Теперь остается только выполнить вторую часть программы, т. е. добиться уничтоженія способности разсуждать, къ чему общество уже хорошо подготовлено этимъ изнѣживающимъ диллетантизмомъ. Очевидно, что какъ только въ націи окончательно заглохнетъ духъ критики, то революція будетъ окончательно побѣждена; Франція, считающая себя артистическою страною, воображающая, что она съ своимъ идеаломъ господствуетъ надъ всѣмъ міромъ, придетъ въ совершенный упадокъ; Парижъ, который называли мозгомъ всего земнаго шара, превратится въ столицу модистокъ. Вотъ къ чему приведетъ установленіе интеллектуальной собственности.

Въ древнемъ Египтѣ, кромѣ отправленія богослуженія, духовенство имѣло еще исключительное право заниматься науками, литературой и искусствами. Однообразіе египетской архитектуры и скульптуры было слѣдствіемъ этой привилегіи. Впродолженіи 15-ти, 20-ти вѣковъ типы въ искусствѣ нисколько не измѣнялись. Тотъ же характеръ неподвижности видѣнъ и въ памятникахъ Персіи и Ассиріи и служитъ явнымъ признакомъ монополіи въ области мануфактуры и искусства. Понятно, что при такихъ порядкахъ древнія общества жили, такъ сказать, внѣ времени. Для нихъ вѣкъ былъ все равно, что день: какая завидная участь! Писатели, которые восторгаются продолжительностью существованія этихъ первыхъ монархій, должны были бы по крайней мѣрѣ показать своимъ читателямъ, чѣмъ обусловливалась эта продолжительность. Многіе эмигрировали бы изъ государства, если бы видѣли передъ собою сорокалѣтнюю смерть; голодъ, холера, гражданская война и инквизиція, всѣ вмѣстѣ, не такъ страшны, какъ эта неподвижность.

Защитники интеллектуальной собственности не сознаютъ, что введеніе ея поведетъ къ уменьшенію числа изобрѣтеній и вслѣдствіе монополизаціи идей и уничтоженія конкуренціи, остановитъ ходъ прогресса. Подобное непониманіе служитъ лучшимъ доказательствомъ ихъ невинности, но не дѣлаетъ чести ихъ прозорливости.

Я кажется уже доказалъ, что всѣ произведенія, принадлежащія къ области науки и права, по самой природѣ своей непродажны; что трудъ артистовъ и учоныхъ подлежитъ тому же самому закону и что независимо отъ соображеній политико-экономическихъ, которыя заставляютъ ихъ довольствоваться простымъ гонораріемъ, самое достоинство ихъ профессіи запрещаетъ имъ требовать большаго.

Итакъ одно изъ двухъ: или новый законъ не имѣетъ смысла, или онъ доказываетъ, что профессіи, очень удачно названныя свободными, — на самомъ дѣлѣ ничто иное, какъ только особый видъ холопской промышленности; что главная цѣль этихъ профессій, какъ и всѣхъ другихъ — богатство; что занимающіеся этими профессіями имѣютъ право извлекать изъ своихъ сочиненій какую имъ угодно выгоду, обусловливая ихъ распространеніе чѣмъ имъ угодно; что однимъ изъ этихъ условій можетъ быть вѣчная привилегія на продажу экземпляровъ своего сочиненія; что защищать непродаваемость твореній ума, значитъ приписывать художникамъ и писателямъ такой характеръ, который имъ не принадлежитъ, значитъ дѣлать ихъ настоящими провозвѣстниками истины, добра и справедливости, тогда какъ они совсѣмъ не провозвѣстники, а развѣ разносчики; что въ настоящее время нельзя уже, какъ дѣлалось это въ старину, называть поэта служителемъ и другомъ боговъ, такъ какъ онъ въ настоящее время только продавецъ духовныхъ пѣсенъ и амулетокъ; что наконецъ, если законодатель учредитъ въ области ума такую же собственность какая установлена въ пользу землевладѣльцевъ, то будетъ весьма справедливо съ его стороны даровать писателю монополію на неограниченное число лѣтъ.

Слѣдовательно, изъ формы и содержанія закона видно, что произведенія философіи, науки, литературы, искусства — могутъ быть продаваемы. Разсмотрѣвъ это, пойдемъ дальше.

Мы сказали, что замѣняя договоръ купли, продажи — пожизненною рентою, правительство поступаетъ совершенно произвольно и вопреки всѣмъ принципамъ права и политической экономіи, заботясь лишь о томъ, чтобы удовлетворить корыстолюбію писателя и установить въ пользу его ту монополію, которой онъ добивается. Итакъ, издавая подобный законъ, законодатель мало того, что оцѣниваетъ сверхъ заслуги трудъ автора, но и пренебрегаетъ общественными выгодами, причиняетъ ущербъ цѣлому обществу.

Мы знаемъ какимъ характеромъ отличаются всѣ человѣческія произведенія, какъ въ области философіи, литературы и искусства, такъ и въ области мануфактуры. Производительность эта состоитъ не въ сотвореніи (въ метафизическомъ смыслѣ этого слова) идеи или тѣлъ, но въ приданіи извѣстной формы матеріи и идеямъ, формы чисто индивидуальной и скоропреходящей. За подобное приданіе формы, а иногда еще и за первенство открытія вы даруете писателю право, которое обнимаетъ и самую идею, т. е. то, что безлично, неподвижно, обще всѣмъ людямъ. Я увѣренъ, что эта идея, сегодня впервые открытая и выраженная, которую вы такъ великодушно обращаете въ собственность нашедшаго ее писателя, завтра могла бы быть открыта другимъ, а черезъ десять лѣтъ и нѣсколькими вдругъ. Несомнѣнно, что когда настала пора появленія какой либо идеи, то она является одновременно въ нѣсколькихъ мѣстахъ, такъ что первенство открытія ничего не значитъ въ сравненіи съ неизмѣримостью движенія общечеловѣческой мысли. Дифференціальное исчисленіе почти въ одно и то же время было открыто Лейбницемъ, Ньютономъ и Ферма и по нѣкоторымъ указаніямъ перваго было отгадано Вернульи. Взгляните на поле: можете ли вы сказать, который колосъ раньше всѣхъ вышелъ изъ земли и есть ли возможность предположить, что всѣ колосья вышли изъ земли благодаря иниціативѣ перваго. Почти таково же и положеніе тѣхъ творцовъ (какъ ихъ называютъ), которыхъ хотятъ обратить въ какихъ то благодѣтелей человѣческаго рода. Они увидѣли, выразили то, что уже было въ мысли общества; они сформулировали законъ природы, который рано или поздно неминуемо долженъ быть сформулированъ, такъ какъ явленіе извѣстно; они придали болѣе или менѣе красивый видъ предмету, уже задолго до нихъ идеализированному въ воображеніи народа. Что касается до литературы и искусства, то въ этихъ сферахъ всѣ усилія генія должны быть направлены на то, чтобы выразить идеалъ массы. Творчество (даже въ этомъ тѣсномъ смыслѣ), въ особенности если оно вполнѣ удачно, безъ всякаго сомнѣнія, уже достойно благодарности; но зачѣмъ лишать человѣчество его достоянія, зачѣмъ обращать науку и литературу въ какія то ловушки для разсудка и свободы?

Интеллектуальная собственность сверхъ того, что изъявляетъ притязаніе на общественное достояніе, отнимаетъ еще у общества и ту законную часть, которая принадлежитъ ему, въ произведеніи всякой идеи и всякой формы.

Общество составляетъ группу; оно живетъ двоякою, реальною жизнью; какъ нѣчто собирательное и какъ множество индивидуумовъ. Дѣятельность его въ одно и тоже время и коллективная, и индивидуальная дѣятельность, мысль его также и коллективна, и индивидуальна. Все, что происходитъ въ этой группѣ, носитъ на себѣ такой характеръ двойственности. Конечно фактъ существованія коллективности еще не можетъ служить достаточною причиною для того, чтобы обратиться къ теоріи коммунизма и на оборотъ фактъ индивидуальности не даетъ намъ права не признавать общихъ правъ и интересовъ. Въ этомъ то распредѣленіи и равновѣсіи коллективныхъ и индивидуальныхъ силъ, т. е. въ справедливости, и заключается сущность науки управленія.

Въ новомъ законѣ о литературной собственности интересы индивидуума вполнѣ гарантированы; но что же достанется на долю общества? — Конечно общество должно вознаградить автора за его трудъ и даже, если хотите, за его иниціативу, но вмѣстѣ съ тѣмъ общество имѣетъ и свою долю въ этомъ произведеніи, оно должно участвовать въ собираніи плодовъ. Эту законную долю общество получаетъ посредствомъ договора мѣны, благодаря которому вознагражденіе соразмѣряется съ услугой. Интеллектуальная же собственность напротивъ того ничего не оставляетъ на долю общества, но все отдаетъ автору. Итакъ, въ проэктированномъ законѣ мы видимъ во первыхъ: признаніе продажными вещей, по самой природѣ своей не продажныхъ, и во вторыхъ: нарушеніе правъ общества. Перейдемъ къ приложенію закона.