В соответствии с полученным приказом, два жандарма несли службу как часовые на только что обысканных сыщиками двух мансардах. Они так продрогли от холода, что не выдержали: один из них спустился вниз и принес охапку дров, чтобы развести огонь в камине; не прошло и десяти минут, как в очаге уже полыхали яркие языки пламени, а четверть часа спустя каминная плита раскалилась докрасна.

И почти в то же время, хотя еще не наступил рассвет, поиски возобновились; строители били по стенам железными прутами и молотками с такой силой, что они сотрясались.

Несмотря на стоявший вокруг грохот, один из жандармов ухитрился заснуть, а его быстро согревшийся напарник перестал подбрасывать поленья в огонь. Рабочие наконец покинули эту часть дома, которую, следуя инстинкту разрушителей, они едва ли не превратили в руины.

Жандарм, не смыкавший глаз, желая воспользоваться передышкой и тишиной, наступившей после стоявшего здесь только что невероятного шума, разбудил товарища, чтобы в свою очередь подремать. Его напарник сильно продрог во сне. Он прежде всего подумал о том, чтобы согреться; для этого он снова развел огонь, а так как поленья плохо разгорались, стал подбрасывать в костер пачки "Ежедневной", грудой сваленные под столом.

Принявшийся за газеты огонь заполыхал с такой силой, что они отчаянно задымили, принеся столько тепла, сколько прежде не давали даже поленья. Согревшись, довольный жандарм решил скуки ради почитать "Ежедневную", когда вдруг творение его пиротехнической мысли неожиданно рухнуло и поленья, приставленные к каминной плите, разлетелись по мансарде.

И тут из-за плиты ему послышались необычные звуки, которые навели на странную мысль: он решил, что в каминной трубе завелись крысы, и теперь из-за жара в печи они решили переселиться в другое, более прохладное место. Жандарм разбудил товарища, и вдвоем они схватились за сабли, чтобы достойно встретить противника.

И пока жандармы готовились к столь новой для них охоте, один из них заметил, что каминная плита сдвинулась. На его крик: "Кто там?" ему ответил женский голос: "Мы сдаемся и выходим — погасите огонь!"

Оба жандарма тотчас бросились тушить огонь, затаптывая его сапогами. Каминная плита повернулась, и глазам жандармов открылось огромное отверстие. Они увидели женщину. Ее лицо было бледно, голова непокрыта, а волосы спадали на лоб, как у мужчины. На ней было скромное коричневое платье из так называемой неаполитанской шерсти, местами сильно обгоревшее. Женщина вышла из этого отверстия, касаясь ногами и руками горячих плит камина.

Женщина была Малыш Пьер, ее королевское высочество, госпожа герцогиня Беррийская.

Вслед за ней из убежища вышли ее спутники. Целых шестнадцать часов они провели без еды и питья.

Служивший им убежищем тайник был устроен между трубой камина и стеной соседнего дома под самой крышей, стропила которой служили ему потолком.

В то время, когда военные окружили дом, ее королевское высочество слушала метра Паскаля, который с улыбкой рассказывал о том, как по тревоге ему пришлось бежать из дома. В окно квартиры, где скрывалась принцесса, заглядывала луна, поднимавшаяся на светлом и безмятежно спокойном небе, и на фоне его темнели силуэты неподвижных и безмолвных башен старого замка.

Бывают такие минуты, когда природа кажется нам поистине умиротворенной и даже не верится, что в столь благодатной тишине нам может угрожать опасность.

Вдруг метр Паскаль, подойдя к окну, увидел блеснувшие в темноте штыки.

И в тот же миг он отпрянул назад с криком:

— Спасайтесь, сударыня! Спасайтесь!

Мадам бросилась к лестнице, и все последовали за ней.

Добежав до тайника, она пригласила с собой всех, кто был с ней. Согласно табелю о рангах, мужчины из окружения ее королевского высочества прошли первыми, а горничной, которая отказывалась идти впереди Мадам, та сказала, рассмеявшись:

— В соответствии с требованиями стратегии, командир должен замыкать отступление.

Когда солдаты вломились во входную дверь, за беглецами уже закрылась каминная плита.

Мы видели, с какой тщательностью производился обыск, и каждый удар по стенам был слышен в тайнике, устроенном за камином, где нашли убежище герцогиня Беррийская и ее товарищи. И всякий раз, когда стены сотрясались от ударов молотков и железных ломов и над их головами осыпалась штукатурка и падали кирпичи, они рисковали оказаться заживо погребенными под обломками.

Когда жандармы развели в камине огонь, его стенка и плита так раскалились и в узком и тесном убежище стало настолько жарко, что с каждой минутой становилось все труднее и труднее дышать, и все, кто прятался, несомненно бы погибли от удушья, если бы им не удалось оторвать от кровли несколько черепиц и немного проветрить помещение.

Больше всех страдала принцесса, ибо, войдя последней, она оказалась прижатой к каминной плите, и, хотя каждый из ее спутников постоянно предлагал ей поменяться местами, она наотрез отказывалась.

Над попавшими в ловушку людьми нависла угроза не только задохнуться, но и сгореть заживо; плита раскалилась докрасна, у женщин уже обгорели подолы платьев, и вот-вот их одежда грозила вспыхнуть факелом. Уже два раза загоралось платье на Мадам, и она гасила на себе пламя голыми руками, на которых надолго сохранились следы двух ожогов.

В укрытии уже нечем было дышать, а через редкие отверстия в кровле поступало слишком мало воздуха. Узники, замуровавшие себя в стене, начали задыхаться; если бы они остались здесь еще минут на десять, жизнь герцогини была бы поставлена под угрозу. Каждый умолял ее покинуть убежище, но она все не сдавалась; от бессильного гнева из ее глаз хлынули слезы, но жар от раскаленной плиты тут же высушил их на ее щеках. Огонь снова добрался до ее платья, и, когда она поднялась, чтобы погасить его, нечаянным движением задела за крючок, придерживавший каминную плиту, и та, слегка приоткрывшись, привлекла внимание жандармов.

Подумав, что она раскрыла секрет их убежища, Мадам согласилась сдаться из сострадания к мукам своих товарищей и вышла из укрытия, как мы только что рассказали.

И она сразу же попросила позвать Дермонкура. Один из жандармов спустился на первый этаж, где находился генерал, не пожелавший уйти, чтобы немного отдохнуть.

Как только объявили о приходе генерала, Мадам стремительно вышла ему навстречу.

— Генерал, — торопливо произнесла она, — я сдаюсь в надежде на вашу офицерскую честь.

— Сударыня, — ответил Дермонкур, — ваше королевское высочество находится под защитой французской армии.

Он проводил ее до кресла, и, опускаясь в него, Мадам все еще крепко держала Дермонкура за руку.

— Генерал, мне не в чем упрекать себя, я лишь выполняла свой материнский долг, желая отвоевать наследство сына.

Ее голос прозвучал отрывисто и резко.

Несмотря на бледность, Мадам находилась в таком возбужденном состоянии, словно у нее был жар. Генерал распорядился принести стакан воды, в который она опустила пальцы; почувствовав прохладу, женщина немного успокоилась.

Тем временем о происшедшем узнали префект и командир дивизии.

Первым прибыл префект.

Он вошел в комнату, где сидела Мадам, не потрудившись даже снять с головы шляпу, словно здесь не было женщины, пусть даже и арестованной; по положению, занимаемому ею в обществе, и по пережитым мукам она заслуживала больше уважения и внимания, чем префект со всеми почестями, оказанными ему за всю его жизнь. Подойдя к герцогине, он заглянул ей в лицо, молодцевато поднес руку к полям шляпы и, слегка приподняв ее со лба, произнес:

— А! Да, это она.

И он тут же вышел отдать новые распоряжения.

— Кто этот человек? — спросила принцесса.

Она задала вполне естественный вопрос, ибо высокое должностное лицо не удосужилось представиться, а по его одежде не было видно, какое положение он занимал.