— Я чувствую, что мой сын жив. Понимаешь, Ник, — плачу едва проговаривая эти слова, — знаю это. Никто не сможет меня переубедить. — Как мантру. Молитву. Материнское сердце не может лукавить. Вводить в заблуждение. Сердце заходиться. Биться перестает. Весь мир тускнеет, мгновенно теряя свои краски.

— Клео, очнись! — Ник хватает меня за плечи, немного отодвигая от себя. С силой сжимает пальцы, серьезно в глаза смотря. — Я видел мертвого ребенка в простыне. Твой малыш умер. Чем быстрее ты смиришься с этой правдой, тем скорее станет легче. — Укладывает на кровать, подсовывая подушку под голову. Смиренно ложусь, поворачиваясь на бок. Больше не смотря на своего брата. Поджимаю ноги, обнимая руками колени. Глаза закрываю, по-прежнему не переставая плакать. Чтобы он не говорил, я никогда не смогу принять эту правду. Не смирюсь. Сердце не может предавать.

— Ильяс не мог оставить свою маму. Не мог умереть. — В лихорадочном бреду. Трясет еще сильнее. Холодный мерзкий пот выступает на всех участках кожи. Глаза распахиваю, и, поворачивая голову, снова смотрю на Ника. На женщину в белом больничном костюме, которая появляется за его спиной. Не реагируя на нее, настырно смотрю на брата, ожидая, что он скажет еще хоть что-то. Дарующее маленькую надежду, которая сможет меня спасти. — Прошу тебя, Ник, скажи, что не мог! — Из последних сил. Перед глазами все плывет. Но, даже не смотря на это, замечаю, как на глазах Николаса слезы наворачиваются. Сильнее плачу, осознавая, что он ничего не способен пообещать. Женщина что-то вводит в капельницу, и всего спустя несколько секунд, чувствую, как кровь становится горячей. Легкая эйфория вводит в состояние транса.

— Поспи. — Далекий глухой голос. Хочется протянуть руки, чтобы схватиться за него, но тело больше не слушается. Словно быстро парализуется каждая мышца.

— Позови папу. — Шепотом. Проваливаясь на дно темноты. Еле дыша. Слезы самопроизвольно стекают по щекам, не избавляя меня от режущей боли. — Знаю, — продолжаю протяжно говорить, почти отключаясь. Но я должна это произнести. Ник обязательно все ему расскажет, — отец очень обижен на меня. Наверно видеть не хочет. Но он сильно нужен мне. Пожалуйста, скажи папе, чтобы он пришел. — Голова кажется свинцовой. Тяжесть во всем теле порабощает. Не шевелюсь. Больше ничего не чувствую. Измотана до предела. Сердце сжимаясь, делает слабые удары. Едва уловимые. Все живое, что было в моей душе, истощилось. Безвременно грустно. Жестоко. Цинично. Ощущаю едва уловимые бережные прикосновения к моим волосам. Тихий голос моего брата, который больше похожий на шепот. Не могу разобрать не единого слова, да, и не пытаюсь этого сделать. Через сопротивление собственного разума начинаю засыпать, рассчитывая, что проснувшись, все окажется лишь страшным кошмаром. Тьма рассеется и наступит долгожданный рассвет. Приносящий и возвращающий. Дарующий не просто надежду, утерянный смысл жизни. И люди, которых я искренне люблю, будут рядом со мной.

Напряжение не отпускало. Затуманенный рассудок не смог успокоиться даже под действием лекарственных препаратов. Жадно глотая ртом недостающий воздух, распахиваю глаза, приходя в себя. Замираю на миг, замечая, что в этот раз в моей палате гораздо больше народу. Ева с большим животом, готовящаяся в скором времени снова стать матерью. Смотря не нее до одичания больно становиться. Губы смыкаю, до последнего сдерживая горькие слезы. Казалось, они никогда не исчерпаются. Отводя взгляд, вижу маму. Измученную. Тоже уставшую. Переволновавшуюся. Утратившую любые надежды на мое появление. Слишком большое количество времени меня не было рядом с ними. Рядом с ней Ник. Здесь находятся все кроме отца. Не пришел. Не захотел меня увидеть. Даже после всего, что наверняка уже узнал. Не простил. Пытаюсь двинуться, но совершенно не ощущаю собственного тела. Живой труп. Мама, делая несколько шагов, подходит ближе, а затем садиться на кровать, начиная гладить мою руку. Прикасаться так, будто не верит, что это я перед ней.

— Почему папа не пришел? — Начинаю громко кашлять, чувствуя скребущую сухость в глотке. Судорожно смотрю по сторонам, мечтая, что дверь откроется, и он войдет в эту чертову больничную палату. Но ничего не происходит. Ева подносит мне стакан с водой, помогая сделать несколько глотков. Тонкая струйка течет по подбородку, и мама аккуратно стирает ее сухой салфеткой. — Он не простил меня, да? — Сама не понимаю почему, слегка поворачиваю голову, смотря в глаза Нику. Где-то подсознательно понимая, что только он способен сказать мне правду. Какой бы горькой она не была. Изнуряющая пауза. Тишина. Никто не издает не единого звука. Мои родные, словно замершие восковые фигуры.

— Клео, — тяжелый выдох. Мне кажется, я начинаю улавливать, как буйно начинает стучать за грудной клеткой сердце моего брата, — нашего папы больше нет! — Смело. Все еще беспрерывно гладя в глаза. Удар острым клинком в самое сердце. И если до этой секунды, я надеялась, что смогу жить, сейчас все окончательно умерло. Разбилось вдребезги. На мелкие осколки. Собрать которые воедино просто невозможно. В глазах саднит. Воздух катастрофически быстро заканчивается.

— Моя девочка, — мама начинает говорить, одобряюще сжимая мою руку, — отец очень любил тебя. До последнего вдоха верил, что ты жива. Ждал. Не терял надежды. Не отчаивался так, как я. — Ее голос какой-то далекий и неестественный. Наверно потому, что мне не хочется верить всем этим словам.

— Нет. — Все, на что я способна. Разъедающая боль, превращается в вечную пытку.

— Это он вернул тебя нам. — Мама продолжает говорить, двигаясь еще ближе. Сжимая ее руки, начинаю реветь навзрыд, не в силах сдерживать будоражащие эмоции. — Он умер во сне. Рядом с нами. За несколько часов своей смерти, сказал, что ты скоро вернешься. Твой папа был прав. — Мама на секунду замолкает, позволяя мне выплеснуть все. Поплакать, отдавая слезам свою боль.

— Я хочу умереть. — Бессвязным шепотом. Приподнимаясь на кровати. Смотря в глаза матери, которая прекрасно чувствует, что со мной происходит. Хочется держаться, но все внутри адским огнем пылает. Сжигает, не оставляя даже тлеющих углей. Мучающее чувство вздохнуть не дает. Виновата в смерти своего папы. В гибели отца, который до последнего дня своей жизни ждал моего возвращения. За эти грехи остается только в аду гореть, так и не познав рая, от которого отвела судьба.

— Время лечит даже самые глубокие раны. — Быть может мама права, но тяжело принимать то, что случилось по моей вине.

— Оставьте меня одну. — Ложусь обратно на кровать, отворачивая голову. Не хочу никого больше не видеть, ни слышать. Хотя бы на некоторое время. Слышу, как мама поднимается на ноги, видимо, соглашаясь с моей просьбой.

— Мы рядом с тобой, Клео. Просто позови. — Не двигаясь. Ни на кого, не смотря. Лежу смиренно, улавливая, как мамы вместе с остальными выходит из палаты, тихо прикрывая за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, даю волю эмоциям, начиная плакать, вцепившись подушку. Господи, почему же так больно? Я не испытывала подобных чувств даже когда рожала в беспамятстве. Сломлена. Осколки этой сумасшедшей боли, вонзаются в куски раздробленного сердца. Моя душа умерла. Вместе с отцом и моим сыном. Все кончено.

— Папочка, прости меня. — Задыхаясь от слез и беспомощности. — Умоляю, прости меня. — Состояние подобно гипнозу. Все укрыто густым туманом. Бред. Полусон. Тьма, садящая на цепь. Воображение рисует картинки, в которые очень сложно поверить. Неожиданно чувствую объятия отца. Его крепкие руки, прижимающие ближе. Горячие губы, заботливо целующие висок. — Разреши остаться с тобой? — Спрашиваю, истинно веря, что он живой рядом со мной. Здесь и сейчас.

— Уходи, Клео. — И голос отчетливый. Такой родной и близкий. — Тебе нельзя быть рядом со мной. Уходи немедленно. — Командует, чтобы я немедленно подчинилась. Отец отталкивает, быстрыми шагами удаляясь. Скрываясь во мгле, чтобы я не смогла его найти.