— Что ж, эти люди в самом деле могут быть безобидными, надо только уметь правильно себя с ними вести; к несчастью, это не дано тем, кто нас послал, — произнес генерал с лукавой улыбкой. — Хотите узнать, о чем они между собой говорят? Вы в прошлом наверняка были адвокатом или являетесь им сейчас; я готов с вами побиться об заклад, что даже среди ваших коллег вы никогда не найдете никого, кто бы мог так много и долго говорить и ничего при этом не сказать, как эти люди. Эй, послушай, парень, — обратился генерал к вертевшемуся рядом с ними крестьянину лет тридцати пяти — сорока, с любопытством разглядывавшего лепешку в своих руках. — Эй! Парень, скажи-ка мне, где можно купить такую отличную лепешку, от одного вида которой у меня потекли слюнки.

— Сударь, эти лепешки не продают, их раздают.

— Черт возьми! Тем более мне хочется их отведать.

— Я и сам удивляюсь, — ответил крестьянин, — и еще как удивляюсь, что такие прекрасные белые лепешки раздают задаром, когда от желающих их купить не было бы отбоя!

— Да, в самом деле довольно странно, но нам кажется не менее странным и то, что первый человек, к кому мы обратились, не только нам подробно отвечает, но и предвосхищает наши вопросы. Добрый человек, покажите мне вашу лепешку.

И генерал стал внимательно разглядывать изделие, которое передал ему крестьянин.

Это была обычная белая лепешка, испеченная из муки, замешенной на молоке. Только перед тем как поместить в печь, на ней ножом сверху вырезали крест и четыре параллельные линии.

— Черт возьми! Как же приятно получать такой подарок, соединяющий полезное с приятным. Этот рисунок, должно быть, изображает какой-то ребус. Скажи-ка мне, дружок, кто дал тебе эту лепешку?

— Мне ее не дали: мне не доверяют.

— А! Вы патриот?

— Я мэр здешней коммуны и поддерживаю правительство. Я увидел, как женщина раздавала бесплатно лепешки людям из Машкуля, хотя они ее об этом не просили и не предлагали ничего взамен. Когда я попросил ее продать, она не осмелилась мне отказать. Я даже купил две: одну сразу же съел при ней, а вот эту положил в карман.

— А не могли бы вы, любезнейший, уступить ее мне? Я собираю ребусы. А этот показался мне интересным.

— Как хотите: я могу вам отдать или продать.

— А! — произнес Дермонкур, взглянув более внимательно на своего собеседника. — Мне кажется, что я тебя понял. Ты можешь мне объяснить, что означают эти иероглифы?

— Конечно, и я даже могу сообщить вам кое-какие другие полезные для вас сведения.

— Так ты хочешь, чтобы тебе заплатили?

— Конечно, — нимало не смутившись, ответил крестьянин.

— Вот как ты служишь правительству, назначившему тебя мэром?

— Черт возьми! Разве правительство покрыло черепицей крышу моего дома? Разве правительство сменило на каменные хоромы мое убогое жилище? Нет, я по-прежнему живу в глинобитной, покрытой соломой хижине, которая при пожаре мгновенно превратится в горсточку пепла. За риск надо платить; вы же понимаете, что все мое имущество может в одну ночь сгореть.

— Ты прав. Что ж, господин супрефект, это по вашей части. Слава Богу, я всего лишь солдат; прежде чем получить товар, надо за него заплатить. Вам придется раскошелиться.

— Скорее расплачивайтесь, — произнес фермер, — на нас смотрят со всех сторон.

И в самом деле крестьяне, по всей вероятности движимые любопытством, которое всегда вызывают у них заезжие люди, мало-помалу плотным кольцом окружили двух господ и своего земляка.

Это обстоятельство не ускользнуло от внимания генерала.

— Дорогой мой, — громко произнес он, обращаясь к супрефекту, — вы вовсе не должны верить на слово этому человеку. Он вам продает двести мешков овса по цене девятнадцать франков за мешок. Но нет никакой уверенности в том, что вы их получите. Дайте ему задаток и потребуйте расписку.

— Но у меня нет ни бумаги, ни карандаша, — сказал супрефект, разгадав замысел генерала.

— Так вернитесь в гостиницу, черт возьми! Посмотрим, — продолжал генерал, — продаст ли нам здесь еще кто-нибудь овес? Нам нужно кормить лошадей.

Какой-то крестьянин утвердительно кивнул, и, пока генерал торговался с ним, супрефект и человек с лепешкой смешались с толпой, не привлекая к себе излишнего внимания.

Как, наверное, уже догадался наш читатель, этим человеком был не кто иной, как Куртен.

Попробуем рассказать, чем он с самого утра занимался.

Разговор с юным хозяином дал Куртену обильную пищу для размышлений.

Он рассудил, что простой донос не принесет ему большой выгоды.

Кроме того, правительство может и забыть о необходимости наградить за оказанную услугу одного из своих мелких агентов. Рискуя остаться ни с чем, Куртен подвергался большой опасности, навлекая на себя ненависть роялистов, столь многочисленных в здешних местах.

Вот тогда-то он и придумал план, в который, как мы уже знаем, он посвятил Жана Уллье.

Он надеялся использовать в своих целях влюбленность юного барона и завоевать расположение маркиза де Суде, считая, что тот только и мечтает об этом союзе, а это, в свою очередь, дало бы ему возможность хорошо заработать, если он не будет раскрывать рта, и одновременно спасти человека, чья жизнь, если он не ошибался, высоко ценилась партией роялистов.

Мы видели, как Жан Уллье принял предложение Куртена. И вот тут-то Куртен, упуская такое для него выгодное дело, польстился на мелкую подачку и перешел на сторону правительства.

Спустя полчаса после того, как в толпе затерялись супрефект и Куртен, на поиски генерала отправился жандарм. Он нашел его мирно беседующим с благообразным нищим в отрепьях; выслушав несколько слов, сказанных ему на ухо жандармом, генерал поспешил в гостиницу «Белый конь».

Супрефект встретил его в дверях.

— И что же вам удалось узнать? — спросил генерал, увидев, что лицо чиновника так и светится от удовольствия.

— А! Генерал, есть отличная новость! — воскликнул он.

— Что ж, посмотрим.

— Я только что говорил с весьма осведомленным человеком!

— Ну и новость! Они все как один самые осведомленные люди на свете! И самый несведующий из них знает больше господина Талейрана. И что же вам рассказал этот осведомленный человек?

— Он видел, как позавчера вечером в замок Суде прибыл переодетый в крестьянскую одежду граф де Бонвиль в сопровождении невысокого крестьянина, похожего на женщину.

— И что же?

— Генерал, сомнений больше нет.

— Выкладывайте, господин супрефект, все до конца: вы же видите, с каким нетерпением я жду продолжения вашего рассказа, — произнес самым спокойным тоном генерал.

— Я думаю, что эта женщина вовсе не принцесса, которую мы ждали.

— Что ж, вы вправе иметь собственное мнение, а я думаю по-другому.

— Почему же, генерал?

— Потому что у меня есть свои источники информации.

— От добровольных помощников или нет?

— Разве можно от этих людей добиться чего-то добровольно!

— Ба!

— Но что же вы узнали?

— Да ничего.

— Ну все же?

— Когда вы ушли, я занялся покупкой овса.

— А потом?

— Крестьянин, к которому я обратился, попросил у меня задаток. И это требование с его стороны было вполне правомерным. Я же в свою очередь попросил у него расписку, на что также имел полное право. Он хотел зайти в первую попавшуюся на глаза лавчонку, чтобы составить расписку. «Ба! — воскликнул я, — вот тебе карандаш, а у тебя наверняка найдется клочок бумаги: моя шляпа будет вместо стола». При нем действительно оказалось какое-то письмо; разорвав его пополам, он написал на обороте расписку. Вот она.

Супрефект взял листок и прочитал:

«Получено от господина Жана Луи Робье пятьдесят франков в счет оплаты за тридцать мешков овса, которые я обязуюсь ему доставить 28 сего месяца.

14 мая 1832 года.

Ф. Террьен».

— Ну и что? — заметил супрефект. — Я не вижу ничего заслуживающего внимания в этой записке.