— Тот, кто не обманывает себя, что есть надежда, когда ее нет. — Хокр гневно посмотрел на нее. — А теперь, чтобы показать всем, что я не такой мягкий, как ты думаешь, мне придется наказать тебя за неподчинение моим приказам. Я должен был сделать это, когда ты отняла кольцо у нашей заложницы, но я думал, что ты усвоила урок, дав клятву. У меня не может быть жены, которая намеренно действует против моей воли, делая что-то за моей спиной. Ты отдашь мне ключи, которые носишь, — в знак, что ты больше не хозяйка. Пусть они побудут у Тайры, пока я снова не смогу доверять тебе.

Рагнхильд приблизилась к нему, с ненавистью в темно-синих глазах, ставших почти черными от гнева и разочарования.

— Я не потерплю такого унижения. Носить ключи от этого места — мое право.

— Право, которого ты лишилась, действуя вопреки моим желаниям. Ты хочешь, чтобы я был сильным, но ты противодействуешь и вредишь мне на каждом шагу. Я не могу позволить, чтобы это продолжалось.

— Пусть тролли исполняют твои желания! Я предпочту уйти, чем терпеть такое обращение. К завтрашнему дню у тебя больше не будет жены.

Хокр пристально посмотрел на нее, на эту женщину, которую он когда-то страстно желал, и обнаружил, что единственной эмоцией, охватившей его, была внезапная надежда. Он с трудом сглотнул.

— Что ты хочешь этим сказать? — Теперь он был настороже, уверенный, что неправильно ее расслышал.

— Я говорю, что разведусь с тобой завтра при свидетелях, а потом твои люди могут отвезти меня обратно в дом моего брата. Я не останусь там, где меня не хотят видеть. — Ее рот искривился в жалком подобии улыбки. — Желаю тебе удачи с твоей следующей женой. Я уверена, что тебе не терпится ее найти. Но ей придется принести тебе большое приданое, так как свое я забираю обратно, и, кроме того, я хочу получить в качестве компенсации все ценности, которыми ты владеешь, — ты мне их должен.

У Хокра почти закружилась голова от облегчения, но он знал, что нельзя показывать этого, иначе все будет потеряно.

— Я тебе ничего не должен. Ты была далеко не идеальной женой, и я должен потребовать назад выкуп, который заплатил твоей семье. Но ты можешь взять вещи, равные стоимости приданого, которое ты принесла сама. — Что-то еще ему пришло в голову. — А Йорун останется здесь. Она может оказаться моей единственной наследницей.

— Как будто я возьму ее с собой! Какая мне от нее польза? — Рагнхильд повернулась и направилась обратно к кровати. — А теперь я была бы признательна, если бы ты позволил мне спокойно выспаться, без твоего храпа, который не дает мне уснуть. Я уверена, что в этом доме есть множество женщин, готовых разделить с тобой постель.

Хокр проигнорировал издевку и вышел из комнаты, но спать он не собирался. Он просидит за занавеской всю ночь, чтобы убедиться, что Рагнхильд не попытается улизнуть со всем, что у него было. Он не оставит это без внимания.

— Что значит «Рагнхильд ушла»? — Кери моргала, глядя на Хокра, который стряхивал снег с сапог прямо у двери ткацкой хижины.

Она убежала туда с Йорун ранним утром, догадываясь, что Хокр и его жена будут не в лучшем настроении после того, что произошло прошлой ночью. Ей казалось правильным держать девочку подальше от родительских ссор, пока вопрос так или иначе не разрешится.

— Она развелась со мной на глазах у всех моих людей. Трижды она повторила эти слова в трех разных местах — у кровати в моей комнате, рядом с моим местом в зале и на пороге дома. Вот как это делается, и теперь пути назад нет. Мы больше не женаты. Она вернулась в дом своего брата на санях в сопровождении нескольких моих людей и с большим количеством вещей, чем она заслуживает, но это цена, которую я был готов заплатить.

Хокр сиял так, что Йорун, уставившись на него, спросила:

— А-тес, а? Щас-лиф?

Он поднял ее и развернул к себе.

— Да, малышка, я счастлив. Да простят меня боги, но я так рад, что избавился от твоей матери. Возможно, когда-нибудь ты поймешь.

Йорун взвизгнула от смеха и коснулась его аккуратно подстриженной бороды, в которой блестели снежинки. Темно-золотистая, она прекрасно дополняла белокурые волосы и голубые глаза ярла. Кери подумала, что никогда не видела никого более красивого. Но правильно ли она его расслышала?

— Но… Это законно и имеет обязательную силу? Я имею в виду развод, — она все еще не совсем понимала. Ей говорили, что в норвежском обществе брак может быть расторгнут таким образом, если того пожелает жена, но это шло вразрез со всем, чему ее учили на родине.

— Да. Наш брак распался. Рагнхильд ушла с более ценными предметами, чем те, с которыми она прибыла, так что спорить не о чем. — Он поморщился. — На самом деле она, вероятно, забрала с собой большую часть вещей из вашей деревни. Извини.

— Это не имеет значения. — Кери пришла к пониманию, что они были всего лишь обычными украшениями. Если не считать кольца ее матери, которое Хокр вернул ей, все остальное теперь ее мало заботило.

— Для меня это имеет значение. В качестве компенсации я не буду просить с твоего брата выкупа за тебя. И вообще, с этого момента ты — свободная женщина, и я позабочусь, чтобы все здесь это знали. Ты больше не моя заложница.

— Правда?! — Кери почувствовала, как внутри нее вспыхнула радость. — И я могу уйти в любое время?

Улыбка Хокра потускнела.

— Если таково твое желание, конечно, но я бы посоветовал подождать хотя бы до весны.

— Конечно. Но… — Она чуть было не сказала ему, что на самом деле совсем не хочет уезжать, но он не произнес ни слова о том, что надеется, что она останется. И зачем ему это нужно? Хокру теперь придется снова жениться на женщине, равной ему по социальному статусу. Должны быть и другие близкие соседи, с которыми он хотел бы заключить союз. Кери уже поняла, что кровные узы были очень важны для него и его народа, и, в конце концов, он был ярлом. — Мы можем обсудить это ближе к весне. Возможно, мой брат даже приедет, чтобы забрать меня домой.

— Разумеется. — Хокр глубоко вздохнул и повернулся к двери. — Теперь у меня много дел, и мне нужно поговорить со Старой Тайрой. Увидимся позже.

Кери была счастлива за него, действительно счастлива, но его новый статус разведенного мужчины не имел для нее никакого значения. Он по-прежнему был вне пределов дозволенного и останется таким навсегда, если только она не захочет прожить в грехе всю оставшуюся жизнь. А она твердо решила не делать этого.

Хокон сел в постели и стащил с пальца кольцо викингов. Оно со стуком упало на прикроватный столик, но, к счастью, Линнея не шевельнулась. Она крепко засыпала, как только удавалось уговорить ее лечь в кровать — не всегда легкая задача, — в то время как ночи Хокона становились все более тревожными.

Ему снились сны. Яркие, ужасающие, приходящие из неведомых глубин сознания. Он был совершенно уверен, что то, что он видел сейчас, было блотом, жертвенным ритуалом, чтобы умилостивить богов и заручиться их благосклонностью. Тот, что привиделся ему, совершался зимой, потому что он не мог избавиться от картин алой крови, брызжущей на чистый снег. Это зрелище запечатлелось на его сетчатке; запах теплой дымящейся плоти забил ему нос. Он схватил бутылку с водой и сделал большой глоток, пытаясь избавиться от металлического привкуса.

Он глядел на кольцо и понимал, что должен вернуть его обратно в музей, но золотая змейка как будто сопротивлялась. Она еще не все ему рассказала, она не собиралась отпускать его. Он запустил пальцы в волосы и уткнулся лбом в ладони. Это было настоящее безумие. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше, ему с трудом верилось, что это происходит сейчас. Однако это было так.

Может, обратиться к психиатру? Неужели он слетает с катушек? А Мия? Не могли же они оба тронуться умом одинаково и одновременно? Происходящее было выше его понимания. Скорее, мог бы помочь гипнотерапевт. По крайней мере, тогда он мог бы получить какие-то ответы.