Понадобилось всего несколько секунд, чтобы семнадцать гренадеров вскочили на лошадей позади егерей.

Восемьдесят гренадеров, два лейтенанта, пленник и трое егерей, в том числе Тенги, остались на правом берегу Булони.

Приказ был исполнен молниеносно, и генерал, возглавивший отрад из семнадцати егерей с гренадерами позади, въехал в реку.

В двадцати шагах от берега стало так глубоко, что у лошадей из-под копыт ушло дно, но они поплыли и несколько минут спустя благополучно достигли противоположного берега.

Пехотинцы спрыгнули на землю.

— Вы что-нибудь видите? — спросил генерал, вглядываясь в темноту.

— Нет, генерал, — ответили солдаты в один голос.

— Но именно отсюда, — продолжал генерал, словно размышляя вслух, — раздался крик нашего проводника. Обыщите кусты, но не отходите далеко друг от друга; возможно, вы найдете его труп.

Солдаты выполнили приказ генерала и прочесали местность в радиусе пятидесяти метров от своего командира, однако четверть часа спустя вернулись ни с чем, заметно обескураженные внезапным исчезновением проводника.

— Вы никого и ничего не нашли? — спросил генерал.

К нему подошел гренадер, что-то держа в руках.

— Я нашел вот этот матерчатый колпак, — сказал он.

— Где?

— На кустарнике.

— Это колпак нашего проводника, — сделал вывод генерал.

— Почему вы так решили? — спросил капитан.

— Потому что, — ответил, не раздумывая, генерал, — напавшие на него люди были в шапках.

Капитан замолк, не решаясь досаждать генералу расспросами, хотя было видно, что ответ генерала ничего ему не прояснил.

Дермонкур догадался о причине его молчания.

— Все очень просто, — произнес он, — люди, убившие нашего проводника, по всей видимости, шли за нами по пятам с той самой минуты, когда мы выехали из Монтегю, с целью отбить у нас нашего пленника. Похоже, что он более важная персона, чем я полагал вначале. Наши преследователи днем были на ярмарке, и, таким образом, у них на головах должны были быть шапки, как у всех выходящих на улицу людей, в то время как нашего проводника подняли с постели посреди ночи и он нахлобучил на голову первое, что ему попало под руку, или же отправился в дорогу в том, что было у него на голове, а именно в колпаке.

— И вы думаете, генерал, — сказал капитан, — что шуаны осмелились так близко подойти к нашему отряду?

— Они идут за нами от самого Монтегю и ни разу не потеряли нас из виду. Черт возьми! На этой войне так часто слышишь обвинения в жестоком обращении, но всякий раз на собственной шкуре понимаешь, что проявляешь излишнюю мягкость… Какой же я простак!

— Генерал, я отказываюсь вас понимать, — улыбнулся капитан.

— Вы помните нищенку, что встретилась нам на дороге, когда мы выезжали из Монтегю?

— Да, генерал.

— Так вот, по вине этой мерзавки мы оказались в столь незавидном положении. Мне хотелось отправить ее под стражей обратно в город, и я напрасно не доверился интуиции: ведь я бы мог спасти жизнь этому бедняге. Теперь я понял, что это за молитвы "Аве Мария", с которыми наш пленник связывал свое спасение до прибытия в Суде: мы только что слышали, как их исполнял целый церковный хор.

— Вы считаете, что им хватит наглости напасть на нас?

— Если бы у них было достаточно людей, они бы уже давно это сделали, но у них не больше пяти или шести человек.

— Мой генерал, вы хотите отдать приказ оставшимся на другом берегу солдатам начать переправу?

— Не торопитесь! Здесь слишком глубоко, у лошадей из-под копыт ушло дно: наши пехотинцы рискуют утонуть. Здесь поблизости должно быть более подходящее для переправы место.

— Вы думаете, генерал, что мы найдем брод?

— Черт возьми! Да я в этом просто уверен.

— Так вы знаете эту реку?

— Конечно, нет.

— Тогда откуда такая уверенность?

— Ах! Капитан, сразу видно, что вы не участвовали, как я, в великой войне, в этой войне дикарей, когда приходилось полагаться только на свою интуицию. Совершенно ясно, что они не поджидали нас по эту сторону реки до того, как мы вышли на берег.

— Это понятно только вам, мой генерал.

— Эй! Боже мой, да это понятно всем. Если бы они сидели в засаде на этом берегу, они услышали бы шаги нашего проводника, который, не подозревая об опасности, продирался сквозь кусты, и не стали бы ждать нас, чтобы захватить или убить его; следовательно, можно сделать вывод, что эти бандиты шли по нашим следам.

— Да, генерал, вполне возможно.

— Должно быть, они вышли к берегу Булони немного раньше нас. А промежуток времени, отделяющий наше прибытие и нашу остановку от того мгновения, когда напали на проводника, был слишком коротким, и у них не было времени сделать большой крюк в поисках брода.

— Почему бы им не переправиться в том же месте, что и мы?

— Потому что крестьяне в большинстве своем, в особенности в глубинке, не умеют плавать. Вот почему сам по себе напрашивается вывод, что переправа находится где-то совсем рядом. Пусть четверо солдат поднимутся вверх по течению реки, а четверо других спустятся вниз на пятьсот шагов. Вперед и поживее! Мы не должны ждать, пока нас здесь всех перебьют в то время, когда мы промокли до нитки!

Не прошло и десяти минут, как офицер возвратился.

— Вы были абсолютно правы, генерал, — доложил он. — Всего в трехстах шагах отсюда мы увидели островок посреди реки, от него к берегу перекинуто дерево, а еще одно дерево служит мостиком к другому берегу.

— Браво! — воскликнул генерал. — Солдаты смогут перейти реку, не замочив пороха.

И затем, обращаясь к отряду, оставшемуся на другом берегу, он скомандовал:

— Эй! Лейтенант, идите вверх по течению до переброшенного через реку дерева и не сводите глаз с пленного!

В течение пяти минут разделенный на две части отряд поднимался одновременно по обе стороны Булони.

Добравшись наконец до места, указанного капитаном, генерал дал команду остановиться.

— Сорок солдат во главе с лейтенантом, вперед! — приказал он.

Пехотинцы под командованием офицера вошли в реку и побрели по плечи в воде, держа высоко над головой на вытянутых руках ружья и боеприпасы, чтобы их не замочить.

Выбравшись на другой берег, солдаты заняли свое место в колонне.

— А теперь, — приказал генерал, — переправляйте пленного.

Тома Тенги вместе с Жаном Уллье въехали в воду в сопровождении двух егерей, следовавших справа и слева от них.

— Будь я, Тома, на твоем месте, — тихим и проникновенным голосом произнес Жан Уллье, — я бы опасался только одного: чтобы передо мной не возник призрак моего отца и не поставил бы меня перед выбором — пролить кровь его лучшего друга или отпустить его на свободу, расстегнув злосчастный ремень.

Егерь вытер рукой выступивший на лбу пот и перекрестился.

К этому времени трое всадников уже добрались до середины реки, но их слегка развело сильное течение.

Неожиданно послышался всплеск воды, доказывавший, что не напрасно Жан Уллье напоминал несчастному бретонскому солдату о призраке столь почитаемого им отца.

Генерал сразу же понял, что происходит.

— Пленный убегает! — воскликнул он громовым голосом. — Зажечь факелы, рассредоточиться по берегу, стрелять по нему, как только он появится на поверхности воды! А что до тебя, — добавил он, обращаясь к Тома Тенги, выезжавшему из воды в двух шагах от него и не пожелавшему скрыться, — ты от меня далеко не уйдешь!

И, достав пистолет из кобуры, генерал воскликнул:

— Смерть предателю!

И он выстрелил.

Сраженный наповал, Тома Тенги упал…

Солдаты выполнили приказ генерала с поспешностью, свидетельствовавшей о том, что они понимали, насколько серьезно их положение, и рассыпались по берегу реки вдоль ее течения.

В темных водах реки отражались кровавые отблески дюжины факелов, зажженных по правому и левому берегам Булони.