Она выдохнула и умоляюще посмотрела на меня.

Я внимательно наблюдала за Мими в течение нескольких недель после этого разговора, и даже несмотря на то, что я могла сказать, что ей больно, она не подавала виду и снова вернулась к своим обычным занятиям. Школа, работа и друзья вернулись на свои привычные места, и она даже попросилась пойти со мной в следующий раз, когда я встречусь с Кристи Бэар за ланчем. У меня гора упала с плеч, когда я поняла, что у нее стойкий характер и она приняла решение двигаться дальше. И я знала, что Томми, определенно, вздохнул с облегчением, когда я рассказала ему об их расставании.

Беседы с Мими о Гриззе постепенно сошли на нет. Она освободилась от чувства вины из-за Лесли, и ее интерес к Гриззу угас. Жизнь возвращалась в нормальную колею. Дети уже несколько недель как вернулись к учебе в школе, и близился конец января. Поскольку я бросила своих бухгалтерских клиентов, у меня стало больше свободного времени, чем раньше.

В последнее время мои мысли занимала сестра Мэри Кэтрин. Недавно она мне приснилась — монахиня, с которой я была так близка в детстве. Та монахиня, которая настойчиво побуждала власти искать меня. Мое подсознание говорило со мной во снах о том, что, возможно, у меня с ней остались какие-то незаконченные дела?

— Откуда ты вообще знаешь, где ее искать, Джинни? — спросил меня как-то Томми ранним утром в нашей спальне. Он сидел на кровати, натягивая ботинки, собираясь на работу.

— Я спрашивала о ней, когда мы возобновляли наши брачные обеты. Я должна была попробовать найти ее ещё несколько лет назад, Томми. Я чувствую, что она — одно из незавершенных дел в моей жизни.

— Так она все еще жива?

— Да, она живет в доме престарелых для монахинь в Иллинойсе. Я хотела бы навестить ее. Чтобы сказать ей, что жива. Даже не знаю, вспомнит ли она меня, Томми, но она не выходит у меня из головы с прошлого лета, и я все время это откладывала. Ну, учитывая все то, что случилось с того времени, откладывала не по своей вине. Но я все равно хочу повидаться с ней пока не поздно. Возможно, поэтому она мне приснилась. Должно быть, она уже очень стара, как думаешь?

— Даже не знаю, Джин. Я не был с ней знаком, так что понятия не имею, сколько ей сейчас лет. Если чувствуешь, что это так важно, тогда, определенно, тебе нужно это сделать.

— Хочешь, поедем вместе? Я решила полететь пятничным рейсом. Остаться на две ночи и вернуться домой в воскресенье.

— Думаю, у меня не получится. Теперь, когда Алек вернулся из своего творческого отпуска в горах, мы берем больше клиентов, и иногда мне придется работать и в выходные. Ты поезжай, а я могу остаться дома с детьми. Тогда нам не придется их пристраивать у друзей или просить Картер приехать сюда.

— Не уверена, хочу ли я ехать одна. Без тебя.

— Думаю, это пошло бы тебе на пользу, Джин. — Он встал и подошёл ко мне, нежно приподняв мой подбородок. — Мне кажется, тебе стоит побыть с ней наедине. Если ты не хочешь ехать одна, конечно, я поеду с тобой. Но я всё-таки считаю, что ты сможешь справиться с этим сама.

На следующей неделе я оказалась в уютной гостиной Дома престарелых общества Сестер милосердия в Иллинойсе. Это был старинный женский монастырь, который был признан непригодным для проживания и его собирались снести несколько лет назад, но в то время на него обратил внимание богатый меценат, и монастырь отреставрировали. Я стояла рядом с потрескивающим огнем в кирпичном камине и разглядывала потолок и окружающие стены, завороженная красотой архитектуры.

Юную послушницу отправили, чтобы найти сестру Мэри Кэтрин и привести ее ко мне. Я предположила, что это, вероятно, означает, что она передвигается в инвалидном кресле. Мне подумалось, не совершила ли я ошибку, приехав сюда. Наверное, она меня даже не вспомнит. На дворе две тысячи первый. Меня похитили в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Прошло уже больше двадцати пяти лет. О чем я думала?

— Пахнет розами, но ни цветов, ни освежителя воздуха не видно, — прокомментировала, обращаясь ко мне, молодая женщина. Мы немного разговорились, пока ждали. Она ожидала свою тетю, тоже монахиню на пенсии. Я начала отвечать ей, что согласна, когда услышал голос, который моментально узнала.

— Гвиневра Лав Лемон. Наконец-то ты ко мне пришла!

Сестра Мэри Кэтрин понеслась в мою сторону с энергией, которая противоречила её возрасту. Затем, крепко сжав мою руку, она повела меня на прогулку по теплым и гостеприимным залам и коридорам красивого здания. Оно не было похоже на дом престарелых. Дом напомнил мне элегантный особняк со множеством спален. По дороге в свою комнату она рассказала, что ей уже почти девяносто лет, и даже несмотря на то, что она официально вышла на пенсию, у нее в теле не найдется ни одной уставшей косточки.

В своей комнате она внимательно, не перебивая, выслушала весь мой рассказ о том, что произошло с того рокового дня в мае семьдесят пятого. Ее голубые глаза блестели, и я ожидала увидеть в них хоть какое-то любопытство, но его там не было.

— Я знала, что с тобой все хорошо, — уверенно заявила она мне.

— Откуда?

Она прижала руку к сердцу.

— Не могу сказать, откуда. Просто знала. Спустя какое-то время я почувствовала умиротворение, и, судя по тому, что ты мне рассказала, я должна была о тебе волноваться, но этого не было. Что-то глубоко внутри меня верило, что ты в порядке. Я молилась, чтобы Господь в один прекрасный день сказал мне, что это правда. И сегодня этот день наступил. Хвала Господу, Гвиневра.

Мы обнялись, а затем она взглянула на часы на своем костлявом запястье.

— Хочешь сходить со мной на обход?

— На обход?

— Мне нужно забрать сестру Агнес. Она слепая и передвигается в инвалидном кресле. Я должна отвезти ее обратно в ее в комнату и устроить там. Хочешь пойти со мной?

— Я с удовольствием, сестра Мэри Кэтрин.

Стоя в комнате сестры Агнес, я наблюдала, как сестра Мэри Кэтрин заботливо устраивает слепую монахиню на дневной сон. Для женщины, на пороге девяностолетия, она двигалась с ловкостью кошки. Я улыбнулась про себя, разглядывая красивую и со вкусом подобранную мебель и вид из окна на заснеженную сцену, словно только сошедшую с картины Томаса Кинкейда.

Потом я заметила кое-что, показавшееся мне странным. Почти все доступное пространство на мебели было заставлено фотографиями в рамочках. Я подошла к одному низенькому комоду и нагнулась, чтобы получше рассмотреть. Сестра Агнес была слепой. Зачем ей столько фотографий в комнате? Она их видеть не могла.

Как будто прочитав мои мысли, сестра Мэри Кэтрин сказала:

— Это ее молитвы без ответа.

Я повернулась, чтобы взглянуть на благочестивую сестру.

— Без ответа?

— Когда она была моложе, Бевин была фотографом, — начала рассказывать сестра Мэри Кэтрин. — Бевин — так звали её до того, как она стала монахиней.

Я оглянулась обратно на фотографии и заметила, что все они черно-белые. Я взяла одну и поднесла к глазам.

— Сестра Агнес, здесь мужчина, меняющий колесо у машины. Он улыбается вам, как будто прекратил работу, чтобы вы могла сделать его фотографию.

— Новый Орлеан, тысяча девятьсот пятидесятый. Мне тогда было всего где-то двадцать пять — двадцать шесть лет и я только что открыла для себя фотографию и влюбилась в нее, — послышался с кровати голос монахини. У сестры Агнес были тонкие седые волосы и морщинистое лицо. Ее невидящие темные глаза излучали тепло и сострадание. — Это был мистер Пейру. Позже он потерял жену и двоих детей при пожаре в доме. Эта фотография была сделана в более счастливые времена. Если внимательно посмотреть, можно увидеть на заднем плане его жену, сидящую на их крыльце. Я вернулась к ним спустя несколько лет после того, как сделала эту фотографию, и соседи сказали, что после гибели семьи он погрузился в темный мир депрессии и пьянства. Однажды он просто исчез. Никто не знает, что с ним случилось.