– Здесь поблизости есть таксофон? – спросил Борн, вынимая еще десять франков.

– Вниз по улице, через пятьдесят-шестьдесят метров, – ответил официант, глядя на деньги.

– А ближе ничего нет? – Джейсон отделил еще одну банкноту в двадцать франков. – Мне нужно позвонить в дом, который находится поблизости, в нескольких кварталах отсюда.

– Идите за мной, – сказал облаченный в фартук garson, робко взял деньги и повел Борна через открытые двери кафе к кассирше, сидевшей за высокой стойкой в дальнем конце ресторана. Женщина с худым лицом землистого оттенка заранее приняла сердитое выражение – по-видимому, она решила, что к ней направлялся чем-то недовольный клиент. – Дай ему позвонить с твоего телефона, – сказал официант.

– Зачем еще? – выпалила ведьма за кассой. – Чтобы он позвонил в Китай?

– Ему нужно позвонить в один из соседних домов. Он заплатит.

Джейсон протянул десять франков, глядя невинными глазами прямо на полную подозрений женщину.

– А, ладно, – сказала она, вытаскивая телефон из-под стойки кассового аппарата, и схватила деньги. – У него длинный шнур, так что можешь отойти к стене, как все делают. Мужчины! Бизнес и постель – это все, о чем вы думаете!

Он набрал телефон «Пон-Рояля» и попросил соединить его со своим номером, ожидая, что Бернардин снимет трубку после первого или второго звонка. После четвертого гудка Борн насторожился, после восьмого он не знал, что и думать. Бернардина там не было! Или Санчес?.. Нет, ветеран Второго бюро был вооружен и знал, как пользоваться «политикой сдерживания» – по меньшей мере, там бы была громкая стрельба, а в крайнем случае, номер бы разнесло гранатой. Бернардин сам покинул гостиницу. Но почему?

Для этого могло быть несколько причин, размышлял Борн, отдав телефон владелице и возвращаясь за свой столик на террасе. Первой и самой желанной были новости о Мари; старый офицер разведки не стал бы бросать слов на ветер и питать ложные надежды, описывая расставленные по городу сети, это действительно было так, Борн был в этом уверен… Других причин в голову Борна не приходило, поэтому лучше пока вообще не думать о Бернардине. У него есть дела и поважнее, ведь от них сейчас зависела его жизнь. Джейсон вернулся к своему кофе и блокноту, надлежало продумать каждый шаг.

Спустя час он допил свой эспрессо, отхлебнул немного коньяку, а остальное вылил на тротуар под стол, накрытый красной замусоленной скатертью. Он вышел из кафе и покинул улицу д’Алезья, повернул направо и медленно, словно ему было гораздо больше лет, чем на самом деле, направился к бульвару Лефевр. Чем ближе он подходил к последнему перед бульваром углу, тем отчетливее становились пульсирующие, завывающие звуки, доносящиеся с нескольких сторон. Сирены! Двухтональные сирены машин парижской полиции! Что произошло? Что происходит? Джейсон сменил свою старческую поступь на бег и бросился к углу дома, другой своей стороной выходившего на бульвар Лефевр и ряд старых каменных зданий. Заглянув за угол, он был повергнут в шок, ярость и изумление, которые вместе заставили его запаниковать. Что они делают?

Пять патрульных машин с разных сторон подъехали к ряду каменных домов, и каждая с визгом затормозила у крайнего правого здания. Затем появился большой черный полицейский автобус, он развернулся перед входом в здание, и на нем вспыхнул прожектор, после чего из автобуса высыпался отряд бойцов в черной форме с автоматами, которые крадучись заняли места вокруг дома, скрываясь за патрульными машинами, – они готовились к штурму!

Идиоты. Чертовы идиоты! Предупредить Карлоса Шакала значило упустить его! Убийство было его профессией, а уход от погони – его страстью. Тринадцать лет назад Борну сказали, что в огромном убежище Карлоса среди деревенских холмов Витри-сюр-Сен недалеко от Парижа больше потайных дверей и скрытых лестниц, чем в дворянском замке на Луаре во времена Людовика XIV. Тот факт, что никто так и не установил, какое именно это было поместье и кому оно принадлежало, нисколько не делал эти слухи неправдоподобными. А поскольку на бульваре Лефевр стояли три на первый взгляд отделенных друг от друга строения, было логично предположить, что они соединяются друг с другом подземными переходами.

Но, господи боже, кто же это сделал? Неужели произошла чудовищная ошибка? Неужели он и Бернардин оказались настолько тупыми, чтобы решить, что Второе бюро или люди Питера Холланда в Париже не догадаются поставить его телефон в «Пон-Рояле» на прослушивание и не смогут подкупить или завербовать сменных операторов гостиничного коммутатора? Если и так, то эта тупость основывалась на очевидном: практически невозможно установить в телефон подслушивающее устройство, находясь в небольшом отеле, так, чтобы тебя не заметили. В гостинице должен был появиться чужак, и, даже если бы он попытался подкупить портье, тот уже давно получил немаленькое вознаграждение от своего постояльца. Или это Санчес? Нанял коридорного или горничную поставить в комнате жучки? Вряд ли. Гигант-связной не станет выдавать Шакала, особенно после того, как он изменил своему с ним договору. Но тогда кто же? И как? Этот вопрос огненными буквами горел перед глазами Джейсона, пока он с ужасом и отчаянием наблюдал за происходящим на бульваре Лефевр.

– Это полиция, все жильцы должны покинуть здание, – приказ из громкоговорителя металлическим эхом разнесся по улице. – У вас есть одна минута, прежде чем мы применим силу.

«Какую силу? – чуть не закричал Борн. – Вы упустили его. Я упустил его. Это сумасшествие! Кто это сделал? Зачем?»

Первой открылась дверь над кирпичными ступенями в левой части здания. Испуганный мужчина – низенький, тучный, в нижней рубашке и брюках на подтяжках – осторожно ступил в круг света, образованный прожектором, вытянув перед лицом руки и повернув голову, чтобы защититься от слепящих лучей.

– Что случилось, господа? – закричал он дрожащим голосом. – Я просто булочник – законопослушный булочник, – но не знаю ничего такого об этой улице, кроме того, что здесь низкая арендная плата! Уже и это для полиции преступление?

– Мсье, вы нас не интересуете, – ответил голос из динамика.

– Не интересую, говорите? Вы приезжаете, словно армия, пугаете мою жену и детей, которые решили, что наступили последние минуты их жизни, и после этого говорите, что я вас не интересую? Что это за объяснение? Мы что, живем среди фашистов?

«Быстрее! – молил Джейсон. – Боже, поторопитесь! Каждая секунда – это еще одна минута, а то и час для Шакала, чтобы скрыться!»

Теперь открылась и правая дверь, из которой появилась монахиня, облаченная в ниспадающие черные одежды. Она демонстративно остановилась на пороге и почти оперным голосом, без тени страха, громко произнесла:

– Да как вы смеете? Сейчас время вечерней молитвы, а вы имеете наглость так себя вести. Лучше просите прощения за свои прегрешения, а не мешайте тем, кто молится господу!

– Отлично сказано, сестра, – ответил полицейский офицер через громкоговоритель. – Но у нас есть несколько иные сведения, и мы вежливо настаиваем на обыске вашего дома. Если вы нам в этом откажете, мы будем вынуждены выполнить свой приказ, но уже по-другому.

– Мы сестры милосердия святой Магдалены, – воскликнула монахиня. – Это священные покои женщин, посвятивших себя служению Христу!

– Мы уважаем ваше положение, сестра, но все равно нам необходимо попасть внутрь. Если то, что вы говорите, – правда, я уверен, что власти сделают вам щедрое пожертвование.

«Вы теряете время! – мысленно кричал Борн. – Он уходит!»

– Тогда будьте вы прокляты за этот поступок – давайте, топчите эту святую землю!

– Вы уверены, сестра? – спросил из громкоговорителя другой офицер. – Не думаю, что каноны позволяют вам отправлять души в ад за такие мелкие прегрешения… Вперед, мсье инспектор. Под этим костюмом монашенки может скрываться белье, более подходящее для района Фабург.