— Неправда. Она всегда была рядом с тобой.

Это тоже было не совсем так, но Мия придерживалась именно этой версии. Гунилла пережила трудный период в свои двадцать с небольшим: пристрастие к алкоголю вынудило ее передать опеку над Мией своему тогдашнему мужу. И хотя Элин делала все возможное, чтобы помочь, забирая Мию к себе каждое лето, старая леди не была очень терпелива с дочерью. По мнению Элин, Гунилле недоставало силы воли, и ей следовало просто взять себя в руки. Она отказывалась признавать, что дочери сначала нужно было справиться с глубокой депрессией, которая и привела ее к пьянству.

— Нет, не была. Она просто платила по счетам и ждала, пока я приведу себя в порядок.

— Ну, может быть, это было то, что тебе нужно, — осмелилась предположить Мия. — Если бы она тебя баловала, ты бы постаралась бросить пить и начать новую жизнь?

— Конечно, и намного быстрее, — раздраженно ответила Гунилла, но Мия ей не поверила.

Однако вся эта история давным-давно окончилась. У Гуниллы был новый муж и двое маленьких сыновей, которые не давали ей сорваться в прежнее. Большую часть времени она казалась довольной своей жизнью — за исключением тех случаев, когда встречи с дочерью бередили старое чувство вины. Это было глупо, потому что Мия не держала на нее зла.

Девушка снова вздохнула, не желая вступать в спор.

— Чепуха какая-то — отдать мне дом, — пожала она плечами. — Я говорила бабушке. Как мне выкраивать время, чтобы приезжать сюда и приглядывать за ним? Работа в Англии, да и Чарльз не захочет проводить здесь каждый отпуск. Хотя он ничего не имеет против Швеции как таковой, но он любит путешествовать по разным местам.

Она попыталась представить, как ее английский жених коротает здесь лето, подобно ей самой, и не смогла. Он был тут однажды, но визит прошел неудачно. Неказистая обстановка и отсутствие привычного комфорта, вся эта «жизнь в гармонии с природой», которую вела бабушка, претили ему — он чувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Чарльз был городской мальчик, коренной лондонец, и любая невинная просьба, скажем, насадить червяка на крючок, чтобы порыбачить, ставила его в тупик. Ради Мии он пытался приноравливаться, но она видела, каких сверхусилий ему это стоило, и поэтому ездила сюда одна.

Почему-то вдруг она представила здесь Хокона Бергера. Без сомнения, тот будет в своей стихии — червяки его не обескуражат, а бивачная жизнь археологу не в новинку. Она вспомнила его лицо, когда он улыбнулся ей вчера, застав врасплох. Улыбка полностью изменила его черты — настолько, что она чуть не задохнулась. Когда суровое выражение исчезло, она увидела опасно привлекательного мужчину, но из этого отнюдь не следовало, что ей нужно взять его на примету. У нее был жених, и, кроме того, Бергер был не в ее вкусе. Мужчины с внешностью, как у него, обычно слишком хорошо осознавали свое обаяние и, как следствие, были невыносимы. Она уже попадалась на такую удочку раньше, и это плохо кончилось.

Лучше больше с ним не встречаться, решила она. Да он, вероятно, уже и забыть успел о ее кольце. А если нет, она пошлет ему копии старых завещаний, как только получит их. Никакой необходимости в дальнейших контактах между ними вообще не было.

— Ты могла бы сдавать его в аренду, слышишь? — Слова Гуниллы ворвались в ее мысли. — Летом сюда приезжает куча немцев. Держу пари, они заплатили бы огромные деньги, чтобы пожить в таком коттедже. Или найми кого-нибудь, чтобы присматривал за ним. Она оставила тебе достаточно денег.

— Не думаю, что бабушка имела в виду, что я так распоряжусь ее домом… — Мия почувствовала, как безнадежность прожектов тяжестью тянет ей сердце.

Элин хотела, чтобы внучка продолжала проводить лето в Швеции, но она уже не ребенок, и это просто невозможно. Она жила в Англии. Я больше англичанка, чем шведка, не так ли?

Мия снова остановила свой взгляд на островке. Так много счастливых воспоминаний о летних пикниках, о гребле с бабушкой, и как девчонкой она сидела на одеяле и ела торт, слушая рассказы старой леди…

«Это особенное место, — говорила Элин. — Заповедное. Остров принадлежал нашей семье в течение сотен лет и должен оставаться как есть. Отец заставил меня дать такое обещание, а в будущем наступит день, когда заботиться о его безопасности придется тебе».

«О безопасности от чего?»

«От незваных гостей. — Бабушка серьезно посмотрела на нее. — Есть люди, которые хотели бы застроить такие острова, но этого нельзя допустить. — Она обвела вокруг рукой. — Можешь себе представить, что деревья вырубят и вся эта красота исчезнет? Это было бы святотатством».

Тогда Мия еще не знала, что означает это слово, но она поняла смысл сказанного. Остров нужно защищать. И она поклялась бабушке, что сделает все, что в ее силах, но как ей теперь сдержать обещание?

— Так что ты намерена делать? — спросила Гунилла, словно почувствовав смятение дочери.

— Не знаю. Мне придется подумать. Не могла бы ты присмотреть за домом хотя бы до весны? Может быть, время от времени приглашать уборщицу — я заплачу, разумеется. Правда, не хотелось бы торопиться.

— Ладно, но тебе лучше поскорее принять решение. У меня нет времени таскаться сюда каждую неделю. Это место слишком напоминает мне мать.

Мия печально посмотрела на нее. Боль была глубокой, она это видела. Разрыв между матерью и бабушкой так и не был преодолен, и ей было грустно думать, что теперь это навсегда.

Бабушка ушла, и все, что осталось, — Берч Торп. Как же она сможет продать его? Но как ей суметь его сохранить?

Хокон толкнул шаткую калитку и осторожно закрыл ее за собой. Похоже, не помешали бы новые петли; по крайней мере, верхняя держалась только на одном болте. Забор вокруг маленькой усадьбы местами сильно покосился и тоже требовал внимания. Без сомнения, над этим потрудились январские тяжелые сугробы, и весной кому-то придется ставить подпоры. Мие? Он улыбнулся при этой мысли. Вряд ли у нее хватит сил для такой тяжелой работы.

Небольшая табличка с надписью «Бьеркеторп» подтвердила, что это определенно то самое место. И он пошел через сад, хлюпая сапогами по слякотным остаткам сугробов. Хокон ненавидел это межсезонье — ни зима, ни весна, вокруг одна сырость и серость. В прогалинах торчали хилые желтоватые пучки прошлогодней травы. Он тосковал по настоящей весне, по буйной и яркой зелени, но это будет еще нескоро.

Вернется ли тогда Мия? И сможет ли он убедить ее прийти в музей, чтобы у него оказалась возможность еще раз взглянуть на кольцо?

— Да какое это имеет значение? — сказал он вслух, злясь на себя.

У него по горло другой работы. Это несчастное кольцо может и подождать. И все же мысль о ней его не отпускала. Образ Мии, улыбающейся ему, ясно виделся его внутреннему взору, не позволяя о себе забыть.

Лужайка за домом плавно понижалась к озеру. Сойдя к кромке воды, он, обернувшись назад, сперва проверил, как подход к берегу выглядит снизу. Его охватило волнение.

— Отлично, — пробормотал он.

Развернувшись к воде, он оглядел небольшую бухту с пристанью, защищенную мысом, и маленький островок поодаль. Естественная гавань, в которой с легкостью поместились бы корабль викингов с парой гребных лодок; ему представился гораздо больший причал, выступающий далеко в воду. У причала сподручней было швартовать кнарр, такие были, как правило, торговыми судами — короткими и широкими, с высокими бортами, с килем, не слишком глубоко сидевшим в воде. А может быть, и карв — более универсальный, удобный как для торговли, так и для военных целей. Прищурившись, Хокон живо представил себе эту сцену. Парус, свернутый и закрепленный у основания мачты, ждет своего часа, воины поднимаются на борт, складывают походные сундучки под узкие скамьи, крепят разноцветные щиты вдоль бортов, разбирают весла; слышны ругань и смех… Великолепное должно было быть зрелище. Захватывающее.

Позади него, вправо от дома, земля поднималась, образуя что-то вроде небольшого плато, идеально подходящего для поселения: на достаточном удалении от воды и окрестности отлично просматриваются. Сейчас место заросло деревьями, но они могли появиться позже, после того как поселение было оставлено обитателями. Ему снова представилось — огромный длинный дом[3] в центре с множеством хозяйственных построек вокруг, крытых дерниной либо соломой, дым, уплывающий вверх, снующие по двору люди, каждый со своей заботой…