— Я все помню, Амани. — Хрипло. Не понимаю, зачем она придает этим воспоминаниям так много значения.

— В тот день по телевизору показывали репортаж о девушке. — Амани, как ни в чем не бывало, продолжает говорить, смотря пристально глаза в глаза. — Она была прикована к больничной палате целых два года, а потом решилась на эвтаназию. Ты, Эмир, тогда сказала, что эта девушка очень сильная, раз решилась на подобный добровольный шаг. — Осознавая постепенно, о чем она говорит, цепенею. — Не смотри так на меня, Эмир. Ты ведь сам понимаешь, что невозможно жить в теле, которая навечно заперто к клетке. — Амани громко вздыхая, снова облизывает губы.

— Выброси эти мысли из своей головы! — Интуитивно повышаю голос, бросаясь выразить свое недовольство. Внутри все еще сильнее холодеет.

— Отпусти меня, Эмир, я хочу свободы. — Продолжает напирать, доказывая свою правоту. — Я попросила Ирму, чтобы она подготовила документы. Подпиши их, Эмир. Освободи мою душу. — Амани начинает плакать, давая волю слезам. Не стесняясь. — Если бы ты только знал, как я устала. Я хочу летать, а не умирать медленно в четырех стенах.

— Не сходи с ума, Амани, я не стану ничего подписывать. — Вспыхивая от злости, подхватываюсь с кровати, лихорадочно взъерошивая волосы на голове. — Нас ждет клиника в Германии, где тебе обязательно помогут. — Серьезно и громко. Пытаясь напугать, чтобы Амани выбросила эти ужасные мысли из своей головы.

— Меня освободит только смерть, Эмир, ты сам это понимаешь. Забери документы, и подпиши их. — Амани, научившись, делает жест глазами в сторону тумбочки, на которой лежит достаточно толстая папка. Хватаю ее, не выдерживая, выскакиваю из палаты. В горле ком застрял, который дышать спокойно не позволяет. Пальцы будто обжигало от соприкосновения с дьявольской папкой.

Почти бегом выскакиваю в просторный холл, тут же видя перед собой Ирму.

— Ты знала обо всем, и помогла ей оформить документы? — Изо всех сил сдерживал приступы ярости, чтобы не схватить эту женщину за шкирки. Сделав единственный вдох через нос, мгновенно ощущая, как внутри все обжигается.

— Отпусти ее, Эмир. — Ирма едва сдерживает слезы. Она раздавлена и уничтожена решением своей племянницы. — Амани сделала это осознанно. В твердой памяти. Помоги ей. — Она еще что-то произносит в спину, но я уже не слушаю не единого слова. На автомате направляюсь к выходу, до боли, в костяшках пальцев сжимая папку с документами.

Я не могу их подписать. Амани превращает меня в палача, который одним росчерком руки лишит ее жизни. Она добровольно хочет убить себя, не желая существовать даже в инвалидном кресле. Внутри все обжигало. Если Амани что-то для себя решила, то я не был готов к совершению подобного поступка. Выскакивая на улицу, вижу Клео, которая разговаривает с девчонкой. При этом по-доброму и искренне ей улыбается. Чудесный, солнечный день. Но на душе настолько паршиво, что хочется выбросить эти документы к чертовой матери. Раскрываю папку, заглядывая внутрь. Два конверта. На одном написано мое имя. На другом, дата, когда его стоит открыть. Выбор, которой здравому человеку сделать не просто, если даже понимать, что единственное верное решение.

Эмир.

Живи так, как тебе подсказывают чувства. Не позволяй разуму заводить тебя в лабиринты сомнений. Так или иначе, никто из нас не способен контролировать все, что происходит в нашей жизни. Притворяться фальшивым, скрывая свою истинную сущность. Все должно быть предельно настоящим. И люди, которые нас окружают, и чувства, что с каждой секундой воодушевляют сердце. Время не щадит. Она всего лишь учит нас жить с болью, постепенно притупляя ее. Создает иллюзию, вынуждая нас поверить в ее существование. Делает так, что память усыпляет плохие воспоминания. Но всего-то временно. А после…. Снова и снова они возвращаются, и мы просто смиряемся, сдаваясь перед собственной памятью. Люди помнят все до мелочей. Все, что когда-то происходило в их судьбе. Как бы ни хотели, никогда этого не забудут. Сейчас задумываясь, я не осознавал, хотел бы я навсегда выдрать из сознания все, что связано с прошлой жизнью. С Амани. С нашим браком, который для обоих стал фатальной ошибкой. Возможно это именно тот опыт, который я должен был пережить. Да, и она тоже. Только не такой ценой. Стискивая зубы, снова начинаю злиться, до обеления костяшек пальцев, сжимаю кулаки, едва сдерживая крик, вырывающийся из глубины души. Пошатываясь, прислоняюсь лбом к гладкой штукатурной стене, на мгновение глаза зажмуривая. Если бы хоть кто-то мог представить, что сейчас творилось внутри. До изнеможения сердце кровью обливалось. Резко отшатываясь назад, распахиваю глаза, осматривая все вокруг. Наверно на первый взгляд никто бы не догадался, что находится в больнице. Это заведение скорее походит на тихую уютную гостиницу, в которой персонал очень рад каждому своему посетителю. Наверно потому, что никто не должен видеть белые скучные стены, так свойственные для любого медицинского учреждения. В последние дни и часы своей жизни, человек хочет видеть краски, чтобы запомнить этот мир ярким и фееричным. Делая несколько шагов по просторному коридору, смотрю по сторонам, понимая, что для больных созданы все условия. И даже самые прихотливые, несомненно, останутся довольны. Вокруг много цветов и картин. Каждая палата, похожа больше на комфортабельную комнату в лучшем пансионате Европы. Казалось бы, вокруг витает иллюзия счастья и покоя, но ее быстро и безнадежно рвут в клочья слезы родственников, которые дают волю сжирающим эмоциям, оказавшись в коридоре, плотно закрыв дверь в палату. Наверно впервые за последние несколько часов я почувствовал, как началась крупная дрожь по всему телу. Импульсы, похожие на мощные разряды электрического тока. И, несмотря на то, что рядом находились Эффи и Асад, я все равно не мог взять себя в руки. Ирма практически не покидала Амани. Каждую секунду проводила с ней рядом, выполняя любую просьбу. Клео предпочла остаться в саду при больнице. Она так и не смогла принять выбор Амани, добровольно лишиться жизни. Наверно никто бы не смог. Только человек с необычайной силой воли и жесткостью характера. Трезвым рассудком, который не находит тропинки в будущее. Я смог понять отчаяние Амани только после того, как прочитал от начала и до конца то письмо, которое написала Ирма под диктовку своей племянницы. Каждое слово было пропитано болью. Слезами, которые сейчас были искренними, быть может, впервые в жизни. Я не имел права настаивать на своем. Не мог удерживать душу в теле, которое стало для Амани стальной клеткой. Той ночью, когда собранные Ирмой документы, оказались меня, я так и не смог уснуть. Раз за разом перечитывал каждый пункт, зная, что ни за что на свете не смогу их подписать. Я не палач. Не убийца, несмотря на то, что Амани решила все сама. Несколько раз пытался сжечь эти документы, но всякий раз останавливался в последний момент, стараясь найти хоть одно разумное объяснение ее решениям. Долго размышляя, понял, что у Амани нет ни единого шанса вернуться к полноценной жизни. Любая простуда или незначительный вирус будет ей даваться сложнее. Иммунитет незамедлительно начнет разрушаться, что в конечном итоге приведет к инсульту, с последующим вегетативным состоянием. Наверно даже сам себе никто не пожелает такой участи. Амани желает уйти сильной и красивой, а не беспомощной и немощной. Сейчас, пока у нее ремиссия и Амани мыслит здраво, я не мог сомневаться в ее разумности. Накануне, Ирма умоляла и убеждала меня немедленно подписать эти документы, запугивая тем, что они с легкостью добьются положительного решения через суд. Осознавал, что, так или иначе, проиграю. Тяжело дыша, разворачиваюсь, прислоняясь спиной к каменной стене. Обессиленно съезжаю вниз, садясь на корточки. Руками лицо прикрываю, начиная вспоминать неожиданно все хорошее, что когда-то было между нами. Я должен запомнить Амани только той девушкой, к которой я испытал первую сильную влюбленность. Увы, эти ощущения так и не смогли перерасти в полноценное настоящее чувство, подобное тому, что вспыхнуло между мной и Альби. Но я все-таки благодарен судьбе, что Амани была в моей жизни. Она останется в памяти сильной и смелой девушкой, которая целеустремленно хотела получить свое счастье.