— Да, — ответила Мари, и, хотя Куртен не внушал ей доверия, она не посчитала нужным скрывать от человека, назвавшегося доверенным лицом г-на де да Ложери, цель своего путешествия.
— Хорошо, — сказал Куртен, — я тоже еду в ту сторону, так что составлю вам компанию, если только… Если только вы направляетесь в Нант для выполнения какого-нибудь поручения, я бы охотно выполнил его и освободил бы вас от утомительных хлопот.
Несмотря на привычку говорить только правду, Мари пришлось солгать, ибо никто не должен был знать, почему она направлялась в Нант.
— Нет, вы мне ничем не можете помочь. Я иду к отцу: он скрывается в Нанте.
— А! — недоверчиво произнес Куртен. — Смотри-ка, господин маркиз скрывается в Нанте! Здорово придумано, нечего сказать, а те, кто отправился на его поиски, говорили, что перевернут весь замок и не оставят камня на камне.
— Откуда вы все это знаете? — спросила Мари.
Куртен тут же спохватился, ибо дал понять, что ему известны намерения жандармов, и поспешил исправить оплошность.
— Боже мой, — сказал он, — именно для того, чтобы просить вас не возвращаться в замок, и направила меня к вам ваша сестра.
— Ну вот, вы теперь видите, — сказала Мари, — ни мой отец, ни я не вернемся в Суде.
— Ах, да, я совсем забыл, — заметил Куртен таким тоном, будто эта мысль нечаянно пришла ему в голову, — а если ваша сестра и господин де ла Ложери захотят написать вам, не понадобится ли им ваш адрес?
— Я его и сама еще не знаю, — ответила Мари. — У моста Руссо меня должен встретить человек, который проводит меня до дома, где скрывается отец. Когда я увижу отца, я тут же напишу сестре.
— Прекрасно, если вам захочется что-нибудь передать вашим близким или если господин барон и ваша сестра надумают отправиться к вам и им понадобится проводник, обращайтесь ко мне.
И, многозначительно улыбнувшись, он произнес:
— О! Могу поспорить, что мне не раз придется ездить по поручению господина Мишеля.
— Опять! — воскликнула Мари.
— Ах, простите, я не знал, что вы так сильно рассердитесь.
— Да, ибо ваши намеки оскорбительны и для вашего хозяина, и для меня.
— Ба! — заметил Куртен, — Это всего лишь слова! У господина барона такое огромное состояние, что я не знаю ни одной девицы на выданье на десять льё вокруг, какой бы богатой наследницей она ни была, которая отказалась бы от такого завидного жениха. Мадемуазель Мари, — продолжил арендатор, считая, что все разделяют его преклонение перед деньгами, — стоит вам сказать одно лишь слово, и я ручаюсь, что это состояние станет вашим.
— Метр Куртен, — сказала Мари, бросив на фермера такой взгляд, который не оставлял сомнений об ее отношении к собеседнику, — я не сержусь на вас потому, что помню о вашей привязанности к господину де л а Ложери. Еще раз прошу, не говорите мне такого.
Куртен был невысокого мнения о добродетели Мари и не ожидал такой щепетильности от девушки, пользовавшейся репутацией волчицы. Его удивление возросло еще больше, когда он без труда заметил, что девушка отвечала взаимностью на любовь, которую пронизывающий взгляд арендатора разглядел в самом сокровенном уголке сердца барона де ла Ложери.
Какое-то время он был обескуражен ответом, какой вовсе не ожидал услышать.
Куртен рассудил, что своим нетерпением он может все испортить, и решил: пусть рыбка сама заходит в сети, а ему останется только ее вытянуть.
Незнакомец из Эгрефёя предположил, что предводители легитимистского восстания попытаются укрыться в Нанте. Маркиз де Суде — по крайней мере Куртен так думал — уже находился в городе. Туда же направлялась Мари. Малыш Пьер, по всей видимости, тоже окажется в городе. Любовь Мишеля к девушке станет нитью Ариадны, которая приведет к ее тайному убежищу, и оно несомненно будет тем местом, где укроется Малыш Пьер, что и стремился узнать метр Куртен; он рассудил, что, если он будет и дальше навязываться в провожатые Мари, это вызовет у нее подозрения, и, несмотря на огромное желание довести начатое им дело до конца еще сегодня, принял благоразумное решение — не торопить события и соблюдать осторожность; более того, он решил представить Мари некоторые доказательства своей благонадежности, чтобы у нее не оставалось сомнений на его счет.
— Ах, — воскликнул он, — вы пренебрегаете моей лошадью! Но если бы вы знали, как мне тяжело видеть, что ваши прекрасные ножки ступают на острые камни!
— Да, ничего другого мне не остается делать, — сказала Мари, — я не буду привлекать внимание, если пойду пешком, а не поеду на лошади позади вас. К тому же я хочу попросить вас, если можно, отъехать от меня на несколько шагов. Все, что может привлечь ко мне внимание, меня пугает. Не надо за мной ехать, не мешайте мне догнать крестьянок, ушедших вперед уже на четверть льё. Вот среди них я чувствую себя в относительной безопасности.
— Вы правы, — заметил Куртен, — тем более что нас нагоняют жандармы.
Мари хотела было уйти.
Двое жандармов действительно следовали за ними в трехстах шагах.
— О! Не бойтесь, — продолжал Куртен. — Я их остановлю у кабачка. Идите спокойно. Но скажите сначала, что мне передать вашей сестре?
— Передайте ей, что я только и думаю, только и молюсь о ее счастье.
— И это все, что вы хотите мне сказать? — спросил Куртен.
Девушка нерешительно посмотрела на арендатора. Однако лицо Куртена, которое выдавало все его тайные мысли, не внушало ей доверия. Опустив голову, она произнесла:
— Да, это все!
От Куртена между тем не ускользнуло, что Мари, хотя и не произнесла вслух имя Мишеля, не переставала думать о нем.
Арендатор остановился.
А Мари, ускорив шаг, поспешила догнать крестьянок, которые, как мы уже сказали, ушли вперед, пока девушка беседовала с Куртеном. Поравнявшись с ними, она пересказала Малышу Пьеру весь свой разговор с догнавшим ее арендатором, не упоминая, разумеется, о том, что имело отношение к молодому барону де ла Ложери.
Малыш Пьер посчитал необходимым проявить осторожность и не привлекать внимание этого человека, чье имя смутно напоминало ему о чем-то дурном.
Он шел вместе с Мари, немного отстав от ее спутниц, не спуская глаз с арендатора, который, как и обещал, остановил жандармов у двери кабачка, и с крестьянок, продолжавших свой путь; когда женщины скрылись за пригорком, беглянки поспешили к лесу, находившемуся в ста шагах от дороги, и с опушки его они могли проследить за теми, кто шел за ними.
Спустя четверть часа они увидели Куртена, погонявшего изо всех сил свою лошаденку. На их беду, мэр Ла-Ложери проехал слишком далеко от того места, где они спрятались, и Малыш Пьер не смог удостовериться в том, что случайный гость в доме Паскаля Пико, человек, обрезавший подпругу лошади Мишеля, и крестьянин, задававший вопросы Мари, были одним и тем же лицом.
Когда Куртен исчез из вида, Малыш Пьер и его спутница снова вышли к дороге, которая вела в Нант. По мере того как они приближались к городу, где Малышу Пьеру обещали найти надежное убежище, их страхи улетучивались. Малыш Пьер постепенно привык к своему платью, и крестьяне, мимо которых они проходили, не замечали в невысокой женщине, бодро шагавшей по дороге, ничего, что отличало бы ее от подруг в такой же одежде.
А это было уже немало, если они смогли ввести в заблуждение сельских жителей, чья интуиция если не равна, то, во всяком случае, не меньше развита, чем у военных.
Наконец они подошли к Нанту.
Малыш Пьер, перед тем как войти в город, надел чулки и башмаки.
Однако Мари никак не могла избавиться от чувства тревоги: она опасалась, что Куртен, не нагнав их, решит подождать, поэтому, вместо того чтобы войти в город через мост Руссо, беглянки сели в лодку, которая перевезла их на другой берег Луары.
Когда они находились напротив Буффе, кто-то схватил Малыша Пьера за плечо.
Вздрогнув, он обернулся.
Человек, позволивший себе вольность и так напугавший Малыша Пьера, оказался безобидной старушкой, направлявшейся на рынок. Она стояла перед корзиной яблок и не знала, как поставить ее себе на голову.