– Подожди!
– Слишком поздно.
– Мы должны поговорить!
– Поговорим.
Отпустив руку, Джейсон тут же обрушил обе ладони одновременно в основание шеи, где сухожилия вплетаются в мышцы. Она обмякла; он поймал ее и вынес из узкого переулка, как, наверное, выносил бы восхищенный религиозный фанатик объект своего поклонения. Утренний свет начал заполнять небо, и несколько ранних прохожих, один из которых был молодым бегуном в шортах, приблизились к человеку, несущему монашку.
– Она сидела с моей женой и больными детьми почти два дня без сна! – взмолился Хамелеон на уличном французском. – Пожалуйста, кто-нибудь, найдите мне такси, чтобы я мог отвезти ее обратно в монастырь в девятом округе!
– Я найду! – вызвался молодой бегун. – На улице де Сивр есть круглосуточный пост, и я очень быстро бегаю!
– Вы просто подарок, мсье, – сказал Джейсон, принимая его помощь, но сразу же почувствовав антипатию к слишком доверчивому, слишком молодому бегуну.
Через шесть минут прибыло такси вместе с молодым парнем.
– Я сказал водителю, что у вас есть деньги, – доложил он, выбираясь из машины. – Надеюсь, это так.
– Конечно. И спасибо.
– Передайте сестре, что я оказал помощь, – добавил молодой человек в спортивных шортах, помогая Борну осторожно уложить бесчувственную женщину на заднее сиденье такси. – Когда придет мое время, мне пригодится любая помощь.
– Надеюсь, ничего опасного? – спросил Джейсон, пытаясь вернуть молодому человеку его улыбку.
– Вряд ли! Я буду представлять свою фирму на марафоне.
Дитя-переросток начал бежать на месте.
– Спасибо еще раз. Надеюсь, вы победите.
– Пусть сестра помолится за меня! – крикнул атлет, убегая прочь.
– Булонский лес, – сказал Борн, захлопнув дверь и обращаясь к водителю.
– Лес? Этот вертлявый парень сказал, что монашке надо в больницу.
– Она выпила слишком много вина, что еще я могу вам сказать?
– Булонский лес, – кивнул водитель. – Пусть проветрится. У меня есть племянница в монастыре Лионс. Когда она выходит оттуда на неделю, то пропитывается до самой макушки. Но можно ли за это винить?
Скамейка на каменистой тропинке в «лесу» постепенно заливалась теплыми лучами раннего солнца. Женщина в монашеском одеянии начала трясти головой.
– Как ты себя чувствуешь, сестра? – спросил Джейсон, сидевший рядом со своей пленницей.
– Как если бы меня переехал армейский танк, – ответила женщина, моргая и глотая воздух ртом. – Или по меньшей мере трейлер.
– О которых, подозреваю, ты знаешь больше, чем о продуктовой тележке магдаленских сестер милосердия.
– Именно, – согласилась она.
– Можешь не искать свой пистолет, – сказал Борн. – Я вытащил его из-за очень дорогого ремня под твоей робой.
– Рада, что ты оценил его стоимость. Это часть того, о чем мы должны поговорить… Из того, что я не в полицейском участке, могу сделать вывод, что ты решил удовлетворить мою просьбу о разговоре.
– Только если то, что ты скажешь, будет полезно для моих целей – думаю, ты это понимаешь.
– Видишь ли, это совершенно точно будет полезно для твоих целей, как ты выразился. Я провалилась. Меня захватили. Я не там, где должна быть, и, который бы ни был сейчас час, свет говорит мне о том, что слишком поздно оправдываться. К тому же мой велосипед либо исчез, либо все еще прицеплен к столбу.
– Я не взял его.
– Тогда я труп. Теперь я труп в любом случае, понимаешь?
– Потому что ты исчезла? Ты не там, где должна быть?
– Конечно.
– Ты Лавьер!
– Это верно. Я Лавьер. Но не та женщина, которую ты знал. Ты знал мою сестру Жаклин – а я Доминик Лавьер. Мы не сильно отличались возрастом и с детства были очень похожи друг на друга. Но ты не ошибаешься насчет Нейл-сюр-Сьен и того, что ты там видел. Моя сестра была убита, потому что нарушила главное правило, совершила смертельный грех, если угодно. Она запаниковала и привела тебя к женщине Карлоса, его самому драгоценному и полезному секрету.
– Меня?.. Ты знаешь, кто я?
– Весь Париж – Париж Шакала – знает, кто ты, мсье Борн. Не в лицо, уверяю тебя, но они знают, что ты здесь, и они знают, что ты ищешь Карлоса.
– И ты являешься частью этого Парижа?
– Да.
– Боже правый, леди, он же убил твою сестру!
– Я в курсе.
– И все равно работаешь на него?
– Бывают случаи, когда выбор резко ограничен. Например, между жизнью и смертью. Когда шесть лет назад у «Ле Классик» сменился владелец, это было жизненно необходимо монсеньору. Я заняла место Жаклин…
– Вот так запросто?
– Это было нетрудно. Я была моложе и, что важнее, выглядела моложе, – черты ее лица изогнулись в краткой задумчивой улыбке. – Моя сестра всегда говорила, что это благодаря жизни на Средиземном море… Как бы то ни было, косметические операции – обычное дело в мире высокой моды. Жаклин предположительно поехала в Швейцарию для подтяжки кожи лица… И я после восьминедельной подготовки вернулась в Париж.
– Как ты могла? Зная то, что ты знала, как, черт возьми, ты могла?
– Я не знала раньше то, что узнала позже, тогда, когда это уже ничего не меняло. И мне был предоставлен выбор, о котором я только что говорила. Жизнь или смерть.
– Тебе никогда не приходило в голову обратиться в полицию или Сюртэ?
– В отношении Карлоса? – женщина посмотрела на Борна, будто осуждая глупого ребенка. – Как говорят британцы в Кап Феррат, ты определенно шутишь.
– И ты с радостью вступила в эту убийственную игру?
– Неосознанно. Меня вводили в нее постепенно, скармливая мне информацию медленно, по кусочкам… Сначала мне сказали, что Жаклин погибла в результате несчастного случая на лодке со своим тогдашним любовником и что мне будут очень хорошо платить, если я займу ее место. «Ле Классик» был более чем фешенебельным салоном…
– Намного более, – согласился Джейсон, перебив ее. – Это было место сбора самых важных военных и разведывательных секретов Франции, которые собирала для Шакала его женщина, жена известного всем генерала.
– Я не знала об этом еще долго после того, как генерал убил ее. Кажется, его звали Вилье.
– Именно так, – Джейсон посмотрел через тропинку на спокойные темные воды пруда, по которым плавали скопления белых лилий. Перед ним снова встали образы из прошлого. – Это я нашел его… нашел их. Вилье был в кресле с высокой спинкой, в руке у него был пистолет, его жена лежала на кровати – обнаженная, окровавленная, мертвая. Он собирался застрелиться. Это была подходящая казнь для предателя, сказал он, потому что преданность жене ослепила его и в этой слепоте он предал свою возлюбленную Францию… Я убедил его, что есть другой путь; это почти сработало – тринадцать лет назад. В странном доме на Семьдесят первой улице в Нью-Йорке.
– Я не знаю, что произошло в Нью-Йорке, но генерал Вилье оставил инструкции, чтобы после его смерти все события в Париже стали достоянием публики. Когда он умер и стала известна правда, говорят, Карлос впал в бешенство и убил несколько высоких военных чиновников просто потому, что они были генералами.
– Это все в прошлом, – резко перебил Борн. – А мы здесь и сейчас, тринадцать лет спустя. Что происходит сейчас?
– Я не знаю, мсье. Мои шансы равны нулю, не так ли? Так или иначе, я думаю, ты меня убьешь.
– Может, и нет. Помоги мне взять его, и ты избавишься от нас обоих. Сможешь вернуться на Средиземное море и жить спокойно. Тебе даже не придется прятаться – ты просто вернешься куда бы то ни было после нескольких прибыльных лет в Париже.
– Прятаться? – переспросила Лавьер, изучая изможденное лицо своего захватчика. – То есть «исчезнуть»?
– В этом не будет необходимости. Карлос не сможет достать тебя, потому что он будет мертв.
– Да, эту часть я понимаю. Меня интересует исчезновение вместе с «прибыльными» годами. Будет ли эта прибыль исходить от тебя?