Сам Ляхай был не столь непритязателен. Побирался всё детство и юность, и сейчас нищенское тряпьё вызывало у него острые боли в животе. Поэтому из таверны он вышел сам в одежде речника. Утром как раз прибыл новый корабль в порт.

Ночь после дождь была особенно свежа и чиста. Даже неприятный запах с захламлённых улочек ещё не успел подняться в воздух, и ветерок лишь иногда доносил их благоухание. Серебристое сияние ночных светил проливалось на улицу с двух сторон, в поломанных кустах шныряли кошки, где-то в конце улицы залился плачем ребёнок и ему вторило собачье подвывание.

Выпивка чаще всего делала Ляхая агрессивным, но иногда, если он выпивал не слишком много, в душе просыпалась сентиментальность, жалостливая или грустная. Он вспомнил детство. Старую кузню, где отец с утра до ночи что-то ковал, а братья ему помогали. От крыши в жар и в холод всегда шёл дым, отец возвращался домой крепко прокопчённый и садился играть с маленькими сёстрами Ляхая. Порой, как сейчас, на вольного накатывало острое сожаление, что он сбежал из дома и подался в большой город за лёгкой жизнью. Ему хотелось вольной жизни, хотелось скакать по мощёным улицам на длинноногом вороном жеребце в богатой одежде. Через их деревню как-то проезжал богатый господин, и его образ запечатлелся в памяти восторженного мальчишки. А отец работал тяжело, но имела их семья не так много. Не столько, чтобы позволить себе породистого вороного жеребца и богатую одежду. Ляхай не хотел так жить: работать, не поднимая головы, и быть по рукам и ногам связанным большой семьёй, которая зависит от твоего труда.

Вольная жизнь, свободная жизнь — вот чего он хотел!

Ему было десять, когда он сбежал из родной деревни и подался в Дардан. Два месяца добирался, но с какими надеждами! Увы, но чего-чего, а лёгкой жизни столица не давала. Две недели он ходил по улицам, пока сердобольный горшечник не взял его в свою мастерскую. Ляхаю там не понравилось. Всё тоже тяжкий труд и гроши в оплату. Мальчик хотел большего. Пару раз он вынес из мастерской сосуды дорогой керамики и продал их скупщику. Полученные деньги были для Ляхая сказочным богатством, только вот распорядился он им глупо.

Вольный сплюнул.

Вместо того, чтобы припрятать денежки и продолжить работать и тайком таскать кувшины, он купил себе дорогущие сапоги драконовой кожи. Обновка сразу же бросилась хозяину в глаза, а затем обнаружилась и пропажа. Его выставили на улицу.

Но Ляхай сообразил, как можно заработать, и попытался устроиться подмастерьем к кузнецу, потом к портному, потом к торговцу специями… Отовсюду он вылетал быстро, мозгов не хватало не тратить вырученные с продажи краденных вещей деньги на одежду и цацки. Ляхай уже замахнулся на то, чтобы наняться в ювелирную лавку, но хозяину он не понравился, а дальше уже молва о нём разошлась и его вообще перестали куда-то брать. Страже не сдали и ладно. Но в зиму он остался без крова и денег, но в богатой одежонке. Напросился тогда в храм — сейчас уже и не помнит какой, — соврал, что из купеческой семьи, но потерялся и теперь не знает, как найти родственников и дорогу в родной город. Жрецы его приняли и определили на постой к послушникам — таким же юным пацанам, как и он.

Получив крышу над головой и пропитание, Ляхай вроде бы одумался, даже помышлял вернуться в родную деревню, но, слава богам, не решился. Сперва сидел тише воды ниже травы. Потом одолела скука и тоска по пирожным, к которым он привык за короткое время вольготной жизни, и Ляхай вытащил к скупщику кое-что из храмовых вещиц. Через пару недель его поймали за руку. Пришлось признаться, что никакой он не купеческий сын, а просто сирота. Строгий настоятель проникся его судьбой и не выгнал, решив дать ему возможность перевоспитаться. А в кого перевоспитаться? В этих ничтожных послушников, которые смотрели в рты наставникам с тупым восторгом и в ужасе разбегались, когда Ляхай хотел разнообразить их тоскливое существование и начинал пересказывать услышанные на улицах байки.

Слушать оставался только Я̀ник.

Ляхай быстро забывал лица умерших, но Яника он помнил в мельчайших подробностях. Худющий, светловолосый, с телячьими круглыми голубыми глазами, всегда распахнутыми в доверчивом восторге. Глупая вера Яника льстила Ляхаю и в то же время раздражала.

К весне Ляхай уже выл от храмовой жизни и с завистью смотрел на уличных мальчишек, таких независимых и гордых, несмотря на рванье. И он сбежал из храма, чтобы прибиться к одной из мальчишеских стай. Яник пошёл с ним. Ляхай не пытался его отговорить, искренний восторг Яника и вера во всё, что говорил Ляхай, ему откровенно льстила. Он воображал, как будет рассказывать новым приятеля истории о себе, а Яник будет подтверждать, что да-да, так и было. Янику верили все, а значит, поверят и Ляхаю.

Но всё оказалось не так радужно. Уличные не захотели их принимать. Сытые, тепло одетые домашние мальчики из храма не были достойны того, чтобы войти в их стаю. Ляхая и Яник крепко побили и били потом ещё не раз. Ляхай злился, запальчиво заявлял, что так и должно быть, их проверяю, а Яник продолжал верить. Только улыбаться перестал.

В конце концов, видя их упорство, их действительно решили испытать и отправили на «дело»: стащить хоть что-нибудь из лавки купца Иша. Тот торговал всякими прелестными безделушками, которые привозил со всего мира. В Дардан он приезжал один раз в год и всего на две недели. Свою передвижную лавку охранял сам вместе с сыном. Сын и сейчас приезжает с товаром, как раньше отец. Иша был очень мнителен и боялся быть ограбленным. Так сильно боялся, что успел стать легендой в городе среди воров. Купец никому не доверял, поэтому не нанимал охрану. Вдруг ненадёжные, лучше уж сам. Из него сторож был тот ещё, почти каждый вор успел отметиться и что-нибудь да стащить.

Вот к нему глубокой ночью и отправился Ляхай с Яником. Сын торговца уже ушёл в таверну полакомиться вином, а сам Иша задремал у входа в лавку. Яник остался стоять на стрёме, а Ляхай отомкнул запертые ставни, залез внутрь и схватил в темноте какую-то цацку. Он уже вылез, когда на улице появился пошатывающийся сын торгаша. Вино, видать, придало ему зоркости, так как он рассмотрел крадущегося от лавки воришку и схватился за палку. От его крика проснулся Иша, и перепуганный Ляхай как заяц бросился прочь. Яник припустил за ним, но он был слабее, быстро устал и споткнулся. Оглянувшийся через плечо Ляхай увидел, как сын купца с рёвом опускает на спину Яника палку, а побежавший Иша пинает мальчишку в живот. Зрелище так испугало Ляхая, что он забился у бочки рядом с водостоком и просто смотрел.

Мужчины больше не били Яника, просто стояли над ним и яростно орали, пока какая-то баба из окна не наорала уже на них. Успокоившись, Иша потыкал сапогом Яника в бок и отчего-то всполошился. Присел рядом с мальчишкой, ощупал его и упавшим голосом сказал сыну, что они, кажется, прибили шалапута. А краденного при нём нет и одежда добротная. Не иначе чьё-то дитё, по дурости решившее пошалить.

Перепугался Иша жуть. Ляхай слышал, как тот шепчет про стражу, казнь и что-то ещё. Сын купца в миг протрезвел, стащил с себя плащ и завернул в него Яника. И понесли они мальчишку в сторону реки. Ляхай сперва следовал за ними, но за пару кварталов до речного берега отстал. Ужас обуял, а слух обострился так, что далёкий всплеск воды Ляхай всё же расслышал.

Обратно купец с сынов прошли только спустя полчаса. Ляхай потом сходил на берег реки и посмотрел на тёмную, покрытую рябью водную гладь. В душе боролись страх и желание броситься в воду и найти Яника. Может, он ещё живой.

Страх победил, а наутро Ляхай пошёл к главарю мальчишеской банды и отдал свой трофей. Дурацкую лампадку в виде сложенных ладоней, держащих ком, похожий на сердце.

Чего об этом вообще вспоминать?

Ляхай сплюнул, но в этот раз уже зло.

Яник бы всё равно сдох. Такие идиоты долго не живут, так хотя бы не успел помучаться.

Как назло, именно сегодня путь Ляхая лежал в сторону реки. Не к тому месту, где сбросили Яника, но если пройти пятьсот саженей на юг, можно выйти под старый ясень и спуститься к огромной иве, купающей волосы в реке. Нет, Ляхай туда точно не пойдёт.