— Если вы будете поступать по своему усмотрению, то господин Фердинанд рассердится на вас.

А вот Юстокс весело улыбнулся и ответил:

— Я тоже думаю, что им будет полезно отвлечься. Юная леди, я уверен, что люди будут тронуты, если вы разрешите им сыграть. На мой взгляд, это прекрасная идея, пусть большинство дворян и не принимают в расчёт чувства простолюдинов.

Поскольку Юстокс поддержал меня, я отвела Ахима и Эгона к Рихту.

— Рихт, я понимаю, почему вы решили не проводить праздник урожая, но если не дать людям выпустить пар, вам будет сложно провести зиму, когда люди окажутся заперты в здании, не так ли? — тихо спросила я.

Взгляд Рихта дрогнул, а затем он кивнул.

— Полагаю, вы правы.

— Я хотела бы поговорить с вами в зале для собраний. И если вдруг с улицы будет доноситься шум, я, вероятно, его даже не замечу. Если я чего-то не увижу, то это не оскорбит меня, вы так не думаете?

Видя, что Рихт не понял, что я пыталась до него донести, я перевела взгляд на Ахима.

— Ахим, твоя работа начинается прямо сейчас. Пожалуйста, объясни Рихту, что означают мои слова.

Ахим удивлённо моргнул и пробормотал:

— Он правда не понимает?

Эгон тоже удивился и округлил глаза.

— Жители Хассе допустили уже немало ошибок, а потому они сомневаются в том, насколько правильно интерпретируют мои слова. Дело не в том, что меня совсем не поняли.

— Вот как. Мэр Рихт, госпожа Розмайн имела в виду, что пока вы с ней будете говорить в зале для собраний, она не станет обращать внимание на доносящийся с улицы шум праздника, — объяснил Ахим.

— Вы можете понимать это как то, что она даёт вам разрешение на игру в варф, — добавил Эгон.

После их слов Рихт счастливо улыбнулся.

— Благодарю вас. В Хассе много молодых людей с горячей кровью. Уверен, они будут рады это услышать.

Оставив организацию турнира по игре в варф на одного из деревенских старост, Рихт проводил нас в зал для собраний. Сразу после того, как мы ушли, до нас донеслись крики.

— Глава храма дала нам своё разрешение! Идём сыграем в варф!

— Да-а-а-а! Ура-а-а-а! — неистово закричали горожане.

С этим криком, казалось, они разом выпустили на волю все подавляемые за год эмоции, всю свою тревогу и недовольство.

Ахим и Эгон вздрогнули и обернулись, поражённо посмотрев на дверь в зал, из которого мы вышли. Они совершенно не ожидали, что крики людей могут оказаться настолько громкими. Казалось, что здание дрожит. Я могла лишь надеяться, что игра на свежем воздухе позволит горожанам сбросить напряжение, чтобы жизнь Ахима и Эгона была как можно более мирной.

В зале для собраний мы поговорили об урожае этого года, налогах и тех пожертвованиях, которые передадут мне. Я узнала, что хотя без благословения урожай и оказался меньше, чем в соседних городах, но всё же его нельзя было назвать плохим. Это свидетельствовало о том, что горожане действительно усердно работали.

Как и в прошлом году, на следующий день утром Юстокс должен был отправить переданную как налоги часть урожая Хассе в замок. Что до причитающихся мне пожертвований, было решено, что их туда не отправят. Часть пойдёт в качестве припасов на зиму для Ахима и Эгона, а остальное доставят в монастырь, чтобы упростить оставшимся там служителям подготовку к зиме.

По доносившимся восторженным возгласам я поняла, что, пока мы говорили, проводившийся на улице турнир по варфу подошёл к концу. Слыша звонкие и весёлые голоса, я подумала, что правильно сделала, разрешив людям сыграть в варф.

После встречи в большом зале состоялось нечто вроде праздничного ужина. Помня, что во время пребывания в Илльгнере служители за ужином буквально не знали, что делать, я велела Ахиму и Эгону прислуживать нам за столом, чтобы можно было показать им местные порядки.

Жители выстроили тарелки с едой на низких столах, которые представляли собой не что иное, как длинные доски, помещённые поверх пары больши́х ящиков. Усевшись на солому, люди принялись есть так, как им больше нравилось. Если не считать ножей, лежавших рядом с тарелками, чтобы можно было резать мясо, деревянные ложки оказались единственными столовыми приборами. И то, за исключением супа, всю еду жители ели руками.

Как и ожидалось, Ахим и Эгон, столкнувшись с настолько непривычным поведением местных жителей, были потрясены и, несмотря на то, что должны были прислуживать Экхарту и Юстоксу, просто застыли, разинув рты. Впрочем, Экхарт даже не обратил внимания, что служители остановились, поскольку и сам был поражён развернувшейся сценой. По-видимому, до сих пор ему доводилось есть лишь на сцене, вдали от площади. И поскольку к тому времени солнце садилось, было достаточно темно, чтобы он мог не видеть, как празднуют простолюдины. Так что сейчас у Экхарта было такое же суровое лицо, как и у главного священника, когда тот впервые увидел в Хассе, как ели местные сироты.

— Если их поведение кажется вам неприятным, то лучше не смотреть в ту сторону, — посоветовала я. — Для них такое нормально.

— Даже если отвести взгляд, звуки всё равно будут слышны, — ответил прислуживающий мне Фран, покачав головой.

Фран не демонстрировал явную неприязнь, поскольку сопровождал меня в Илльгнер, а также видел, как ели Нора и другие дети.

— Эм-м, госпожа Розмайн… а где будем есть мы? — поинтересовались Ахим и Эгон, с беспокойством на лицах.

Пусть дворянам и предоставили стол и стулья, но, видимо, предполагалось, что служители будут есть вместе со всеми остальными, сидя на соломе.

— Давайте сегодня поступим как в храме. Вы можете поесть за нашим столом после того, как мы закончим. Полагаю, вам потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к местным порядкам, так что я попрошу Рихта подготовить стол и стулья, чтобы вы могли спокойно есть в своей комнате.

— Благодарим вас, госпожа Розмайн, — ответили Ахим и Эгон, похлопав себя по груди, и облегчённо вздохнули.

Смотря на сложившуюся ситуацию, я поняла, что пусть это и нужно для операции «Гримм», но всё же отправить служителей в дома для зимовки других городов будет сложнее, чем предполагалось. Подготовить служителей, знающих лишь порядки храма, к жизни среди простолюдинов — невероятно сложная задача.

Я завершила трапезу, не притронувшись к большей части блюд, чтобы Ахиму и Эгону осталось достаточно еды. К тому моменту жители Хассе, распивая спиртные напитки, начали говорить лишнее. Не знаю, было ли дело в алкоголе, или они просто забыли, что я находилась на сцене, не так далеко от них, но некоторые принялись жаловаться.

— Знаете, на днях я видал тех сирот, коих продали в монастырь, и, кажется, они едят намного лучше, чем мы, — пробурчал один. — У них и цвет лица стал лучше, и выглядят тепереча вполне упитанными.

— Ха-а… Завидую. Если там можно наедаться, я бы тоже не прочь отправиться в приют.

Услышав такой разговор, Фран неодобрительно нахмурился. А вот у меня, напротив, от предвкушения загорелись глаза. Я задумчиво скрестила руки на груди. Пусть мы и отправили в Хассе четырёх человек, но для печатной индустрии постоянно не хватало рабочих рук. Книги, что мы напечатали, хорошо продавались дворянам, так что денег у нас сейчас имелось достаточно. Мне не хотелось никого забирать в приют насильно из-за той дискриминации, с которой они столкнутся как сироты, но если кто-то хотел отправиться туда по собственному желанию, я была бы только рада.

Надеясь, что смогу набрать нескольких человек, я громко произнесла со сцены:

— Если вы хотите в приют, пожалуйста, приходите. Мы будем счастливы принять вас. По правде говоря, у нас увеличилось количество печатных станков, а потому я буду рада, если работников мастерской станет больше.

Вероятно, не ожидав, что им ответит глава храма, люди, что до этого болтали о приюте, издали удивлённые нечленораздельные звуки и мгновенно протрезвели. Пока они бледнели на глазах, я решила постараться и рассказать о достоинствах приюта.