Экран неожиданно заполнило немного искаженное лицо мужчины с неопределенными чертами.

– Это не Дэвид! – сказал Сен-Жак.

– Он мог быть таким в прошлом, братишка, – отозвалась его сестра.

– Теперь к другим сообщениям. Засуха, охватившая обширные районы Эфиопии…

– Да выключи ты этот чертов ящик! – закричала Мари, вскочила с кресла и направилась к телефону, пока ее брат выключал телевизор.

– Где был телефон Конклина? Я его оставила где-то здесь, на твоем столе… А, вот он, в записной книжке. Святому Алексу придется многое объяснить, сукин он сын!

Мари сердито, но аккуратно набрала номер и села в кресло Сен-Жака, постукивая по подлокотнику сжатым кулаком. По ее щекам все еще текли слезы. Слезы горя и ярости.

– Это я, ты, мерзавец!.. Ты убил его! Ты позволил ему уехать – помог ему уехать – и ты убил его!

– Мари, я не могу сейчас с тобой говорить, – ответил холодный спокойный голос Александра Конклина. – У меня разговор с Парижем по другой линии.

– К черту Париж! Где он? Вытащи его оттуда!

– Поверь мне, мы пытаемся его найти. Здесь, судя по всему, просто светопреставление! Англичане хотят крови Питера Холланда даже за намек на связь с событиями на Дальнем Востоке, а французы проявляют недовольство из-за того, что у них есть определенные подозрения, которые они не могут подтвердить, – к примеру, что это был за спецгруз для Второго бюро на рейсе с Мартиники, который поначалу не хотели принимать. Я перезвоню тебе, клянусь!

Послышались короткие гудки, и Мари бросила трубку.

– Джонни, я лечу в Париж, – сказала она, тяжело дыша и вытирая слезы с лица.

– Что?

– Ты слышал. Я хочу просить помощи у миссис Купер. Джеми ее обожает, и она лучше ладит с Элисон, чем я, – да это и неудивительно. Она мать семерых взрослых детей, которые до сих пор собираются у нее каждое воскресенье.

– Ты с ума сошла! Я тебе не позволю!

– Подозреваю, – произнесла Мари, направив на брата испепеляющий взгляд, – то же самое ты сказал и Дэвиду, когда он тебе сообщил, что собирается в Париж.

– Да, именно так!

– И тебе не удалось его остановить, так же как ты не сможешь остановить и меня.

– Но зачем лететь тебе?

– Затем, что я знаю каждое место в Париже, которое знает он, каждую улицу, каждое кафе, каждый бульвар, от Сакр-Кёр до Монмартра. Он наверняка там появится, и я смогу найти его гораздо раньше, чем это сделает Второе бюро или Сюртэ.

Зазвонил телефон; Мари сняла трубку.

– Я же говорил, что перезвоню, – произнес голос Алекса Конклина. – У Бернардина появилась интересная идея.

– Кто такой Бернардин?

– Мой старинный приятель из Второго бюро и просто друг, который помогает Дэвиду.

– Что за идея?

– Он достал для Дэвида – для Джейсона – машину. Ему известен регистрационный номер; он сообщит его по радио всем полицейским постам и патрулям Парижа с приказом доложить, если машину заметят, но не останавливать и не беспокоить водителя. Просто продолжать наблюдение и докладывать лично ему.

– И ты думаешь, что Дэвид – Джейсон – не сможет заметить «хвост»? У тебя плохая память, хуже, чем у моего мужа.

– Это не единственная возможность, есть еще другие.

– Например?

– Ну… ну, ему в любом случае придется позвонить мне. У него не будет другого выхода, когда он узнает новости о Тигартене.

– Это еще почему?

– Как ты сама сказала: чтобы я вытащил его оттуда!

– В тот момент, когда он почти добрался до Карлоса? Ни малейшего шанса, дорогуша. У меня есть идея получше. Я лечу в Париж.

– Тебе нельзя!

– Не хочу больше это слышать и не услышу. Ты мне поможешь или придется обойтись без твоей помощи?

– Мне теперь французский торговый автомат не продаст даже марки, а Холланду не удастся узнать адрес Эйфелевой башни.

– Получается, что я буду сама по себе, что, честно говоря, для меня гораздо безопаснее в этой ситуации.

– Но что ты можешь предпринять, Мари?

– Не буду утомлять тебя подробностями – я навещу все те места, где мы с ним останавливались, прятались, когда были в бегах. Так или иначе, он снова придет туда. Ему придется так поступить, потому что на вашем сумасшедшем жаргоне эти места были «надежными», и он вернется туда, потому что своей сумасшедшей башкой сообразит, что они надежные.

– Храни тебя бог, моя милая.

– Он оставил нас, Алекс. Бога нет.

Префонтейн вышел из дверей терминала бостонского аэропорта Логан на заполненную людьми площадь перед аэровокзалом и поднял руку, чтобы остановить такси. Но, оглядевшись, он опустил руку и встал в очередь – все изменилось за прошедшие тридцать лет. Все, включая аэропорты, превратилось в закусочные; приходилось стоять в очереди за порцией третьесортного жаркого, это же относилось и к такси.

– Отель «Риц-Карлтон», – сказал судья водителю.

– У вас нет багажа? – поинтересовался тот. – Ничего, кроме этой маленькой сумки?

– Нет, нету, – отозвался Префонтейн и, не удержавшись, добавил: – Мой гардероб всегда ждет меня там, куда я приезжаю.

– Вот это жизнь, – сказал таксист, вытаскивая из волос огромную расческу с редкими зубьями и направляя машину в общий поток.

– У вас забронирован номер, сэр? – спросил портье в смокинге из-за конторки отеля «Риц».

– Полагаю, это сделал один из моих поверенных. Меня зовут Скофилд, судья Верховного суда Вильям Скофилд. Мне бы не хотелось думать, что в «Рице» так небрежно относятся к предварительным заказам, особенно сейчас, когда все кричат о защите прав потребителей.

– Судья Скофилд?.. Я уверен, это где-то здесь, сэр.

– Я специально попросил апартаменты «3-С», я уверен, посмотрите по своему компьютеру.

– «3-С»… этот номер забронирован…

– Что?

– Нет, нет, я ошибся, господин судья. Они еще не прибыли… То есть я хотел сказать, что это ошибка… они в другом номере.

Администратор яростно застучал по своему звонку:

– Коридорный, коридорный!

– Это ни к чему, молодой человек, я путешествую налегке. Просто дайте мне ключ и скажите, куда идти.

– Слушаюсь, сэр!

– Надеюсь, в моем номере найдется несколько бутылок приличного виски, а?

– Если их там нет, то мы их доставим, господин судья. Какие сорта предпочитаете?

– Хорошую хлебную водку, хороший бурбон и хороший бренди. А вино – это для слабаков, верно?

– Так точно, сэр. Сию минуту, сэр!

Двадцать минут спустя, умывшись и со стаканом в руке, Префонтейн снял трубку и набрал номер доктора Рэндольфа Гейтса.

– Резиденция Гейтса, – произнес женский голос.

– Брось, Эди, я бы узнал твой голос даже под водой, а ведь прошло почти тридцать лет.

– Ваш голос мне тоже знаком, но я никак не могу вспомнить, кому он принадлежит.

– Скажем, одному неотесанному ассистенту профессора из юридической академии, который сильно допекал твоего мужа, что, впрочем, производило на него небольшое впечатление, и это хорошо, потому что я в конце концов оказался за решеткой. Я был первым из местных судей, которого отстранили от дел, – к тому же совершенно справедливо.

– Брендан? Боже правый, это ты! Я никогда не верила тому, что о тебе говорили.

– Поверь, дорогая, это правда. Но сейчас мне нужно поговорить с лордом Гейтским. Он дома?

– Наверное, хотя не могу сказать наверняка. В последнее время он мало со мной общается.

– Отношения разладились, моя милая?

– Я хотела бы поговорить с тобой, Брендан. У него появились проблемы, о которых я ничего не знала.

– Знаю, Эди, и мы обязательно с тобой о них поговорим. Но в данный момент мне необходимо поговорить с ним. Прямо сейчас.

– Я вызову его по интеркому.

– Эдит, не говори ему, что это я. Скажи, что звонит человек по имени Блэкбурн с острова Монтсеррат в Карибском море.