Но он приехал сюда работать, не отдыхать. Прохлаждаться не получится. Долгие часы на четвереньках — вот что его ждет, и он собирался наслаждаться каждой минуткой. Как и всегда.
Возбуждение пробежало по жилам. Ему не терпелось начать, и у него были хорошие предчувствия насчет этого места — оно отзывалось в нем.
Хокон искренне надеялся, что они с Мией найдут общий язык и часы отдыха тоже будут приносить радость.
* * *
Холл представлял собой огромное прямоугольное здание с двойными дверями в одном торце, которые открывались в небольшую прихожую. В главное жилое помещение можно было попасть через широкий дверной проем в перегородке, на одну треть не доходившей до потолка. В находившейся за ней огромной комнате на возвышении размещался очаг, а вдоль стен шли широкие скамьи. Холл был около восьми или десяти шагов в ширину, а крыша, поддерживаемая тяжелыми балками, в центре была высотой по крайней мере с трех человек, что создавало ощущение простора. Хорошо была видна изнанка ее соломенного покрытия, аккуратно уложенного поверх рядов горизонтальных опор. Крошечные квадратные отверстия во внешних стенах, равно как и двери в обоих концах комнаты, добавляли света и воздуха, но внутри все же было немного дымно и мрачновато, требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Однако холл был сработан на славу — жилище, которое прослужит долго, и Хокр гордился им. Он даже сам вырезал некоторые рисунки на столбах.
Войдя сразу за Керидвен, он наблюдал за ее реакцией — и с удовольствием увидел на ее лице благоговение.
— Нравится тебе мое скромное жилище? — шутливо спросил он.
Действительно, по некоторым меркам оно было скромным, но определенно больше среднего.
Она взглянула на него, стараясь не выдать восхищения, и саркастически прокомментировала:
— Безусловно. Тебя следует похвалить — оно намного больше, чем любое из жилищ, в которых я когда-либо бывала. Должно быть, приятно унаследовать что-то подобное от своих предков.
— Мы с моими людьми построили его примерно десять лет назад. Предыдущий дом был старым и прогнившим — вот что досталось мне в наследство, — сообщил ей Хокр и снова посмотрел на дом с удовлетворением.
При жизни отца их владения пришли в упадок и обветшали — хозяина заботили только эль, женщины и разборки со своими людьми, — но после его смерти Хокр все полностью обновил. Стены здания и его крыша были прочными и хорошо защищали от непогоды, нигде не было щелей — лазеек для сквозняков и влаги. Даже зимой дом оставался удобным и уютным, служа надежным убежищем от сурового климата северных земель. Там хватало места для всех, кто имел право спать в главном доме, в нескольких сундуках хранились личные вещи. В дальнем конце была отгорожена пара комнат поменьше, в одной из которых находились корзины и рундуки с инструментами и провизией. Стены были затянуты разноцветными ткаными полотнами, которые придавали длинному помещению уютный, теплый вид, как и одеяла и меха различных цветов и оттенков, покрывавшие скамьи.
— Хм. — Керидвен скрестила руки на груди, но он обезоружил ее своим ответом, и она больше ничего не сказала.
Женщины устанавливали столы на козлах, оживленно смеясь и болтая, и в воздухе царила атмосфера счастья. Он улыбнулся — как чудесно быть дома.
Ну, большую часть времени.
Он подавил вздох, увидев Рагнхильд, которая громко пеняла какой-то незадачливой служанке: бедняга уронила кувшин с элем на пол и безуспешно пыталась устранить следы произошедшего. Хокр проигнорировал шум и приказал своим людям вытряхнуть мешки и сундуки на столы. В комнате воцарилась тишина, когда почти всё, что вывезли из деревни Керидвен, а также из многих других деревень, зазвенело и застучало по гладким доскам. Хокр знал, что в одном месте никогда не достанет столько ценных предметов, чтобы путешествие себя оправдало, если только поселение не принадлежало королю. Поэтому он и его люди сначала совершили набег на несколько других селений, включая небольшую христианскую общину, не взяв ни одного пленного. Они приберегали захват рабов напоследок, так как всегда был риск, что пленник может вырваться на свободу и предупредить о налете.
Раздались удивленные возгласы, и даже Рагнхильд остановилась на середине фразы, изумленно глядя на мерцающую груду. Это было впечатляющее зрелище: кольца, браслеты, шейные гривны — торки, монеты, а также серебряные предметы из христианской церкви. Среди них была красивая чаша, украшенная полудрагоценными камнями, несколько серебряных тарелок и инкрустированная золотом застежка, сорванная со священной книги.
— Ну что ж, — сказала Рагнхильд, став рядом с мужем и подбоченясь, — я вижу, кое-что ценное ты нашел. Не так много, как я надеялась, но, полагаю, этого хватит до следующего года.
Хокр чуть не поперхнулся.
— До следующего года? Если ты думаешь, что я собираюсь снова разбойничать, ты жестоко ошибаешься, женщина. Здесь более чем достаточно, чтобы нам хватило на всю жизнь.
— Хм, ну, мы обсудим это весной.
Он стиснул зубы, но ничего не ответил. Не будет никакого обсуждения, а если и будет, он позаботится о том, чтобы оно проходило наедине, чтобы его жена не могла поставить под сомнение его храбрость перед всеми. А сейчас он попросил своих людей сесть, кроме двоих, Торальда и Стейна, которые помогли ему разделить добычу на кучи золота, серебра и других драгоценных предметов, что облегчило дележ. Всякий раз, когда кучки были неравными, мужчины просто разрезали браслеты, ожерелья или другие металлические предметы на куски, не обращая внимания на красоту работы. В какой-то момент он заметил, как Керидвен вздрогнула; по-видимому, эти предметы были для нее дороги, но ничего не поделаешь. Именно так велась большая часть торговли — взвешивался и оценивался металл, а то, как вещь сработана, не имело никакого значения.
Как только походные трофеи разделили на части, Хокр сам начал раздавать равные доли своим людям, оставив себе одну, которая была не больше остальных. Краем глаза он увидел, как Рагнхильд нахмурилась, но она держала язык за зубами, пока он не закончил. Затем она набросилась на него.
— Почему ты не берешь большую долю себе? Ты ярл, это твое право.
Хокр взмахнул рукой, указывая на груду драгоценностей, которые он объявил своими:
— Неужели тебе этого недостаточно? Другие были бы благодарны за такой клад. — Это была правда: их доля была более чем достаточной. Он знал, что многие ярлы взяли бы себе гораздо больший кус и раздавали бы его по частям в течение нескольких лет, чтобы обеспечивать себя верными людьми, но ему это претило.
Перебирая драгоценности, Рагнхильд взяла в руки особенно красивое ожерелье из чеканного золота, которое, как он помнил, они захватили в доме, в котором жила Керидвен. Ее? Или, может быть, невестки? Он не мог не сочувствовать девушке, так как теперь той придется смотреть, как кто-то другой будет его носить.
— Миленькое, по-моему, — заметила Рагнхильд. — А все же, почему твоим людям следует равная с твоей доля? Ты вождь.
— И я сделал ровно столько, сколько весит моя законная доля добычи, так с какой стати у меня должно быть больше, чем у них? Каждый сыграл свою роль.
— Все равно это неправильно, — настаивала Рагнхильд. — Я требую, чтобы ты попросил их заплатить тебе десятую часть их прибыли в счет того, что они здесь живут и столуются. В конце концов, мы обеспечиваем их едой и крышей над головой, и…
Он прервал ее:
— Едой, которую они помогли вырастить, и крышей, которую помогли возвести. Все здесь усердно и на совесть работают. Нет, я не сделаю ничего подобного. — Сжав кулаки под столом, он сумел сдержать свой гнев.
Хокр всегда не спешил злиться и знал, что лучше оставаться спокойным. Несколько раз, когда он действительно терял самообладание, это ошеломляло: взрыв гнева, вселяющий страх перед богами в большинство людей.
— Но…
С другой стороны, очевидно, пришло время поставить точку.
— Хватит, женщина! — Он смерил Рагнхильд сердитым взглядом. — Ты донимала меня походом, пытаясь опозорить перед моими людьми, ты донимала меня тем, что нужно привезти из похода, ты донимала меня тем, что не нужно везти, и теперь у тебя хватает наглости жаловаться, когда я дарю тебе сокровище, достойное королевы? Ты с ума сошла, женщина? Клянусь Одином, я подумываю послать тебя одну в поход, чтобы ты могла привезти то, что хочешь!
