Когда он отошел к костру, где сидели его людьми, она взмолилась, чтобы сказанное им оказалось правдой.

Хокон проснулся от удара в живот. Все еще в полусне, он потянулся за мечом, чтобы защититься, но понял, что меча у него нет, он не викинг и лежит на диване в гостиной, а не на дне драккара.

— Что за?.. Линнея?

Он моргнул и нос к носу увидал озорные глаза шестилетней дочери. Она хихикнула и ткнула его под дых.

— Сам сказал, что будешь смотреть футбол, а сам спал, — ты соврал, папочка? Можно я вместо тебя посмотрю мультики? Пожалуйста, папочка, ну пожалуйста!

— Действуй.

Он сел и потер лицо. Боже, он так устал.

Чтобы справляться с Линнеей одному, требовалось изрядное напряжение. Не потому, что она была трудным ребенком, но потому, что он чувствовал, что должен что-то делать, как-то ее воспитывать, а не позволять ей с утра до вечера сидеть перед телевизором или за глупыми играми вроде «Нинтендо».

Он знал, что усердствует за двоих. Его бывшая жена София была весьма беззаботной матерью, не обременявшей дисциплиной ни себя, ни девочку. Занятая собой, она предпочитала наслаждаться жизнью, а не проявлять родительскую строгость. Ее эгоизм и привычка сорить деньгами были одной из причин, по которой он развелся с ней. И понятно, если Линнея играла в компьютерные игры, она не докучала Софии, и это замечательным образом устраивало обеих. Но не Хокона — его это чертовски раздражало.

— Как она вообще сможет серьезно относиться к школе и домашним заданиям, если ты вечно позволяешь ей делать все что заблагорассудится? Как она справится с реальной жизнью? — спросил он Софию, когда в очередной раз обнаружил, что дочь в пижаме прилипла к экрану, а не ждет отца одетой и готовой провести с ним двухнедельные каникулы. — Она этим целыми днями занимается?

— Да ладно тебе, остынь, Хокон! Она еще маленькая; пусть позабавится, пока не началась взрослая морока. Что в этом такого? — София отмахнулась от его тревоги, но, расспросив Линнею, Хокон понял, что бывшая жена вообще не думает о потребностях ребенка, а только о своих собственных.

— Мама всегда занята со своими друзьями и почти никогда не бывает дома, — сообщила ему Линнея. — У нее нет времени водить меня в парк, как у тебя, но она покупает мне много новых игр, чтобы я не скучала. Хочешь посмотреть? У меня есть одна замечательная, с единорогами…

Хокон не стал смотреть. Вместо этого он повел дочь на большую игровую площадку в соседний парк, а потом они поехали кататься на велосипеде. Он научил ее кататься в прошлом году, и теперь у нее здорово получалось, она могла проехать пару километров не останавливаясь и не хныча. Но дело в том, что дети не умолкают ни на секунду, — и шквалы вопросов изматывали его. Тем не менее кто-то должен был объяснить Линнее, что жизнь состоит не только из игровых приставок и велосипедов, и похоже, эту работу придется делать ему.

Его мобильный звякнул, и он открыл сообщения.

Плз оставь Л еще на пару дней мне нужно уехать из города у меня завтра вых. С

Хокон уставился на экран. Такое случалось все чаще и чаще, и хотя он не имел ничего против того, чтобы провести с Линнеей лишний день — совсем наоборот, — он не мог вот так с бухты барахты взять незапланированный отпуск, когда ему того хотелось. Найти няню за короткое время тоже было почти нереально, но София, похоже, не принимала это во внимание. По правде сказать, она никогда особо ничего не планировала, когда дело касалось и ее самой, и тем более не думала о том, как ее экспромты сказываются на жизни других.

София работала в бутике модной одежды в Старом городе Стокгольма, но поскольку магазинчик принадлежал ее матери, бесконечные отпуска и отгулы сходили ей с рук. Ее кругом были друзья-мультимиллионеры, для которых под настроение слетать в Париж на выходные было парой пустяков. При богатых родителях ей никогда не приходилось думать о деньгах, и даже выйдя замуж, она продолжала рассчитывать главным образом на отцовский кошелек, а не на мужнину зарплату. Поначалу ее капризная, веселая натура казалась глотком свежего воздуха, и Хокону нравилась ее непосредственность, но вскоре это начало раздражать. По временам ему требовалось четко планировать дела заранее, но это стало невозможным.

Он начал понимать, что София не заинтересована в том, чтобы стоять на собственных ногах, пока «дорогой папочка» готов брать на себя дочкины траты; Хокона же так воспитывали, чтобы быть независимым и не полагаться ни на кого, кроме себя, так что ее позиция была для него своего рода кощунством, и в конце концов он не выдержал. К сожалению, к тому времени София забеременела — случайно, конечно, — и Хокон попытался спасти их брак ради ребенка. Он надеялся, что материнство сделает жену более зрелой и ответственной, но вскоре разуверился в таком исходе, и после этого пути назад уже не было.

Только на один день, — написал он в ответ. — Во вторник я еду в Лунд, так что тебе придется забрать ее из школы. Х.

На всякий случай он поговорит с матерью лучшей подруги Линнеи. Она помогла ему выкрутиться в прошлый раз и часто работала «аварийкой». Но так не должно быть. Почему София не может поставить Линнею на первое место? Или хотя бы иногда думать о Хоконе?

Разозлившись, он встал и направился на кухню сварить кофе. Соглашение об опеке позволяло ему проводить с дочкой только каждый второй выходной, однако он должен был бороться с Софией за полную опеку — она явно не могла должным образом заботиться о ребенке. Но что он мог предложить? Иногда случалось работать дни напролет, так что девочку, если она в это время была у него, приходилось пристраивать и перекидывать от одних знакомых к другим. Вот почему он согласился, чтобы она большую часть времени проводила с матерью, и все уверяли его, что для Линнеи так будет лучше. Но если мать не воспринимает свою роль всерьез?

По крайней мере, на данный момент он позаботился о том, чтобы его выходные с дочкой были свободны от работы и они проводили их вместе. Но, черт возьми, он хотел защитить ее от небрежного воспитания Софии. И он хотел, чтобы с ним дочь все время была в безопасности.

Хокр наблюдал за миниатюрной женщиной — своей пленницей. Она тихо сидела, созерцая бескрайнее море и близкую береговую линию, и не жаловалась. До сих пор ее не укачивало, и непонятно почему он был доволен этим. Он не хотел, чтобы она страдала — из-за него. Совершенно нелепая мысль.

Конечно, она страдала. Она была в его власти и, вероятно, напугана до смерти, хотя и не показывала виду. Он восхищался упрямым наклоном ее подбородка, блеском ярких глаз и бесстрашием ответов. Нет, она, может, и маленькая, но у нее есть дух. И он уважал это.

В тот момент, когда он увидал ее, он понял, что заберет ее с собой, но никоим образом не мог сделать ее рабыней. Нет, она была знатного рода, ценностью, и кто-то будет готов заплатить за нее выкуп, он был уверен. А пока…

А пока ему придется защищать ее, без сомнения, от самого себя и от всех остальных мужчин вокруг. Потому что было в ней что-то невероятно привлекательное — эти прекрасные глаза, обрамленные густыми темными ресницами, эти великолепные вьющиеся волосы, ниспадающие до талии, эта маленькая ладная фигурка. Глядя на нее, соблазнились бы даже сами боги. Или те святые, о которых говорили христиане — да, он слышал, как пришельцы говорили об Иисусе, но не видел необходимости добавлять еще одного бога к тем, кому поклонялся, — и он определенно не был святым. Как он только что доказал, став викингом.

Тролли забрали Рагнхильд!

Что случилось с этой женщиной? Почему она не может довольствоваться тем, что у них есть? Быть счастливой?

Так было не всегда.

Их первый год вместе был хорошим — они смеялись и любили, усердно трудились, чтобы увеличить размер поселения и улучшить условия для всех, кто там жил, и они, казалось, разделяли одни и те же мечты и цели. Им удалось добиться процветания собственного селенья, но затем случилась беда, и их первый ребенок — маленький мальчик — прожил всего несколько дней. Рагнхильд была безутешна, но Хокр принял его смерть как судьбу и сказал жене, что они молоды и у них будет еще много детей.