику Безу и для удобства предположимъ, что Безу первый изобрѣлъ письменную нумерацію, четыре правила, пропорціи, логарифмы и т д. Безу издаетъ свою Ариѳметику и законъ даруетъ ему право вѣчной продажи этого сочиненія. Слѣдовательно, всѣ другія ариѳметики будутъ запрещены, такъ какъ очевидно, что здѣсь содержаніе преобладаетъ надъ формой; что отъ разности редакціи сущность нисколько не измѣняется; что ариѳметическія дѣйствія всегда одни и тѣже; что таблицы логариѳмовъ всегда одинаковы; что ариѳметическія знаки, языкъ, опредѣленія — не измѣняются. Такимъ образомъ для всей Франціи, для всей Европы будетъ существовать только одинъ учебникъ Безу и всѣ тѣ, которые захотятъ выучиться считать должны будутъ учиться по этому учебнику.

Все вышесказанное можетъ относиться и къ учебникамъ геометріи, алгебры, физики и проч. Слѣдовательно, всякая конкуренція, для этихъ издѣлій, все достоинство которыхъ заключается въ идеѣ, будетъ уничтожена; (подъ конкуренціей въ этомъ случаѣ я подразумѣваю возможность воспроизвести идею изобрѣтателя въ другихъ выраженіяхъ). Однимъ словомъ, такъ какъ содержаніе преобладаетъ надъ формою, то и будетъ существовать одна только книга, по весьма простой причинѣ, что идея одна и таже: Una idea, unus auctor, unus liber.

Возьмемъ другой примѣръ; мы только что видѣли какъ содержаніе преобладаетъ надъ формой, теперь же увидимъ какъ форма беретъ верхъ надъ содержаніемъ.

Въ силу одного закона 1791-го года, подтвержденнаго въ послѣднее время, молитвенники сдѣлались епископальною собственностію. Въ каждой епархіи они продаются въ пользу епархіальнаго духовенства, во всякомъ случаѣ никто не можетъ ихъ продавать безъ разрѣшенія духовенства. Слѣдствіемъ этого присвоенія было то, что всѣ молитвенники стали похожи одинъ на другой, такъ что вѣрующій можетъ молиться Богу только по извѣстной формѣ и въ выраженіяхъ, предписанныхъ высшимъ духовенствомъ. «Церковные часы», «Ангелы путеводители» и всѣ тому подобныя книги духовнаго содержанія могутъ продаваться только съ разрѣшенія Епископа. Здѣсь, говорю я, форма преобладаетъ надъ содержаніемъ, и въ самомъ дѣлѣ, какая сущность этихъ книгъ? Это стремленіе души къ Богу, на котораго она смотритъ, какъ на отца, творца, искупителя, олицетвореніе справедливости и наконецъ, какъ на мстителя, наказующаго за грѣхи. Основываясь на такихъ общихъ, неопредѣленныхъ данныхъ, понятно, что можно разнообразить выраженія до безконечности и писать книги на столько отличныя одна отъ другой на сколько Батрахоміомахія отличается отъ Илліады. Но церковь предупредила подобную дѣятельность, она составила формулы для молитвъ, сочинила утреннія и вечернія молитвы съ сохраненіемъ за собою права перевода и истолкованія. Слѣдовательно, дѣйствительно здѣсь форма преобладаетъ надъ содержаніемъ, такъ какъ по закону никто не можетъ учить дѣтей молиться Богу и распространять формулы славословія, неодобренныя духовенствомъ. Нетрудно было бы причислить къ той или другой категоріи, т. е. къ научнымъ книгамъ, въ которыхъ содержаніе преобладаетъ надъ формой, или къ религіознымъ, въ которыхъ форма преобладаетъ надъ содержаніемъ, всѣ произведенія литературы и искусства и присвоивать себѣ то форму въ ущербъ идеѣ, то идею въ ущербъ формѣ.

Разъ что какое нибудь сочиненіе философскаго, или политико-экономическаго, или юридическаго содержанія, заключающее новыя, оригинальныя идеи будетъ признано классическимъ, то оно исключитъ всѣ прочія, подобныя ему сочиненія, сущность которыхъ будетъ та же, съ измѣненіемъ лишь выраженій. Всякій знаетъ, что преступленіе противъ литературной собственности не заключается только въ заимствованіи чужихъ фразъ, имени, но и въ присвоеніи чужаго ученія, чужаго метода, чужой идеи и этотъ родъ воровства принадлежитъ къ самымъ низкимъ. Существуютъ разныя «философіи» — Декарта, Малебранша, Спинозы, Канта и т. д.; есть двѣ книги, носящія заглавіе: «Доказательство существованія Бога», — одна Кларка, другая Фенелона; есть «Нравственность» Зенона и другая «Нравственность» Эпикура и т. д. Выдача автору безсрочной привилегіи на изданіе и измѣненіе своего сочиненія принесетъ большой ущербъ книгопродавцамъ, уничтоживъ всѣхъ подражателей, контрафакторовъ, копіистовъ, коментаторовъ и т. д.

Замѣтьте, что это будетъ совершенно логично и даже, съ нѣкоторой точки зрѣнія, полезно и нравственно. Всякая посредственность не посмѣетъ уже больше писать; вороны въ павлиныхъ перьяхъ будутъ изгнаны; болтовня прекратится. Конечно подобнымъ полицейскимъ мѣрамъ я предпочту судъ общественнаго мнѣнія (хотя оно иногда и заблуждается, а иногда долго не высказывается); но въ сущности требованія собственниковъ будутъ все таки совершенно основательны и рано или поздно правительство, найдя и въ этомъ свою выгоду окажетъ имъ справедливость.

То же самое можно сказать и о твореніяхъ искусства, сущность которыхъ также заключается не въ выборѣ предметовъ, но въ формѣ, сообщонной идеалу.

Напримѣръ про драматическаго артиста говорятъ, что онъ создалъ роль и въ самомъ дѣлѣ истинный артистъ только по этому творчеству и узнается. Слѣдовательно, зачѣмъ же позволять другому артисту, искуссному въ подражаніи, но неспособному къ созданію ролей, завладѣвать собственностью своего товарища и играть не обдумывая тѣ же роли, благодаря только стараніямъ другаго. Всѣхъ подражателей нельзя назвать артистами, ихъ можно терпѣть только до тѣхъ поръ, пока они не искажаютъ оригинала. Что же изъ этого слѣдуетъ? Для того, чтобы гарантировать драматическому артисту ненарушимость его права, которое также священно, какъ и право автора, нужно запретить всякому подражать ему, что неисполнимо; или запретить всѣмъ другимъ представленіе той же пьесы, что уже совершенно нелѣпо.

Все вышесказанное можетъ относиться и къ живописи, и къ скульптурѣ, и къ поэзіи, и къ роману. Поэтическая идея точно также можетъ быть украдена, какъ воруется алгебраическая идея или какое нибудь изобрѣтеніе; въ мірѣ искусствъ есть столько же людей, живущихъ этимъ родомъ воровства, сколько и въ мірѣ промышленности и мануфактуры. Если только будетъ принятъ законъ о художественной и литературной собственности, то онъ долженъ будетъ предвидѣть всѣ эти случаи воровства, долженъ будетъ учредить особый родъ присяжныхъ экспертовъ и такъ какъ форма преобладаетъ надъ содержаніемъ, то мы придемъ наконецъ къ тому, что будемъ обращать въ собственность и самые сюжеты сочиненій, какъ то дѣлали Египтяне, жрецы которыхъ одни только имѣли право, по разъ установленнымъ правиламъ, производить барельефы, статуи, сфинксы, обелиски, строить храмы и пирамиды. Вотъ до чего доводитъ насъ логика, которая какъ извѣстно всегда безжалостна въ своихъ приговорахъ.

Мы уже видѣли какимъ образомъ законное обращеніе литературнаго произведенія въ собственность ведетъ къ обращенію въ собственность и самыхъ идей. До сихъ поръ я говорилъ обо всемъ только съ точки зрѣнія теоріи, теперь же покажу, что и съ практической стороны весьма не трудно осуществить подобное присвоеніе, во многомъ оно даже уже и совершилось.

Вы, можетъ быть, думаете, что тѣ произведенія литературы, которыя сдѣлались общественною собственностью еще до обнародованія новаго закона, останутся въ прежнемъ положеніи; что они по крайней мѣрѣ будутъ служить защитою отъ распространенія литературной собственности и злоупотребленія ею. Но все это только кажется; древніе авторы тоже будутъ присвоены и вотъ какимъ образомъ: