Оказавшись внутри здания, Дмитрий объяснил армейскому охраннику, что его гости не должны проходить металлодетектор, предназначенный для всех посетителей советского посольства. Немного отойдя, он шепнул по-английски своим спутникам:
– Можете себе представить, что будет, когда запищит сирена? Два вооруженных американца из дикого ЦРУ прогуливаются в стенах этого бастиона пролетариата? Святые небеса, я уже чувствую сибирский холод в яйцах.
Они прошли по богато украшенному в стиле девятнадцатого века вестибюлю к типичному французскому лифту с металлическими решетками; вошли в него и поднялись на третий этаж. Решетка открылась, и Крупкин продолжил, указывая дорогу.
– Мы воспользуемся внутренней комнатой для переговоров, – сказал он. – Вы будете первыми и последними американцами, увидевшими ее, поскольку это одно из немногих здесь помещений, не оборудованных подслушивающими устройствами.
– Ты бы не стал повторять то же самое на детекторе лжи, не так ли? – хмыкнул Конклин.
– Как и ты, Алексей, я давно научился обманывать эти тупые машины; но даже если бы и нет, в данном случае я бы с радостью так заявил, потому что это правда. Поверь, это чтобы защитить нас от нас самих. Теперь сюда.
Комната для переговоров была размером со среднюю сельскую столовую, но с длинным тяжелым столом и темной ореховой мебелью, громоздкими, но вполне удобными стульями. Стены покрыты глубоко-коричневыми панелями, неизбежный портрет Ленина висел на виду за стулом, стоявшим во главе стола, рядом с которым располагался удобный телефонный столик.
– Знаю, вам не терпится, – сказал Крупкин, направляясь к телефону. – Сейчас я организую международный канал. – Он поднял трубку, коснулся кнопки, сказал что-то быстро по-русски, положил трубку и повернулся к американцам. – Ваш номер – двадцать шесть; это последняя кнопка справа во втором ряду.
– Спасибо, – Конклин кивнул и, достав из кармана клочок бумаги, передал его офицеру КГБ. – Я бы хотел попросить еще об одном одолжении, Круппи. Это парижский номер телефона. Предположительно, это прямая линия к Шакалу, но он не совпадает с номером, который дали Борну и по которому до Шакала действительно дозвонились. Мы не знаем, чей это телефон, но он как бы то ни было связан с Карлосом.
– И вы не хотите по нему звонить, чтобы не выдать себя. Я понимаю. Зачем поднимать тревогу, когда в этом нет необходимости? Я позабочусь о нем. – Крупкин посмотрел на Джейсона с выражением старшего, понимающего коллеги на лице. – Будьте сильны духом, мистер Борн, как сказали бы монархисты, не видя значительной беды перед собой. Несмотря на ваши сомнения, я абсолютно уверен в возможностях Лэнгли. Они нанесли немалый урон моим не самым незначительным операциям.
– Уверен, вы им ответили взаимностью, – проронил Джейсон, нетерпеливо поглядывая на телефон.
– Знание этого поддерживает меня на пути.
– Спасибо, Круппи, – сказал Алекс. – Твоими словами, ты отличный старый враг.
– И снова, позор твоим родителям! Подумать только, если бы они остались в матушке-России! К этому времени мы с тобой уже руководили бы Комитетом.
– И имели бы два дома у озера?
– Ты с ума сошел, Алексей? Мы бы владели всем Женевским озером! – Крупкин повернулся и вышел, тихо посмеиваясь.
– Это все ваша дурацкая игра, да? – сказал Борн.
– Точно, – согласился Алекс, – но как только украденная информация может привести к потерям – с обеих сторон, между прочим, – в ход идет оружие, и игры кончаются.
– Звони в Лэнгли, – резко произнес Джейсон, кивая на телефон. – Холланд должен объясниться.
– Лэнгли сейчас не поможет…
– Что?
– Еще слишком рано; в Штатах сейчас меньше семи утра, но не беспокойся, я пролезу. – Конклин достал из кармана маленькую записную книжку.
– Пролезешь? – воскликнул Борн. – Как это прикажешь понимать? Я вот-вот сорвусь, Алекс, речь идет о моих детях!
– Расслабься, это означает всего лишь, что у меня есть его неофициальный домашний телефон. – Конклин сел, поднял трубку и набрал номер.
– «Пролезу», о боже! Вы, реликты устаревших шифров, не можете говорить на нормальном английском. Пролезу!
– Простите, профессор: привычка… Питер? Это Алекс. Открой глаза и проснись, моряк. У нас проблемы.
– Я давно не сплю, – ответил голос из Фэйрфакса в Виргинии. – Только что вернулся с пятимильной пробежки.
– О, вы, люди с ногами, считаете себя умнее других.
– Боже, прости, Алекс… Я не хотел…
– Конечно, нет, офицер Холланд, но у нас действительно проблемы.
– Это означает, что ты по крайней мере встретился с Борном.
– Он стоит сейчас рядом со мной, и мы звоним из советского посольства в Париже.
– Что? Вот дьявол!
– Нет, не дьявол, всего лишь Кассет, если помнишь.
– Ах да, я и забыл… Как его жена?
– С ней Мо Панов. Добрый доктор обеспечивает медицинскую поддержку, за что я ему благодарен.
– Я тоже. Какие еще успехи?
– Ничего, что тебе хотелось бы услышать, но придется.
– О чем это ты?
– Шакал знает об имении Танненбаум.
– Ты спятил! – вскричал директор Центрального разведывательного управления так громко, что в трансокеанской линии появился металлический отзвук. – Никто о нем не знает! Только Чарли Кассет и я. Мы создали легенду с ложными именами, ведущую в Центральную Америку, которая слишком далека от Парижа, чтобы кто-либо мог найти какие-то неувязки. К тому же не было ни одного упоминания о Танненбауме ни в одном приказе! Алекс, это герметично закрытое место, мы никому не позволяли работать с ним!
– Но факты остаются фактами, Питер. Мой друг получил записку, в которой сказано, что деревья Танненбаума сгорят вместе с его детьми.
– Сукин сын! – бесился Холланд. – Оставайся на линии, – велел он. – Я позвоню Сен-Жаку туда, усилю охрану и перевезу их оттуда сегодня утром. Оставайся на линии!
Конклин поднял глаза на Борна. Он тоже все слышал: телефон стоял между ними.
– Если есть утечка – а она есть, – это не может быть Лэнгли, – сказал Алекс.
– Должна быть! Он искал недостаточно глубоко.
– Куда же он смотрит?
– О, небо, ты же у нас эксперт. Вертолет, который их вывез; экипаж, люди, которые обеспечили американскому воздушному судну коридор на великобританскую территорию. Боже! Карлос купил даже королевского губернатора Монтсеррата вместе с их руководителем отдела по борьбе с наркотиками. Что может ему помешать контролировать коммуникации между нашими военными и Плимутом?
– Но ты же слышал, что он сказал, – настаивал Конклин. – Имена были вымышленными, легенда ориентирована на Центральную Америку, и, более того, никто на промежуточных участках маршрута не знал о Танненбаумском имении. Никто… У нас провал.
– Прошу тебя, избавь меня от этого шифро-жаргона.
– Это вовсе не шифр. Провал – он и есть провал…
– Алекс? – на линии снова раздался сердитый голос Питера Холланда.
– Да, Питер?
– Мы перевозим их, и я не скажу даже тебе куда. Сен-Жак взбешен, потому что миссис Купер с детьми только обустроились, но я пообещал, что у него есть час времени.
– Я хочу поговорить с Джонни, – сказал Борн, наклоняясь и говоря громко, чтобы его было слышно.
– Рад с вами познакомиться. Жаль, что только по телефону, – вставил Холланд.
– Спасибо за все, что вы для нас делаете, – проговорил Джейсон тихо и искренно. – Я серьезно.
– Услуга за услугу, Борн. Охотясь за Шакалом, ты вытащил большого гадкого кролика из грязной шляпы, которого никто не ожидал там найти.
– Что?
– «Медуза», новая.
– Что насчет нее, кстати? – встрял Конклин.
– Мы проводим наше собственное перекрестное опыление между сицилийцами и кое-какими европейскими банками. Они пачкают все, к чему прикасаются, но у нас теперь больше проводов к этой крутой юридической фирме в Нью-Йорке, чем у НАСА в космическом шаттле. Мы подбираемся все ближе.
