Клео.

Любой выбор зависит от обстоятельств и возможностей, но так или иначе мы делаем его сами. У меня даже этой возможности не было. Эмир разом отобрал все, лишив меня жизни. Не понимаю, как он будет жить дальше, с этим грехом на душе, думая, что я способна его простить. В этот момент, я совершенно не осознавала, что вообще к нему чувствую. Думала о малыше, которого у меня больше нет. Выла от боли, понимая, что никогда не смогу взять своего сына на руки. В те мизерные мгновения, которые я знала, что под моим сердцем бьется еще одно, любовь переполняла. Эмиру не понять этих ощущений, именно поэтому он безжалостно отдал приказ доктору, убить во мне жизнь. Лишить будущего не только меня, но и себя тоже. Как прежде уже никогда не будет. Женщина становиться матерью с той секунды, когда понимает, что беременна. Мужчинам сложно понять эти чувства, поэтому они остаются отстраненными и хладнокровными до самого момента появления малыша на свет божий. Прикрываю глаза, поворачиваясь на бок. Легкая дрожь проносится по телу, и я крепко сжимаю пальцами белую больничную простынь. Вспоминая тихие звуки сердцебиения моего мальчика, когда доктор делал узи. А сейчас оно больше не бьется. Внутри пустота. Истлевшая душа, превратилась в прах. Сил ни на что не было. Желаний и каких-либо потребностей тоже. Находилась в полной прострации, не понимая, как будет складываться дальнейшая судьба. Казалось бы, поставлена жирная точка, и дороги вперед больше нет. Тупик, в котором я медленно и мучительно умираю. Хотелось бы очнуться, увидев дивный рассвет нового дня. Продолжить дышать и жить, как раньше, никогда не вспоминая о том, что случилось. Но это просто невозможно. Сердце выдрано из грудной клетки наживую, и оставленная рана будет кровоточить до конца моих дней. Слезы исчерпались. Боль пульсирующим импульсом распространялась по всем клеткам моего тела. Неясности и страха больше не было. Безнадежная пустота, превращающая меня в безжизненное существо. С возможностью ощущать боль, ты теряешь способность к искренним чувствам, которые до этого момента казались неземными. Потрясающими и необъяснимыми. Судьба ломает, пробуждая внутри что-то новое. Жестокое и бессердечное. Вынуждает презирать людей, которых раньше безумно любил. Вера в доброту навсегда исчезает. Нам хочется верить, что со временем все забудется, и станет как прежде. Только это лукавство. Со временем мы просто смиряемся с обстоятельствами, подстраиваясь под новую окружающую реальность. Скорее всего, не самую совершенную. Как бы я не старалась, никогда не забыть, что произошло. Не только в эти сутки. За последние несколько месяцев. Томительные дни привносили что-то новое, но и отбирали одновременно. Оставляя на сердце открытые раны. Давали силы, и тут же отбирали их. Мне кажется, я прошла семь кругов ада, не понимая, за что так жестоко издевается надо мной судьба. Совсем не реагирую, когда слышу, как двери палаты открываются. Лежу калачиком на кровати, думая лишь о том, чтобы никто не тревожил. Тихие шаги по комнате и больше не единого звука. Не рассчитывала, что у Эмира хватит смелости явиться сюда, после того, что он совершил.

— Госпожа, Клео. — Приятный женский голос произносит фразу на чистом английском. Не реагирую, продолжая лежать в той же позе. Слышу, как девушка подходит к кровати, а затем что-то ставит на тумбочку рядом. — Вы слышите меня? — Более тихо. Видимо полагая, что я сплю. Сама не понимаю зачем, но я распахиваю глаза, слегка поворачивая голову в ее сторону. Стараясь не создавать зрительного контакта.

— Мне ничего не нужно. — Отстраненно. Мечтая поскорее избавиться от ее общества. Смотрю в одну точку, давая понять медсестре, что не намерена с ней разговаривать.

— Вы должны принять эти таблетки! — Девушка настырно подходит ближе, протягивая практически обе руки. В одной из них находится стакан наполненный водой, в другой несколько таблеток, которые видимо, я должна проглотить. Смыкаю губы, отворачиваясь. А потом меня словно накрывает волна злости, справиться с которой не выходит. Разворачиваюсь, судорожно отбирая таблетки у девушки. Сжимаю их в кулак, а потом со всей силы швыряю на пол.

— Убирайтесь! — Неожиданно для самой себя начинаю орать в голос, выплескивая скопившуюся боль. — Я не стану пить эти чертовы таблетки! Оставьте меня одну! Вон! — Продолжаю кричать, ощущая, как меня накрывает волна истерики, справиться с которой я смогу, оказавшись в полном одиночестве. Девушка пытается схватить меня за руки, чтобы успокоить, но я изо всех сил сопротивляюсь, пытаясь справиться с бушующими эмоциями.

— Госпожа Клео, вам нужно соблюдать назначения врача. Поймите, — говорит ровным тоном голоса, чтобы я отвечала ей взаимностью. Только я вообще разговаривать ни с кем не хочу, — это важно для вашего здоровья.

— Я сама решу, что важно для меня. Прошу, — начинаю захлебываться собственными словами. Не могу больше находиться в том месте, где убили моего сына. Это пытка, выдержать которую невозможно, — я очень хочу убраться отсюда. — Девушка делает шаг, подходя предельно близко. Обнимает, и я больше не сопротивляюсь ее вниманию.

— Успокойтесь. — Медсестра начинает успокаивающе гладить меня по голове, унимая истерику. Не могу сказать, что становиться легче, но ее присутствие слегка усмиряет. — Госпожа, вам нельзя нервничать. — Во мне что-то умерло, вместе с малышом. Что-то значимое и светлое. Возможно вера в доброту. В людей. В сказку, где принц безудержно любит свою принцессу. Суровая реальность слишком жестоко вынудила меня повзрослеть. Пересмотреть принципы, разбивая сердце вдребезги. Растаптывая грязными ногами душу, превращая ее в груду пыли. Ведь чертовски важно верить в искренность людей, но во мне этой веры больше нет. Вокруг все чужие и злобные. Каждый норовит извлечь выгоду, смело пронзая сердце. Гулко выдыхаю, отшатываясь назад. Обессиленно падаю на кровать, устраивая голову на мягкой подушке. Молчу, едва удерживая льющиеся слезы. Я уж думала, что их больше не будет. Медсестра протягивает мне стакан с водой, помогая выпить несколько глотков. Поправляет подушку, даже улыбаясь. Будто ощущает, что сейчас твориться внутри. Холодно до невозможности. Съеживаюсь, резко поворачиваясь на бок. Поджимаю ноги, смотря пристально на входную дверь. Чувствуя, что она вот-вот откроется и на пороге появиться он. Мысли моментально материализуются. Не проходит и минуты, как в палату входит Эмир, моментально замирая на месте. Смотрит вначале на медсестру, а затем переводит свой встревоженный взгляд на меня. Глаза в глаза. Казалось, я должна изнывать от ненависти к этому мужчине, но я не чувствую ничего подобного. Вообще не ощущаю ничего, смотря в дико уставшие глаза. Он похож на осунувшегося мученика, который прошел круги ада какого-нибудь концлагеря. Прошли всего сутки. Быть может даже меньше. Но смотря на Кинга, кажется, что он неимоверно постарел. Извелся, виня себя за содеянное. Оставшись в палате наедине, после того, как девушка тихо покинула ее, никто первый заговорить не решается. Молчание с ума сводит. Но если задумать, я не понимаю, о чем мы можем поговорить. Кинг не станет просить прощение, да, и я, наверно простить его никогда не смогу. Мучительные секунды превращаются в вечность, которая становиться для нас очередным испытанием.

Эмир.

Никто из нас до конца не осознает, насколько могущественны настоящие чувства. Любовь. Ненависть. Страх. Их можно беспредельно долго перечислять. Но до конца не ощущать. И только на рубеже чего-то действительно судьбоносного, мы остро ощущаем каждое, усваивая истинное значение. Замирая около двери, смотрю в опустевшие глаза Клео, ощущая себя монстром. Который едва не разрубил собственное сердце. Уничтожил все светлое и чистое в этой ангельской девушкой, пришедшей в мою жизнь спасительницей. Смотря на мираж в пустыне. На эту безжизненную куклу, которая олицетворяла моего ребенка, я понял, что ни за что не смогу допустить его гибель. Развернул машину, и со всей дури жал на педаль газа, стараясь быстрее вернуться в клинику. Как сумасшедший молил Аллаха ускорить время, чтобы не произошло непоправимого. Все словно в тумане. На эмоциях. Ворвался в палату в тот момент, когда Клео готовили к операции. Кричал, чтобы немедленно позвали доктора Ришата, потому что в тот момент, его не оказалось рядом с моей Альби. Наверно подсознательно этот мужчина растягивал время, зная, что я обязательно вернусь. Попрошу все прекратить. Но я просил совершенно другое. Обезумевши молил его повторить узи, чтобы я мог послушать стук сердца своего сына. Он ведь живой. Не безжизненная кукла, которую Клео держала на руках в моих видениях. Живой. Маленький. Доктор Ришат смотрел на меня так, словно видел перед собой психически больного человека. Но я просто хотел слышать своего сына. В биение сердца. Он выполнил мою просьбу, переместив Клео в палату, где проходит эта процедура. Позволил мне быть рядом, включив на мониторе максимальную громкость. Смотря сейчас на Клео, я до сих пор слышу этот самый важный для меня в жизни звук. Пусть он был тихим, и слегка слабым. Но он был настоящим. Черт, разве я мог собственными руками его заглушить? Разве мог так безжалостно поступить, лишив себя того, о чем так давно мечтал? Ведь моя мать в далеком прошлом едва не поступила так же. Чуть не убила меня. На восьмом месяце беременности, наглоталась таблеток, чтобы я погиб в ее утробе. Я не могу быть таким же чудовищем, как она. Стать ее подобием, чтобы она с легкостью могла так меня называть. Нет! Ни за что! Риск потерять Клео огромен, но я сделаю все, чтобы этого никогда не произошло. Буду постоянно находиться рядом. Сдувать с нее пылинки, исполняя любые капризы. Весь мир переверну, но она и наш сын будут здоровы и самое главное живы. Любой ценой. Попросил доктора Ришата записать звук бьющегося маленького сердечка, потому именно он олицетворяет нашу с Клео любовь. Сейчас смотря на Альби, похожую на мертвую куклу, осознавал, что убил бы ее душу собственными руками. Изуродовал внутренний мир единственному человеку, которого я безумно люблю. Осмеливаясь, делаю несколько шагов в сторону больничной кровати, на который смиренно продолжает лежать Альби. Она провожает взглядом, каждое мое движение, при этом ни говоря, ни единого слова. Боясь, или просто не зная, что сказать.