На какомъ же принципѣ можетъ быть основана литературная собственность, — говоритъ г. Фредерикъ Пасси, — если для установленія ея недостаточно качества производителя, обработывателя и акушера идеи? Неужели она можетъ возникнуть вслѣдствіе одного произвола законодателя? — Боссюэтъ и Монтескье, замѣчаетъ г. Викторъ Модестъ, утверждали, что поземельная собственность основывается единственно на положительномъ законодательствѣ. Но эта система въ настоящее время брошена вслѣдствіе ея односторонности, произвольности и наконецъ потому, что она не разрѣшаетъ того страшнаго вопроса: почему законодатель, устанавливая право собственности, не раздѣлилъ землю поровну между частными владѣльцами и не принялъ мѣръ для того, чтобы и впредь, не смотря на все движеніе народонаселенія, продолжало существовать подобное равенство? Устанавливая право собственности, законодатель, конечно, имѣлъ на то свои основанія; онъ руководился соображеніями общественнаго порядка, а такія соображенія непонятны при неравенствѣ состояній. Но если, по современнымъ понятіямъ, одной законодательной дѣятельности недостаточно для установленія поземельной собственности, то для собственности интеллектуальной тѣмъ болѣе нужны еще другія основанія. Если допустить даже, что собственность поземельная введена путемъ законодательнымъ, то неужели же изъ этаго вытекаетъ для законодателя обязанность, въ видахъ симетріи, создать еще и собственность литературную? — Что касается до права завладѣнія или завоеванія, посредствомъ котораго также думали объяснить происхожденіе литературной собственности, то конечно всѣ юристы и экономисты отвергаютъ его. Мысль о подобномъ правѣ могла явиться только въ варварскія времена феодализма, а въ настоящее время никто не рѣшится ее поддерживать. Какой же принципъ положимъ мы въ основаніе поземельной собственности, если она не основывается ни на законѣ, ни на трудѣ, ни на завоеваніи, ни на завладѣніи? Для насъ, однако, это важный вопросъ потому, что принципъ, на которомъ построена поземельная собственность, по словамъ моихъ противниковъ, служитъ въ то же время основаніемъ, или скорѣе предлогомъ, для установленія собственности литературной. Г. Фредерикъ Пасси, хорошо понявши на сколько опасны для поземельной собственности и законодательная, и утилитарная, и завоевательная теорія и раздѣливши такимъ образомъ мнѣніе софиста, сталъ искать другой точки опоры. Онъ углубился въ психологическія изслѣдованія и что же извлекъ изъ нихъ? — Истину? Нѣтъ, увы! созерцать эту нагую богиню не дано старцамъ Мальтусовой синагоги. Г. Фредерикъ Пасси открылъ, что человѣкъ — существо дѣятельное, одаренное разумомъ, свободой воли, отвѣчающее за свои поступки, словомъ существо, одаренное личностью; что, вслѣдствіе такой дѣятельности, разумности, свободы, отвѣтственности, личности, — человѣкъ стремится присвоить себѣ, подчинить своей власти все окружающее; — такимъ образомъ и объясняется происхожденіе собственности. Бѣдный человѣкъ! настроивъ свое воображеніе психологическими мудрованіями, онъ и не замѣтилъ, что повторяетъ другими словами тѣ же теоріи, которыя только что опровергалъ. Несомнѣнно, что человѣкъ дѣйствительно существо дѣятельное, разумное, свободное, отвѣтственное, корчащее изъ себя царя природы, но тѣмъ не менѣе достойное всякаго уваженія. Личность его, покуда онъ не нападаетъ на права своихъ ближнихъ, неприкосновенна; произведеніе его защищается, какъ святыня. Но что же изъ всего этого можно вывести? — Что человѣку для развитія и обнаруженія своей личности нужны матеріалы, орудія, воспитаніе, кредитъ, мѣна, иниціатива. Но всѣмъ этимъ потребностямъ можетъ вполнѣ удовлетворить владѣніе въ томъ смыслѣ, въ какомъ толкуетъ его юриспруденція, опредѣляетъ гражданскій кодексъ, понимаетъ и примѣняетъ на практикѣ большинство славянскихъ народовъ. Такое владѣніе, спасающее человѣчество отъ коммунизма, можетъ удовлетворить вполнѣ всѣмъ требованіямъ политической экономіи. Ничего большаго не требуютъ, какъ я уже имѣлъ случай указать, всѣ теоріи, толкующія о производствѣ, трудѣ, мѣнѣ, цѣнѣ, заработной платѣ, сбереженіи, кредитѣ, и процентахъ. Гражданскія и семейныя отношенія, даже самый принципъ наслѣдственности также не требуютъ ничего больше. Политическая экономія, конечно, не отвергаетъ права собственности, но могла бы обойтись и безъ него; она не создала его, а нашла уже готовымъ; она только приняла, но не искала его. Такимъ образомъ, — не будь права собственности, — экономическій міръ отъ этого не пошолъ бы другимъ путемъ; но, при существованіи права собственности, — узнать его происхожденіе и назначеніе, — составляетъ существенѣйшую задачу нашего времени.
Для чего же существуетъ это узурпаціонное учрежденіе, порожденное нашимъ произволомъ? — Очевидно, что, чѣмъ ни оправдывать право собственности, ссылаться ли на законъ или на трудъ или на завоеваніе, считать ли его послѣдствіемъ свойственнаго человѣку индивидуализма, стремленія къ свободѣ, къ власти, словомъ какое толкованіе ни принимать, нѣтъ никакой возможности оправдать права собственности съ исторической и соціальной точки зрѣнія… Но тутъ я долженъ остановиться; издатель предостерегаетъ меня и кричитъ, что я нападаю на право собственности. Подобный терроризмъ, обнаруживающій скорѣе лицемѣріе, чѣмъ уваженіе къ законамъ и учрежденіямъ страны, составляетъ величайшій позоръ для нашего времени. Какъ! я нападаю на право собственности, потому что я не соглашаюсь съ экономистами, принимающими его на вѣру, и утверждаю, что оно составляетъ самую трудную задачу для соціальной науки, тѣмъ болѣе, что по видимому, основывается единственно на осужденномъ Евангеліемъ началѣ эгоизма! Послѣ этаго — сказать, что доводы, приводимые Кларкомъ — недостаточны для доказательства существованія Бога, значитъ — нападать на божество. Послѣ этаго сказать, что всякая попытка доказывать реальность матеріи и движенія содержитъ въ себѣ противорѣчіе, и кругъ въ объясненіи, — значитъ сдѣлаться скептикомъ и нигилистомъ. Послѣ этого разоблаченіе невѣжества и постановка вопросовъ — есть поруганіе всѣхъ законовъ божескихъ и человѣческихъ. Но при такихъ условіяхъ не можетъ существовать никакая наука, никакая философія; при такихъ условіяхъ не мыслимо даже существованіе какой либо политики, какого либо государственнаго управленія. Паскаль въ своихъ «Pensées», начинаетъ съ того, что унижаетъ человѣка, намѣреваясь впослѣдствіе его прославить и возвеличить. Можно ли сказать, что развивая теорію первороднаго грѣха, Паскаль вооружается и противъ Бога и противъ рода человѣческаго? — Почти такимъ же образомъ я отношусь къ праву собственности. Я принужденъ отвергнуть его, если буду обращать вниманіе только на тѣ мотивы и принципы его, которые выставляетъ школа; но я готовъ защищать его во имя болѣе возвышеннаго принципа, когда мнѣ укажутъ на подобный принципъ. Что же могу я сдѣлать для права собственности, покуда я не добрался до истинной его сути, какъ не освобождать его отъ тѣхъ пошлостей, которыми оно компрометируется?{9} Пусть читатель проститъ мнѣ мое увлеченіе и, положа руку на сердце, скажетъ, — возбуждаютъ ли въ немъ слова мои опасеніе за право собственности и напротивъ того не уясняетъ ли ему вопроса, не успокоиваетъ ли его моя аргументація. Конечно, соглашусь я съ г. Фредерикомъ Пасси, человѣкъ, вслѣдствіе своего индивидуализма, стремится къ завладѣнію, къ господству. Но это еще только стремленіе и нужно прежде всего узнать на чомъ оно основано, — на ясномъ сознаніи права, какъ желательно думать для всякаго собственника, или на порочномъ побужденіи, какъ утверждаютъ всѣ коммунисты, начиная съ Миноса, Ликурга, Пиѳагора и Платона. Во-вторыхъ нужно опредѣлить условія, правила и предѣлы этого стремленія; нужно рѣшить на чомъ оно должно остановиться: на правѣ пользованія, на узуфруктусѣ, на владѣніи, на эмфитеузисѣ или на правѣ собственности? Право собственности есть право владычества; но справедливо ли, разумно ли съ точки зрѣнія соціальной допускать такое владычество индивидуума? — Не всѣ люди могутъ быть собственниками; кто же попадетъ въ число избранныхъ? — Какое вознагражденіе, какую гарантію дать прочимъ?… Замѣтьте, что экономическія соображенія тутъ ровно ни къ чему не ведутъ: нельзя сослаться ни на интересы производства, ни на интересы земледѣлія потому, что въ большей части государствъ земля обработывается фермерами, арендаторами, а не собственниками. Наконецъ какимъ же образомъ, вслѣдствіе какихъ высшихъ соображеній, до сихъ поръ остающихся неизвѣстными, возникло понятіе права собственности. Чрезмѣрное развитіе института права собственности погубило Италію, latifundia perdidêre Italiam, какъ говорятъ историки описывающіе паденіе римской имперіи; съ другой стороны намъ случалось слышать, что право собственности можетъ служить синонимомъ злоупотребленія. Какъ согласить всѣ эти мнѣнія? — Можетъ ли право собственности быть ограничено не потерявъ своего характера? Гдѣ провести подобныя границы и какой законъ ихъ установитъ? — Вотъ что долженъ бы объяснить намъ г. Фредерикъ Пасси, но вмѣсто чего онъ отдѣлался пошлѣйшимъ софизмомъ (я примѣняю къ нему тотъ же эпитетъ, которымъ онъ меня надѣлилъ) и отвѣтилъ на вопросъ — вопросомъ же. вернуться Вопросъ о правѣ собственности можетъ быть любопытнѣйшій изъ вопросовъ, занимающихъ XIX вѣкъ, такъ какъ онъ интересенъ и съ юридической, и съ политической, и съ экономической, и съ нравственной точки зрѣнія, долго былъ камнемъ преткновенія и для публики, и для большинства писателей. Мнѣ самому случилось на немъ споткнуться, но я имѣю передъ своими собратьями хоть то преимущество, что сразу понялъ всю трудность этого вопроса и предугадалъ его разрѣшеніе. Думали, что достаточно одного здраваго смысла для разрѣшенія задачи, которая обхватываетъ всѣ стороны общественной жизни, которая впродолженіи 4000 лѣтъ не поддается философскому анализу, основной принципъ которой формально отвергался величайшими изъ мудрецовъ. И вотъ, зажмуривши глаза, всякій вздумалъ лѣзть на арену и браться за защиту несчастнаго института, за что и награждался благодарностью народовъ, которые всегда поклоняются людямъ, отстаивающимъ дорогія ихъ вѣрованія. И въ академіи, и на трибунѣ, и въ школѣ, и въ печати всякій хвастается тѣмъ, что разбилъ софиста; къ чему же привела эта блистательная побѣда? — Истина скрылась, а сомнѣніе стало еще безнадежнѣе, самый же институтъ собственности подвергся такимъ преобразованіямъ, что есть причина опасаться за его существованіе. Правительство, конечно, въ этомъ нисколько не виновато: усиливая репрессивныя мѣры, изобрѣтая новыя гарантіи, всѣми силами отстаивая институтъ права собственности, оно и не воображало, что право собственности вовсе не нуждается въ подобныхъ поддержкахъ, что если оно теряетъ свою самостоятельность, то превращается въ простую привилегію, утрачиваетъ всякое значеніе; такимъ-то образомъ, вступивъ въ союзъ со штыками, истина и справедливость безвозвратно погибаютъ. Такъ какъ для поддержанія истины и справедливости въ высшей степени важно, чтобы общество поближе познакомилось съ этимъ вопросомъ, то я рѣшаюсь вкратцѣ изложить результатъ моихъ изслѣдованій о поземельной и литературной собственности. Старые законники прямо говорили, что право собственности основывается на принципѣ завладѣнія и не принимали никакой другой гипотезы. Въ подпору къ праву завладѣнія принимали еще принципъ завоеванія, съ помощью котораго новый владѣлецъ становится на мѣсто прежняго, побѣжденнаго, вступаетъ въ его права. Въ то время, когда еще признавали права сильнаго, когда на завоеваніе, — естественное послѣдствіе каждой войны, смотрѣли какъ на нѣчто вполнѣ законное, подобное объясненіе права собственности было вполнѣ удовлетворительно. Явились Монтескье и Боссюэтъ и стали утверждать, что право собственности основывается исключительно на постановленіяхъ положительнаго законодательства. Въ наше время эта теорія оказалась несостоятельною и явились двѣ новыя. Одна кладетъ въ основаніе права собственности — трудъ; этой теоріи держится г. Тьеръ въ своемъ сочиненіи, «О собственности». Другая, считая мнѣніе Тьера неблагонамѣреннымъ, полагаетъ, что истинное основаніе права собственности лежитъ въ индивидуализмѣ; что право собственности есть проявленіе человѣческаго Я. Къ числу представителей этой теоріи принадлежатъ гг. Кузенъ и Фр. Пасси. Нечего и прибавлять, что положенія этой теоріи кажутся пустыми и самонадѣянными въ глазахъ послѣдователей Боссюэта, Монтескье и г. Тьера. Они основательно спрашиваютъ: — почему же не всѣ люди собственники, если для установленія собственности нужны только воля, свобода, личность и человѣческое Я? — Въ такомъ положеніи находился вопросъ, когда и я съ своей стороны взялся за его разрѣшеніе. Принявшись за разборъ и очистку всѣхъ этихъ теорій, я доказалъ, что всѣ онѣ одинаково ложны; я показалъ, что фактъ завладѣнія, самъ по себѣ, не можетъ породить никакого права; что авторитетъ законодателя заслуживаетъ всякаго уваженія и объ неповиновеніи законамъ не можетъ быть и рѣчи, но что въ настоящемъ случаѣ нужно осмыслить самый законъ, доискавшись до его мотивовъ, что трудъ — вещь священная, но что право, имъ порождаемое, не выходитъ изъ границъ простаго вознагражденія, по извѣстной экономической формулѣ: «услуга за услугу, продуктъ за продуктъ, цѣнность за цѣнность» и что трудъ никакимъ образомъ не можетъ сообщить человѣку званіе поземельнаго собственника; что человѣческое Я составляетъ только одинъ изъ элементовъ права собственности, для которой необходимо соединеніе двухъ моментовъ: вещи усвоиваемой, и лица, субъекта усвоивающаго, но что кромѣ того всетаки необходимо опредѣлить основанія и условія завладѣнія потому, что иначе всякій пролетарій явится къ вамъ и въ силу своего человѣческаго Я будетъ объяснять, что онъ также собственникъ. Противъ мнѣнія гг. Кузена и Фр. Пасси, приписывающихъ такое огромное значеніе нашему Я возстаетъ само Евангеліе, которое осуждаетъ эгоистическія стремленія человѣка подъ именемъ грѣха — любостяжанія. Всякому извѣстно, что первобытная церковь отвергала институтъ права собственности; впослѣдствіи пришлось сдѣлать уступку, но строгость первоначальнаго принципа была удержана въ устройствѣ монастырей. Съ паденіемъ Западной Римской имперіи палъ и институтъ права собственности; на развалинахъ его подъ вліяніемъ церкви и германскаго духа возникла феодальная система, окончательно разрушенная только въ 1789 году. Положивъ конецъ феодализму, революція, съ нѣкоторыми лишь ограниченіями, возстановила римскій институтъ права собственности, не подыскавъ, однако, философскаго ему объясненія. Текстъ закона передъ нами, а мотивовъ не видно. Но такъ какъ въ томъ періодѣ, который начался съ революціи, могутъ быть терпимы только раціональныя учрежденія, то праву собственности грозитъ теперь такая же опасность, какъ и въ первыя времена христіанства. Неужели праву собственности суждено испытать катастрофу, неужели и мы возстанемъ противъ него вмѣстѣ съ примитивною церковью? Такой вопросъ задаютъ себѣ всѣ слѣдящіе за ходомъ событій и видящіе ретроградный поворотъ дѣлъ. Многіе изъ отрицающихъ принципъ права собственности не сознаются въ этомъ, а многіе и сами того не сознаютъ. Я укажу напр. на слѣпыхъ защитниковъ централизаціи, на барышничающій сенъ-симонизмъ, вооружающійся противъ семьи и противъ свободы, на церковь, хлопочущую о возстановленіи погибшихъ монастырей и о возвращеніи утраченныхъ земель, на демократовъ, преклоняющихся передъ абсолютизмомъ, бредящихъ о какомъ-то единствѣ и приходящихъ въ негодованіе при одномъ имени федерализма. Я совсѣмъ не такъ смотрю на вещи. Для меня еще недостаточно одного открытія эгоистичности и антисоціальности принципа собственности для того, чтобы я вооружался и противъ самаго института; напротивъ, подобное открытіе побуждаетъ меня только къ дальнѣйшимъ изслѣдованіямъ. Мнѣ кажется, что право собственности, до сихъ поръ не понято обществомъ потому, что этотъ институтъ выше уровня современной цивилизаціи. Вмѣсто того, чтобы требовать отмѣны права собственности, какъ дѣлаютъ это теологи, основатели разныхъ религіозныхъ орденовъ и коммунисты, я всегда протестовалъ противъ всякаго коммунизма, гувернементализма и феодализма; съ другой стороны, я ревностно защищаю принципы промышленной свободы и конкуренціи, я отстаивалъ семью и право наслѣдованія; теперь же, въ книгѣ, посвящонной борьбѣ противъ монополіи, я громко заявляю, что право собственности представляетъ собою важный и запутанный вопросъ, который нужно разрѣшать, а не оставлять безъ вниманія. Современная критика обвиняетъ меня въ противорѣчіи и непослѣдовательности, нападаетъ на вѣроломство моихъ выводовъ и на нахальство моихъ большихъ посылокъ, указываетъ на мое пристрастіе къ парадоксамъ, а между тѣмъ опытъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе подтверждаетъ основательность моихъ положеній. По мѣрѣ того какъ принципъ права собственности ослабѣваетъ подъ ударами промышленнаго феодализма, и абсолютизма верховной власти, общество чувствуетъ, что и само оно распадается, а между тѣмъ не находитъ средствъ къ защитѣ. Насколько нелогичны всѣ до нынѣ извѣстныя объясненія права собственности, настолько же безумно требовать въ настоящее время уничтоженія такого учрежденія, котораго мы еще не понимаемъ. Возвращаясь къ гипотезѣ литературной собственности я нахожу во первыхъ, что нельзя брать для нея за образецъ собственность поземельную, которая и сама построена на мало извѣстныхъ началахъ; во вторыхъ, какъ будетъ доказано во второй части настоящаго сочиненія, каковы бы ни были мотивы учрежденія поземельной собственности, они не могутъ быть примѣнены къ собственности интеллектуальной потому, что въ мірѣ духовномъ не можемъ имѣть мѣста право завладѣнія. Такова сущность моей въ высшей степени консервативной мысли, которая, надѣюсь, должна привлечь на мою сторону множество симпатій послѣ того скандала, который поднялся вслѣдствіе моихъ критическихъ изслѣдованій и выведенныхъ мною формулъ. Но есть люди во всѣхъ партіяхъ, и между красными и между бѣлыми, считающіе всякое разсужденіе святотатствомъ. Право собственности принадлежитъ къ числу тѣхъ кумировъ, относительно которыхъ недопускается свобода разсужденій, къ которымъ недозволяется примѣнять критическій методъ Декарта. Говорить о правѣ собственности и его происхожденіи для подобныхъ людей все равно, что подходить съ огнемъ къ пороху… даже болѣе! — это значитъ предостерегать публику противъ ихъ шарлатанскихъ продѣлокъ и совѣтывать ей держать руки въ карманахъ. Плуты, нажившіеся барышничествомъ и рекламами, такъ и ждутъ приближенія полицейскаго коммиссара всякій разъ какъ рѣчь зайдетъ о правѣ собственности. Подобнаго страху мнѣ не случалось видѣть ни въ одномъ изъ добросовѣстныхъ собственниковъ. Но пусть успокоятся эти, далеко не безупречные, защитники права собственности, въ моей книгѣ они не найдутъ доносовъ. Происхожденіемъ ихъ правъ можетъ заниматься уголовный кодексъ, но учоному изслѣдованію до нихъ нѣтъ никакого дѣла. Имъ, можетъ быть, придется когда либо предстать передъ судомъ полиціи исправительной, но между ихъ интересами и интересами настоящихъ, добросовѣстныхъ собственниковъ нѣтъ рѣшительно ничего общаго. |
