Она нашла маркиза в плохом настроении, ибо ему надоел затворнический образ жизни, который он вел в землянке, по распоряжению метра Жака предоставленной ему и оборудованной специально для него.

Как и Мишель, но исключительно из благородных побуждений маркиз де Суде даже и не думал уезжать из Вандеи, пока Малышу Пьеру грозила опасность. И когда Берта сообщила ему о вероятном побеге главы их партии, старый дворянин с большой неохотой согласился последовать совету, который ему однажды дал генерал, и в третий раз в жизни отправиться на чужбину.

Они выехали из леса Тувуа. Метр Жак, уже оправившийся от ранения, но недосчитывавшийся теперь на руке двух пальцев, вызвался проводить их до самого берега и помочь сесть на корабль.

Было около двенадцати ночи, когда трое путешественников вышли по машкульской дороге к долине Суде.

Увидев четыре флюгера на башнях своего старинного замка, отливавших в лунном свете серебром на фоне темной зелени окружавшего его парка, маркиз невольно горько вздохнул.

Услышав вздох, Берта подошла к отцу.

— Что с вами? — спросила девушка. — О чем вы подумали?

— О многом, мое бедное дитя! — произнес маркиз, покачав головой.

— Отец, не надо поддаваться мрачным мыслям! Вы вовсе не старик, у вас еще крепкое здоровье, и вы обязательно вернетесь в свой дом.

— Да, — вздохнул маркиз, — но…

И он замолчал не в силах говорить.

— Но что же?

— Но я никогда больше не увижу моего бедного Жана Уллье.

— Увы! — заметила девушка.

— О! Мой бедный дом! — воскликнул маркиз. — Без него ты совсем опустел!

И хотя вздохи маркиза больше свидетельствовали об его эгоизме, чем о привязанности к старому слуге, несомненно было одно: если бы бедняга мог слышать, как горевал его хозяин по нему, он был бы тронут до глубины души.

Берта продолжала:

— Мой бедный отец, не знаю почему, но мне кажется, что наш бедный друг жив, и, хотя, вспоминая о нем, я порой и смахиваю слезинку с глаз, тем не менее чувствую, что проливала бы больше слез, если бы он действительно умер. В моем сердце живет тайная надежда, которая не дает мне оплакивать его как покойника.

— Странное дело, — вмешался в разговор метр Жак, — но и у меня такое же чувство; нет, Жан Уллье не умер, и это не простое предположение: хотя я видел труп, принадлежавший якобы ему, но мне так и не удалось опознать его. о

— Но что же в таком случае произошло с ним.-’ — спросил маркиз де Суде.

_ Честное слово, не знаю, ответил метр Жак, но каждый день я жду от него вестей.

И маркиз во второй раз вздохнул.

Они уже подходили к опушке леса. И маркиз, возможно, вспомнил о гекатомбах дичи, которую он добывал, охотясь под густой кроной деревьев, и горевал, что больше такого не увидит- а может, несколько оброненных метром Жаком слов заронили в его сердце надежду когда-нибудь встретиться со своим верным слугой. Именно последнее предположение было, по всей видимости, самым вероятным, ибо маркиз в который уж раз попросил хозяина братьев-кроликов справиться в округе о судьбе Жана Уллье и сообщить ему результаты.

Выйдя на морской берег, маркиз не стал следовать плану разработанному дочерью вместе с Мишелем. Он опасался что шхуна, подойдя, как было условлено, к берегу бухты Бурнёф, чтобы принять их на свой борт, привлечет к себе внимание береговой охраны, бороздившей на катерах прибрежные воды. Маркиз никогда бы не простил себе если бы по его вине пострадал Малыш Пьер, и он решил поступить вопреки плану: выехать вместе с дочерью навстречу "Молодому Карлу".

Метр Жак, у которого по всему побережью были свои люди тут же нашел рыбака, который за несколько луидоров согласился на своем паруснике доставить маркиза с дочерью на шхуну.

Это судно находилось у берега на мели; с помощью метра Жака маркиз вместе с дочерью поднялся на его борт незаметно от таможенников из Порника, следивших за всеми подходами к морю. Не прошло и часа, как начался прилив, и лодка была на плаву. Поднявшись на борт, рыбак и двое его сыновей, составлявшие весь экипаж парусника, взяли курс в открытое море.

До рассвета оставалось еще целых полчаса, и маркиз, не ожидая, пока судно удалится от берега на достаточно большое расстояние, вышел из своего укрытия под палубой, где ему показалось теснее, чем в землянке метра Жака

Увидев его, рыбак спросил:

— Сударь, вы сказали, что корабль, который вы ждете, должен выйти из устья реки?

— Да, — ответил маркиз.

— В котором часу он должен был выйти из Нанта?

— Между тремя и пятью часами утра, — ответила Берта.

Рыбак проверил, откуда дул ветер.

— С таким ветром он доплывет до нас часа за четыре.

Затем, немного подумав, он добавил:

— Дует юго-западный ветер, наивысший уровень прилива пришелся на три часа утра — все это позволяет сделать вывод, что мы увидим корабль около восьми или девяти часов. А пока, чтобы не вызывать подозрений у береговой охраны и оставаться неподалеку от устья реки, сделаем вид, что ловим рыбу тралом.

— Зачем делать вид? — воскликнул маркиз. — Надеюсь, что нам удастся порыбачить по-настоящему. Я об этом мечтал всю жизнь, и, честное слово, раз мне не придется в этом году охотиться в Машкульском лесу, само Небо посылает мне отличное вознаграждение, и я не прощу себе, если упущу такую возможность.

Не обращая внимания на протесты Берты, опасавшейся, что маркиза издалека опознают по высокому росту, старый дворянин стал помогать рыбакам.

Они забросили трал и некоторое время водили его в глубине, после чего маркиз, не жалея ладоней, налег на трос, чтобы помочь рыбакам втащить улов на борт парусника. При виде морских угрей, тюрбо, камбалы, скатов и устриц из морских глубин маркиз радовался как дитя.

Глядя на гладкие или покрытые чешуей дары моря после каждого подъема трала, он тут же забывал горечь несбывшихся надежд, воспоминания и сожаления о прошлом, свой замок, Машкульский лес, болота Сен-Фильбера, высокие ланды и вместе с ними охоту на дикого кабана, косуль, лисиц и зайцев, бекасов и куропаток.

Наступил рассвет.

Берта, до сих пор сидевшая на носу и предававшаяся мечтам, наблюдая, как их утлое суденышко разрезало носом волну, оставляя позади две фосфоресцирующие борозды, поднялась на лежавшие на палубе скрученные канаты и стала вглядываться вдаль.

Сквозь утренний туман, более густой в устье реки, чем в открытом море, она разглядела высокие корабельные мачты и флагштоки, но ни на одном из них не было голубого вымпела, по которому можно было бы опознать шхуну "Молодой Карл". Она поделилась своими наблюдениями с рыбаком, но тот клятвенно заверил ее, что ни одно судно, вышедшее ночью из Нанта, не могло за это время спуститься к устью реки и выйти в открытое море.

Однако маркиз помешал достойному рыбаку дать Берте более подробные объяснения, ибо ему настолько пришелся по душе лов рыбы, что он использовал время между подъемами трала, чтобы выпытывать у старого моряка азы морской науки.

И вот во время одной из таких бесед рыбак пояснил ему, что, если они будут и дальше забрасывать сеть как трал, паруса их судна будут все время ловить боковой ветер, и они рискуют отойти далеко от берега и не смогут наблюдать за устьем реки. Однако маркиз с привычным ему эгоизмом не внял доводам моряка и продолжал с азартом наполнять рыбой небольшой трюм парусника.

Солнце тем временем поднялось достаточно высоко: по-видимому, было уже часов десять, а шхуны все не было. Берта начала беспокоиться и несколько раз подходила к отцу; наконец она заставила маркиза уступить ей и добилась согласия подойти ближе к устью реки.

Он тут же воспользовался случаем, чтобы старый моряк показал ему, как управлять судном, то есть как поставить паруса под самым малым углом к килю, насколько позволяла оснастка; в тот миг, когда они должны были совершать самый сложный маневр, послышался крик Берты.

Она только что заметила, как их нагонял идущий под всеми парусами большой корабль, на который она раньше не обращала внимания, поскольку на мачте не было условного знака, но паруса которого заметно приближались.