— Как же ты мне надоела! — Магда кричит громко на всю комнату. Подходит к моей кровати, вырывая газету из рук. Со злостью отшвыривает ее в сторону, смотря на меня озверевшим взглядом. Страшно даже становиться.

— Магда, прекрати. — Пытаюсь подняться с кровати, но блондинка хватает меня за плечи, удерживая на одном месте. — Отдай газету, прошу тебя. — Обреченно умоляя. В то же время грубо. Понимая, что окончательно потеряю все. Хотя это уже давно произошло.

— Сколько ты будешь убиваться, постоянно смотря на жалкий кусок бумаги? — Яростно в глаза смотрит. Продолжает говорить повышенным тоном голоса, словно пытается отрезвить. Рассеять мои иллюзии на спасение, которые я пыталась создавать. — Все кончено, Клео. Забудь о своей прошлой жизни. Не будь идиоткой, думая, что однажды вернешься домой. Этого не будет никогда. Слышишь меня, никогда! — Встряхивает за плечи. Отпускает. Поднимает газету с пола, бросая ее на мои колени. Разворачивается и идет к своей кровати. Приседает на край, прикрывая ладонями лицо. Нервно покачивается. Понимаю, что ее угнетает эта ситуация. Доводит до отчаяния так же, как и меня.

— Магда, пожалуйста, успокойся. — Слегка дрожащим голосом. Спускаю ноги на пол, подвигаясь к краю кровати. Не знаю, что можно сказать человеку, который угодил в такую же ловушку.

— Знаешь, Клео, я завидую тебе. — Убирает руки с лица, смотря пристально в глаза. Одержимо. До дрожи. — Настолько сильно завидую, что захлебываясь гневом, мечтаю тебя избить. — Честно. Колотящимся голосом. Не стыдясь показывать своих истинных эмоций. Мысленно перевариваю сказанные ею фразы, и не понимаю, чему мне можно завидовать. Не знаю, что ответить Магде. Да она, наверно, этого и не ждет. Смотрит, почти не моргая, продолжая говорить. — Когда-то, слыша фразу, что если тебя помнят, значит, ты все еще жива. А я мертва, Клео. Понимаешь, мертва! — Громко. Вздрагиваю после каждого сказанного слова.

— Не говорит так. — Внутри что-то екает. Больно. Тошно. Голова наливается свинцовой болью.

— Я говорю то, что есть. — Слегка утихает. Опускает взгляд, будто ей стыдно. — Тебя окружала семья, которая смирившись с потерей, до конца своих дней будут вспоминать. Бережно хранить твой образ в своей памяти, и продолжать любить. А обо мне не вспомнит никто, Клео. Мусор, который выбросили и забыли. Еще в детстве. Клео, я уже труп. А ты, — она начинает говорить уже более спокойным голосом. Взгляд тоже смягчается, — всегда будешь жить в сердцах тех, кто любит. Родные будут думать, что ты погибла и оплакивать. А по мне и плакать-то некому. Единственный человек, которого я искренне любила, воткнул нож в спину. — Магдалена умолкает, прикрывая глаза. Она в чем-то бесспорно права. И слыша ее крик души, становиться обидно и больно. Отталкиваясь руками от кровати, поднимаюсь на ноги. Делаю несколько шагов, сокращая между нами расстояние. Подхожу к Магде, желая обнять эту девушку. Дать ей почувствовать, что она не одна в этом большом, бездушном мире. Наклоняюсь, пытаясь заключить Магду в свои объятия. Успокоить. Но вместо того, чтобы откликнуться на мой жест, она хватает меня за руки, отталкивая назад. Смотрит исподлобья недовольно, стискивая зубы так, что я слышу их скрежет.

— Магдалена, я хочу, чтоб ты…

— Мне не нужна твоя ничтожная жалость. — Сквозь зубы. Не давая мне договорить. — В этом мире, каждый сражается сам за себя. Подумай лучше о себе. — Со злобой. Обреченностью, которая вовсю въелась под кожу.

— Возможно, все еще будет хорошо. — Сама не понимаю, зачем лгу. И Магде и себе тоже. Из этого ада нет обратной дороги.

— Клео, очнись. — Магда поднимается на ноги, снова начиная ходить по комнате. Места не находя. — Все кончено. Меня купил владелец одного из дорогих борделей в Катаре. — Тяжелый вдох, который, кажется, проносится эхом по небольшой комнате. — Я никогда не мечтала стать шлюхой, как девки из моего детского дома. Большинство из них отправились в Европу в поисках лучшей жизни, а стали всего лишь низкосортными проститутками. — С горькой усмешкой. Уже осознавая, что деваться некуда и придется ехать. Замечаю, как не прошеные слезы начинают бежать по бледной коже Магды, но она словно не ощущает этого. Просто изливает душу, пытаясь избавиться от накопившихся эмоций. Каждому в жизни нужна хоть какая-то поддержка. И хоть Магда старается быть одиночкой, она тоже не исключение. — Противно представлять, что тебя будут лапать грязные руки потных мужиков. По голому телу. Заставлять делать то, что они хотят. Это мерзко, понимаешь. Я окончательно себя потеряю. Девушки, которые попадают в подобные места либо свыкаются, раздвигая ноги перед каждым желающим, либо убивают себя наркотиками, чтобы навсегда избавиться от этой грязи. — Ужасающе слышать об этом. В холодный пот бросает.

— Не знаю, какая участь уготована мне. — С грустью. Безвыходность душит. Сердце на куски разрывается. На мелкие обрывки, которые собрать воедино уже невозможно.

— Ты дорогой товар, Клео. Очень дорогой. — Нервозно. Снова с завистью. Ужасающе смотрю на Магду, ощущая, что она в таком состоянии действительно готова на все. — Мужик, решивший приобрести тебя, должен будет выложить огромную сумму. Скорее всего, это будет какой-нибудь шейх, который увезет в роскошный дворец. И ты снова превратишься в привычное комнатное растение, за которым будут ухаживать и периодически трахать. — Ироничная усмешка. Понимаю, что Магда предпочла бы этот вариант, нежели стать шлюхой в борделе. Но ведь жить и спать с незнакомым мужчиной, так же омерзительно.

— Магда, я понимаю, что тебе больно, но я же не виновата, что у меня есть семья, которая любит и все еще надеется. — Надрывно. Не знаю, зачем начала это говорить. — Представь, какую боль сейчас испытывают родные люди. Да лучше бы я была мусором. Никому не нужным. Чем провести остаток жизни с мыслями о том, что моему отцу и брату даже на могилу сходить не к кому. — Сглатываю, ощущая, как слезы подступают к горлу. Внутри все заживо сжигается. — Мой папа не сможет пережить этого горя. Не дай Бог с ним что-то произойдет, ведь я этого никогда себе простить не смогу. И почему ты решила, что бордель худшее, что может произойти?! — Повышаю голос, чувствуя, как подкрадывается очередная истерика. Трясусь вся. Пот обильно выступает, медленно ползя по коже. Тошнить начинает. — А если меня купит какой-нибудь извращенец?! Или больной на голову ублюдок, который начнет издеваться, а потом и вовсе захочет убить? Считаешь, у меня судьба будет лучше твоей?! — Несдержанно. На грани. Захлебываясь словами и собственными эмоциями. — Магдалена, у тебя хотя бы есть мизерный шанс вырваться на свободу. А у меня его никогда не будет. — Замолкаю. Чувствуя, как одинокая слеза скатывается по щеке. Гнусное ощущение пустоты и одиночества. Остервенелой жестокости, на которую обрела судьба. Замираю на месте, подрагивая. Становиться чертовски холодно. Кровь в жилах застывает. Жизнь во мне медленно угасает. Неожиданно дергаюсь, когда слышу характерный писк открывающейся двери. В комнату заходит мужчина. Рассматривает сначала Магдалену, потом медленно перемещает взгляд на меня.

— Ирма желает видеть тебя. — Уверенно. На чистом английском. Да и внешностью на араба этот мужчина особо не был похож. Впервые его вижу. И сколько же людей крутятся в этом грязном бизнесе?! Вопрос, ответ на который наверняка приведет в ужас. Понимаю, что сопротивляться бесполезно. Ирма всегда добивается желаемого, чего бы это ей не стоило. Сопротивляясь, я просто могу получить очередной укол, и проваляться в беспамятстве еще несколько дней. Делаю несколько шагов в сторону выхода. Мужчина хватает меня за руку, с силой сжимая в районе запястья. Выводит в коридор, захлопывая дверь с грохотом. Оставляя Магдалену наедине со своей болью и одержимостью. Привычный маршрут до кабинета Ирмы. За все время пребывания здесь, я запомнила каждую трещинку на стене. Каждую ямку по дороге. Знала количество ступеней, ведущих на следующий этаж. Мужчина, все еще держа меня за руку, подводит к дверям кабинета, тут же распахивая их. Пропускает меня вперед, оставаясь стоять в коридоре. Прохожу внутрь, по привычке осматриваясь. Ирма сидит за столом с сигаретой в руках. Подносит ее ко рту, делая долгую затяжку. Затем тушит сигарету в пепельнице, устремляя на меня свой волчий взгляд. От которого всякий раз пробирает до судорог где-то в поджилках. Около другой стены сидит женщина в белом халате. Боже, наверняка очередной врач. Стою на месте, ожидая, что Ирма что-то начнет говорить.