Нельзя такъ легко переходить отъ понятія о производительности къ понятію о собственности, какъ дѣлалъ это въ 1791 г. Шапелье, который и запуталъ законодательство по этому предмету. Противъ попытки установить синонимность этихъ понятій вооружается даже и обычай, такъ какъ и въ разговорномъ языкѣ, и въ наукѣ всѣми принято, что хотя одинъ и тотъ же человѣкъ можетъ быть и производителемъ и собственникомъ, но, тѣмъ не менѣе, эти два названія совершенно различны и часто даже противоположны другъ другу. Конечно продуктъ составляетъ имущество производителя, но это имущество не есть еще капиталъ, а тѣмъ менѣе собственность. До этихъ понятій еще далеко и чтобы дойти до нихъ нужно тщательно разузнать и проложить дорогу, а не шагать на ходуляхъ громкихъ фразъ, какъ дѣлаетъ г. де Ламартинъ.
Словомъ, возвращаясь къ нашему сравненію, сочиненіе писателя есть такой же продуктъ, какъ и жатва крестьянина. Если мы захотимъ узнать основаніе этой производительности, то придемъ къ двумъ моментамъ, соединеніе которыхъ даетъ продуктъ: это — трудъ съ одной стороны, а съ другой — основной капиталъ или фондъ, который для земледѣльца заключается въ землѣ, а для писателя въ томъ, что мы назовемъ пожалуй духомъ. Такъ какъ земля раздѣлена между частными владѣльцами, то всякій клочокъ ея, съ котораго воздѣлыватель собираетъ жатву, называется поземельною собственностью, или просто собственностью; это понятіе существенно отличается отъ понятія продукта, которому оно предшествуетъ. Я не стану разыскивать основаній института поземельной собственности, на которую не нападаютъ мои противники, стремящіеся только добиться ея контрафакціи. Эти основанія не имѣютъ ничего общаго съ нашими настоящими изслѣдованіями. Я воспользуюсь только твердо установленнымъ различіемъ между земледѣльческимъ продуктомъ и поземельною собственностью и скажу, что ясно вижу, въ чомъ заключается продуктъ писателя, но не могу найти соотвѣтствующаго ему права собственности. Въ чомъ оно заключается, на какихъ началахъ установить его? Размежуемъ ли мы міръ духовный подобно тому какъ размежевана земля? Я не противлюсь такому размежеванію, если оно возможно, но какимъ же образомъ произвести его?… Составляетъ ли собственность писателя самый продуктъ его, самое сочиненіе, матеріалы для котораго почерпнуты изъ общечеловѣческаго запаса свѣденій и которое въ свою очередь послужитъ матеріаломъ для дальнѣйшей разработки? Какимъ же образомъ, вслѣдствіе какихъ общественныхъ условій, какой законной фикціи, какихъ основаній совершится подобная метаморфоза? Вотъ что вамъ слѣдовало бы разъяснить, но чего вы не разъясняете, безъ всякой послѣдовательности переходя отъ понятія о продуктѣ къ понятію о собственности; я съ своей стороны сейчасъ же постараюсь разрѣшить этотъ вопросъ. Литераторъ — производитель, его продуктъ принадлежитъ ему; никто съ вами объ этомъ не споритъ. Но опять таки, спрошу я васъ, что же этимъ доказывается? Что нельзя требовать отъ литератора его продукта даромъ? Такъ, но что же изъ этого?
Здѣсь, впрочемъ, возникаетъ новый вопросъ, который нужно разсмотрѣть особо.
§ 4. О мѣнѣ продуктовъ. — Изъ мѣновыхъ отношеній не вытекаетъ право собственности
Такъ какъ для того, чтобы установить литературную собственность, начали доказывать реальность литературнаго произведенія, хотя первая вовсе не вытекаетъ изъ послѣдней, то и мы предположимъ, что эта собственность, если уже она должна существовать, будетъ результатомъ послѣдующихъ отношеній. Мы возвратимся къ той точкѣ, на которой оставили свой вопросъ и прослѣдимъ литературное произведеніе во всемъ его экономическомъ движеніи.
Всякое богатство, добытое трудомъ, есть въ одно и тоже время и продуктъ физической силы и проявленіе идеи. Выходя изъ рукъ производителя, оно еще не представляетъ собою собственности, оно есть просто продуктъ, прибыль, объектъ пользованія и потребленія. Но положеніе человѣчества было бы весьма незавидно если бы всякій производитель пользовался только своими специфическими продуктами. Нужно чтобы пользованіе обобщилось и чтобы человѣкъ изъ спеціальнаго производителя дѣлался всеобщимъ владѣльцемъ и потребителемъ. Способъ, посредствомъ котораго потребленіе продуктовъ дѣлается общимъ достояніемъ всѣхъ, представляетъ мѣна. Только мѣна придаетъ всякому продукту или всякой услугѣ — цѣнность; только мѣна порождаетъ для всякаго рода производительности понятіе вознагражденія, платы, жалованья и т. п.
Можетъ ли собственность, разумѣя подъ этимъ словомъ собственность поземельную, о которой раздѣленіе земли даетъ намъ столь ясное понятіе и на аналогіи съ которой хотятъ построить собственность интеллектуальную, можетъ ли, говорю я, собственность, которую намъ не удалось вывести изъ производительности, быть слѣдствіемъ мѣны? Этотъ-то вопросъ намъ и предстоитъ теперь разрѣшить.
Законы мѣны извѣстны: продукты обмѣниваются одинъ на другой, причомъ оцѣнка ихъ зависитъ отъ взаимныхъ отношеній спроса и предложенія; по совершеніи обмѣна каждая изъ помѣнявшихся сторонъ получаетъ право распоряжаться пріобрѣтеннымъ продуктомъ, какъ своимъ собственнымъ, и за тѣмъ всѣ взаимныя обязательства сторонъ прекращаются.
Эти законы всеобщи, они примѣняются ко всѣмъ родамъ продуктовъ и услугъ и не допускаютъ исключеній. Продукты чисто интеллектуальные обмѣниваются на промышленные точно такъ же, какъ послѣдніе мѣняются другъ на друга; въ обоихъ случаяхъ изъ договора мѣны вытекаютъ одни и тѣ же права и обязательства. Отъ чего же это зависитъ? Отъ того, какъ объяснили мы выше, что всѣ продукты человѣческой дѣятельности, въ сущности, однородны и однокачественны, всѣ заключаютъ въ себѣ употребленіе физической силы и проявленіе идеи; что всѣ дѣйствія человѣка, отъ идей выражаемыхъ словами до видоизмѣненія матеріи — ограничены, эфемерны, несовершенны; что сущность ихъ не зависитъ отъ воли человѣка; что средняя пропорціональная величина ихъ неизмѣнна. Вотъ чѣмъ объясняется то обстоятельство, что люди могутъ обмѣниваться своими продуктами, оцѣнивать другъ друга, платить другъ другу.
Но изъ всего этаго я все таки не вижу, чтобы вымѣненная вещь могла обратиться въ основной капиталъ, приносящій проценты или ренту, какъ земля, словомъ, чтобы она могла обратиться въ собственность.
Въ мѣнѣ можно найти много рѣзко другъ отъ друга отличающихся моментовъ, которые иногда порождаютъ серьозныя затрудненія; таково предложеніе, которое иногда предшествуетъ спросу, а иногда слѣдуетъ за нимъ; сюда же относятся: — торгъ, соглашеніе, передача, полученіе, уплата. Обо всѣхъ этихъ моментахъ писались цѣлые томы, всѣ они могутъ порождать различныя обстоятельства, но къ числу ихъ нельзя отнести, и даже невозможно вообразить себѣ такого факта, который замѣнилъ бы основную идею мѣны и обратилъ бы владѣльца, производителя или пріобрѣтателя вещи въ лицо, которое мы привыкли называть собственникомъ.
Мы дойдемъ въ послѣдствіи до вопроса о сбереженіи и капиталѣ и спросимъ, могутъ ли эти понятія повести къ понятію о собственности. Въ настоящую минуту насъ занимаетъ одна мѣна.
Я говорилъ уже, что одного понятія о литературномъ произведеніи недостаточно для установленія литературной собственности, подобно тому, какъ одного понятія о произведеніи земледѣльческомъ или промышленномъ недостаточно было бы для учрежденія собственности поземельной; теперь же я скажу, что литературная собственность не можетъ быть выведена и изъ принципа мѣны потому во первыхъ, что сочиненіе, служащее предметомъ мѣны есть всетаки ничто иное, какъ продуктъ, вещь потребляемая, совершенно противоположная тому, что принято понимать подъ собственностью; во вторыхъ, что по совершеніи обмѣна вещь принадлежитъ уже не производителю, а тому кто ее пріобрѣлъ; такія соображенія оставляютъ вопросъ in statu quo и совершенно уничтожаютъ гипотезу, установляющую право собственности въ пользу производителя.
Такимъ образомъ общепринятая въ настоящее время аналогія между литературнымъ и промышленнымъ произведеніемъ далеко не приводитъ насъ къ понятію о какой бы то ни было собственности. Это слѣдовало бы яснѣе понимать гг. Фредерику Пасси и Виктору Модесту, со всею свойственною имъ энергіею утверждающимъ, что собственность вовсе не есть послѣдствіе производительной дѣятельности и что тѣ люди, которые подобно г. Тьеру въ основаніе собственности кладутъ трудъ собственника, въ сущности не защитники, а противники права собственности. Очевидно, — таково же и мое мнѣніе, что поземельная собственность имѣетъ другое основаніе; что она выше, если не старше труда и что выводить, подобно защитникамъ безсрочной монополіи, право собственности изъ того, что литераторъ — производитель, значитъ самому портить свое дѣло.