Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Я знаю песни, которые нравятся селянам, чьей милостыней я живу. Неужели несчастный инвалид, как я, или идиот, как мой приятель, могут представлять для вас серьезную опасность? Возьмите нас под стражу, если вам так хочется, но такой арест не делает вам чести.

— Ладно, но вам все же придется переночевать в кутузке! У вас не было крова на ночь, мои красавчики, — я вам устрою ночлег! Свяжите, обыщите и тотчас отведите их в камеру.

Однако Триго по-прежнему стоял с угрожающим видом, и никто не торопился выполнять приказ сержанта.

— Если вы добровольно не сдадитесь, — произнес сержант, — я распоряжусь принести заряженные ружья и тогда посмотрим, как ваша кожа выдержит пулю.

— Ну, будет, Триго, будет, мой мальчик, — сказал Куцая Радость. — Надо смириться: впрочем, не волнуйся. Нас скоро выпустят: такие бедняки, как мы, не заслуживают хороших тюрем.

— В добрый час! — воскликнул сержант, довольный тем, что дискуссия приняла мирный оборот. — Вас обыщут и, если не найдут ничего подозрительного и вы не будете шуметь ночью, утром выпустят на свободу.

Нищих обыскали, но у них не нашли ничего, кроме нескольких мелких монет, что еще больше убедило сержанта проявить снисхождение к пленникам.

— В конце концов, — сказал он, указывая на Триго, — этот огромный бык не виновен, и я не вижу, почему мы должны его арестовывать.

— Не считая того, — добавил Лимузен, — что, если ему взбредет в голову, как его предку Самсону, упереться в стену, она рухнет нам на головы.

— Ты, прав, Пенге, — сказал сержант, — тем более что ты разделяешь мое мнение. Нам только этого и не хватало. Ну, друг, убирайся, и поскорее!

— О мой добрый господин, не разлучайте нас, — плаксивым голосом затянул Куцая Радость, — мы не можем жить друг без друга: он — мои ноги, а я — его глаза.

— По правде говоря, — заметил один солдат, — они связаны покрепче любовников.

— Нет, — сказал сержант, обращаясь к Куцей Радости, — я оставляю тебя на ночь в кутузке для наказания, а завтра дежурный офицер решит, что с тобой делать. А теперь — живо вперед!

Два солдата направились к Куцей Радости, но он с неожиданной для инвалида ловкостью забрался на плечи Триго, и тот спокойно направился в сопровождении солдат в сторону подвала.

По дороге Обен, прижавшись губами к уху своего приятеля, произнес тихим голосом несколько слов. После того как Триго опустил его перед дверью в подвал, сержант подтолкнул инвалида, и тот покатился в камеру, словно огромный шар.

Затем Триго вывели за пределы поста и закрыли за ним ворота.

Словно оглушенный, Триго неподвижно простоял несколько минут, казалось, не зная, на что решиться. Он попробовал было устроиться на катке, на котором раньше отдыхали солдаты, но часовой запретил ему, указав, что здесь не полагалось находиться посторонним, и нищий направился в сторону Сен-Коломбена.

XXV

БЕГСТВО НА ВОЛЮ

Часа два спустя после задержания Обена Куцая Радость караульный услышал стук колес повозки, приближавшейся к посту. В соответствии с требованиями устава он крикнул: "Кто идет?", а когда повозка уже почти поравнялась с ним, приказал вознице остановиться.

Повозка остановилась.

Капрал и четверо солдат вышли за ворота, чтобы взглянуть на возницу и рассмотреть его повозку.

Перед ними была обычная крестьянская телега, набитая сеном, ничем не отличавшаяся от любой другой повозки, проезжавшей вечером по дороге на Нант; лошадью управлял возница, объяснивший, что везет в Сен-Фильбер сено для своего хозяина; затем он добавил, что выбрал для поездки ночь из-за нехватки времени, необходимого для полевых работ; выслушав крестьянина, капрал приказал его пропустить.

Однако такое проявление доброй воли со стороны военных не пошло на пользу бедному крестьянину: его телега, запряженная единственной лошадью, остановилась там, где подъем был наиболее крут, и, несмотря на все усилия возницы и его лошади, не могла сдвинуться с места.

— Думать надо было, прежде чем так нагружать несчастную скотину! — произнес капрал. — Разве вы не видите, что на телеге в два раза больше груза, чем бедная лошадь способна везти.

— Как жаль, — произнес второй солдат, — что сержант прогнал того малого, похожего на грязного быка и так хорошо нас развлекавшего! Мы бы его впрягли в телегу вместе с лошадью, и, немного поднатужившись, он помог бы вознице.

— Ох! Еще неизвестно, согласился бы он, чтобы его запрягли, — не поддержал его другой солдат.

Если бы солдат мог видеть, что происходило сзади повозки, он тут же бы получил подтверждение своим словам о том, что Триго воспротивился бы, если бы его попросили тащить воз в гору. \

Кроме того, от его внимания не ускользнуло бы, что лошадь не могла сдвинуть повозку с места отнюдь неспроста, ибо нищий под покровом темноты схватился руками за деревянную оглоблю, служившую для поддержки груза, и, упершись ногами в землю, а телом откинувшись назад, тянул телегу в противоположную сторону, мерясь силой, — с еще большим успехом, чем в прошедший вечер, — с лошадью.

— Ну что, подтолкнуть вас? — спросил капрал.

— Подождите, я сделаю еще одну попытку, — ответил возница и, повернув телегу, чтобы уменьшить ее сползание вниз с крутизны холма, взял лошадь под узцы, намереваясь заставить ее сделать хотя бы один шаг вперед, чтобы хоть как-то оправдаться в глазах солдат.

Но сколько он ни хлестал лошадь, сколько ни повышал голос и ни натягивал поводья, сколько солдаты ни помогали ему криками, лошадь по-прежнему только напрасно напрягала мышцы, высекая искры из-под копыт; затем несчастный конь повалился на бок, и в тот же самый миг, словно колеса встретили какое-то препятствие, нарушившее равновесие, повозка накренилась влево и перевернулась.

Солдаты, бросившись вперед, поспешили освободить лошадь от упряжи. В своем порыве они не заметили Триго: он, безусловно, остался доволен своим успехом, когда подлез под телегу и приподнял ее на своих геркулесовых плечах, а затем раскачал так, что она потеряла равновесие. Он преспокойно вылез из-под телеги и исчез в зарослях.

— Если хочешь, мы тебе поможем поставить телегу на колеса, — сказал капрал крестьянину. — Ты только отправляйся за второй лошадью; без нее ты не сможешь даже тронуться с места.

— Ах! Честное слово, это выше моих сил, — ответил возница. — Вот утром, когда рассветет! Видно, сам Господь Бог не хочет, чтобы я продолжил свой путь, а воле Божьей нельзя противиться.

И с этими словами крестьянин забросил поводья на спину лошади, снял седёлку, поднял коня на ноги и, пожелав доброй ночи солдатам, исчез в темноте.

Шагов за двести от караульного поста его нагнал Триго.

— Ну как, — спросил крестьянин, — ты доволен?

— Да, — ответил Триго, — мы все сделали так, как приказал Обен Куцая Радость.

— Ну, тогда в добрый час! А я оставлю лошадь там, где ее взял, и это не так уж трудно сделать, чего не скажешь о телеге. Когда ее владелец проснется утром и кинется искать свое сено, то весьма удивится, найдя его наверху по соседству с постом!

— Ничего! Я скажу ему, что так было нужно для нашего дела, — ответил ему Триго, — и он не станет нас бранить.

И они распрощались.

Только Триго не ушел далеко от поста; он бродил вокруг него до тех пор, пока не услышал, как в Сен-Коломбене пробило одиннадцать часов; сняв сабо и взяв их в руку, он бесшумно вернулся к посту и, не замеченный часовым, который, как доносилось до слуха нищего, прохаживался взад и вперед, пробрался к окошку тюрьмы.

Стараясь не шуметь, Триго разбросал выпавшее из повозки сено по земле таким образом, чтобы оно легло толстым слоем; затем бережно опустил сверху жернов, прикрывавший окошко тюрьмы, и, нагнувшись к оконному проему, осторожно оторвал доски, прибитые изнутри, поднял наверх Обена Куцая Радость, подталкиваемого Мишелем сзади, после чего вытащил и молодого барона, протянув ему руку. Затем, посадив на каждое плечо по узнику, Триго, по-прежнему с босыми ногами, удалился от поста и, несмотря на свой внушительный вес и двойной груз, который он взвалил на свои плечи, произвел не больше шума, чем кошка, крадущаяся по ковру.

113
{"b":"811868","o":1}