— Ты можешь терпеть. Старайся. Ребенок не правильно идет. — Звенящим свинцовым эхом. Как острой бритвой по сердцу. Вообще не говоря жив он, или уже мертв. Стискиваю зубы, напрягая мышцы. Впиваясь пальцами в жёсткое покрывало. Дергаюсь, приподнимая голову от подушки. Знахарка сильно двигает руками от верха живота вниз, словно выдирает все мои внутренности живьем. Пытаюсь сжать ноги, чувствуя, как горячая липкая кровь, сгустками выходит наружу. Но женщина не позволяет шевелиться, приказывая своей помощнице крепко меня держать. Смерть тянет свои руки, хватаясь за меня. Сознание, почти теряя, уже внятно понимаю, что не выживу. Ни я. Ни мой сын. В этой грязной комнате. Так и не увидев своих родных.

— Больно… — Шепотом. В бреду. Видя перед собой лишь кромешную тьму.

— Соберись и помоги своему ребенку появиться на свет. — Повышает голос, чтобы меня отрезвить.

— Не могу. — Через слезы. Уже даже не чувствуя, как они стекают по лицу и шее.

— Ты все можешь, девочка. — Гневно. Борясь за две жизни, в то время, как я не нахожу в себе сил на это. — Если не сосредоточишься, малыш не выживет. Тужься! — Приказывает, и я выполняю. Приподнимаюсь, упираясь локтями в жесткий матрас. Игнорируя боль и чуткое головокружение. Ноги дрожат. А после я и вовсе перестаю их чувствовать. — Еще. Помоги мне. — Глухо и очень далеко. Все происходящее, кажется страшным сном. Миражом, который никогда уже не рассеется. Напрягаюсь, последний раз, тяжело вдыхая крупную порцию воздуха. Падаю спиной на кровать, ничего больше не чувствуя. Все кончено. Душа окончательно мертва. Наверно, как и мое тело.

— Отмучилась. — Облегченный, но чертовски далекий женский голос. Словно я со стремительной скоростью покидаю то место, где находилась. После коротко произнесенного слова, слышу слабый писк ребенка. Вообще не похожий на привычный крик. Сердце сжимается, кажется, делая несколько последних ударов. Глаза на секунду распахиваю, но ничего не могу увидеть перед собой.

— Мой сынок. — Последняя сказанная фраза. Не соображаю, проговариваю ли я ее вслух. В темноте пропадаю, окончательно лишаясь не только сил, но и рассудка. Невозможно стереть из души то, что стало ее частью. Только душа моя выжжена дотла. Страшная одинокая смерть тянет свои руки, уводя меня далеко от света. Укрывая вуалью, обнуляет все. И после неё уже ничего не имеет значения…

Эмир.

Реальность со стремительной скоростью рушится. Наверно мне нужно смириться с тем, что разбито, и не пытаться склеить свою жизнь. Лицезреть до конца своих дней трещины, не имея возможности все исправить. Оставаться бессильным, зная, что все могло произойти по-другому. Мираж моего сознания травит. В своей бессознательной реальности я не могу поверить в происходящее. Пытаясь мыслить трезво, не нахожу здравого оправдания ни одному из совершенных ею поступков. Эта чертова запись выдрала живьем мое сердце. Разорвала его на куски. Моральных сил больше не было. За последние несколько недель измотался до смерти. Сегодняшняя ночь стала апогеем. Раз за разом просматривал эту проклятую запись, не веря в то, что слышал. Видел собственными глазами. Нет пытки страшнее, чем собственные воспоминания. Жестокая ошибка думать, что время способно что-то исправить. Изменить людей. Так или иначе, они остаются теми, кем были на самом деле. Непереносимая боль сдавливает легкие, не позволяя сделать ни единого вдоха. Единственное на что я был способен, выместить свою злость, полностью разгромив эту долбаную комнату. До ссадин на костяшках пальцев. До глубоких ран осколков разбитых зеркал. Стоило только вспомнить ядовитую запись, превращался в зверя, готового разорвать любого, кто приблизится. Я даже не мог представить, что меня настолько можно вывести из себя. В сотый раз. Возможно и больше. Включаю эту долбанную запись, которую Клео прислала. Смотрю и все еще не могу поверить. Мороз по коже от ее равнодушного голоса. Чужого и неузнаваемого. Словно я видел перед собой совершенно другую девушку. Не ту, которую полюбило сердце. Вглядываясь в это каменное выражение лица, пытался отыскать черты той солнечной и невинной девчонки, но ни черта не находил. Нажимаю клавишу перемотки, возвращая каждый раз предыдущий кадр. Проделывал это тысячу раз, пытаясь найти в своем сознании хоть какое-то объяснение. С самой юности полагал, что досконально научился разбираться в людях, видя их гнилую сущность. Всю мерзость внутреннего мира, которую невозможно спрятать за лживой маской. Был уверен, что я ощущаю тонко Альби. изучил все, что происходило в ее душе и на сердце. Но сейчас не мог смириться, что жестокого ошибся. Умелая актриса обвела вокруг пальца? Но когда Альби это сделала? Все время, находящееся рядом со мной лгала, притворяясь, что любит, или в тот момент, когда записывала видео послание, с целью причинить мне невыносимую боль? Запутавшись окончательно, не мог дать вразумительный ответ на этот вопрос. Реальность смешивалась с больными соображениями разума. Приглядываясь и вслушиваясь в каждое слово на видео, хотелось заметить хоть мизерную подсказку. Знак, который дал бы понять, что моя Альби нуждается в помощи. В немедленном спасении. Но, твою мать, ни черта не было. Ее леденящий взгляд и бессердечный голос душу наизнанку выворачивали. Все равно я должен был ее найти. Хотя бы ради нашего сына. Ради того, чтобы посмотреть ей в глаза. Чтобы она смело произнесла те же слова, находясь рядом. Мои люди переворачивали город и окрестности верх дном, в надежде что-то разузнать. С силой зажмуриваю глаза, впиваясь пальцами в волосы. Вспоминаю, как приехал к сгоревшему грузовику, моля по дороге лишь о том, чтобы Клео в нем не оказалось. Трое погибших оказались беженцами, сбежавшими из соседнего города. Чтобы убедить свое сердце, осмотрел каждый обугленный труп. Понял, что Клео нет среди этих людей. Но покоя все равно не было. Альби. Мое сердце. Моя самая большая слабость в жизни. Ни один человек никогда не значил для меня так много. Я ломался на осколки, которые невозможно было склеить. Она превратила меня в одержимого ею. Слушал ее бездушный голос на записи и мгновенно умирал. Сердце замирало, переставая биться. А легкие горели настолько, что больно было сделать даже мизерный вдох. Все кончено. Я должен ее отыскать чего бы мне это не стоило. Должен посмотреть в любимые глаза, и я понять, как я ошибался в этой девушке. И даже отпустить. Но ни за что на свете не смогу отказаться от сына. От своего ребенка, который получит все, что не получил я когда-то. Дети не должны страдать из-за своих родителей. Наши судьбы не имеют права оставлять безжалостный отпечаток на жизни детей. Я буду держаться, и жить ради сына. Дергаясь, отшатываюсь назад. Прижимаясь вспотевшей спиной к мягкой обивки дивана. Глаз не открывая, пытаюсь успокоиться. Дух перевести, ожидая хоть каких-то новостей. Онемевшие мышцы слегка расслабляются. Мне кажется, я сейчас даже способен уснуть. Организм измотан до предела. Металлическая тяжесть в затылке, мучила до изнеможения. Тяжело вдохнув полной грудью, услышал зловещую тишину. Запись в очередной раз закончилось. Я выучил каждое слово наизусть. Запомнил выражение лица Клео, которое убило все надежды и мечты. Готов был ради нее и нашего сына на все, но она грязно растоптала, превратив меня в ничтожество. Начинаю отключаться. Ощущаю, будто куда-то проваливаюсь. В недра темной бездны, которая для меня похлеще ада. Душа умерла. А сердце билось ради сына, которого я обязательно должен найти. Мгла и сырой холод. Мерзкое ощущение, которое за последние сутки становится привычным. Сквозь сон слышу непонятные звуки, не сразу соображая, что это вибрация мобильного телефона. Суматошно глаза распахиваю, пытаясь немедленно вернуться к реальности. За считанные секунды воспроизвести все в своей памяти, сдерживая ноющую боль в узде. Ерзаю, приподнимаясь в кресле. Достаю трясущимися руками телефон, лежащий в заднем кармане джинс. И не смотря нажимаю клавишу «Ответить».

— Эмир. — Слышу свое имя, даже не успевая поднести телефон к уху. — Эмир, ты меня слышишь? — Сафир настойчиво повторяет, думая, что связь плохая. Дергаюсь, поднимаясь на ноги. Напрягаюсь, осознавая, что сейчас могу получить долгожданную информацию.