— Господин Фердинанд, я несколько встревожен, потому что не понимаю, почему вы так ей доверяете.

Чтобы завоевать доверие Фердинанда, Экхарту потребовалось очень много времени, поэтому он немного завидовал, видя, как быстро Розмайн покорила его. Что заставляло других так доверять ей? Что делало её и Экхарта такими разными? Экхарт размышлял над этими вопросами на протяжении всего весеннего молебна, но так и не нашёл ответов.

Розмайн постоянно добавляла проблем Фердинанду, будь то ситуация в Хассе, её слабое телосложение или те сложности, которые возникали во время сбора ингредиентов. И всё же, несмотря на то, что он хмурился и отчитывал её каждый раз, когда она создавала проблемы, на самом деле Фердинанд, казалось, получал удовольствие, проводя время с Розмайн. Он следил и ухаживал за ней, словно за драгоценным растением, давал ей дорогие лекарства. Хотя многим это могло показаться нормальным, учитывая его статус опекуна, любой, знавший Фердинанда, оказался бы поражён его действиями. По крайней мере, он вёл себя совсем не как тот Фердинанд, которого знал Экхарт.

— Тебе интересна причина, по которой я доверяю Розмайн? В основном это потому, что она выросла в храме и лишена лживых наклонностей чистокровных дворян. К тому же есть много других вещей, которые я видел своими глазами. Я не могу говорить о них здесь, но достаточно сказать, что они меня полностью убедили.

Когда Фердинанд сказал, что Розмайн выросла в храме, он сделал это с пониманием, что Экхарт на самом деле знает правду. Другими словами, он сказал Экхарту, что доверяет Розмайн именно потому, что она выросла как простолюдинка, а не как дворянка. Экхарт увидел в этом достаточную разницу между собой и Розмайн, тем самым найдя ответ на вопрос, который его так мучил.

— Господин Фердинанд, достопочтенный господин Карстед прибыл, — объявил Разфам, пропуская Карстеда в комнату.

После женитьбы и переезда Экхарт редко посещал дом своей семьи, если его не звали. Он впервые за долгое время увидел своего отца вне рыцарского ордена. Карстед обменялся приветствиями с Фердинандом, сел на предложенное место и посмотрел на сына.

— Экхарт, ещё раз спасибо за помощь, — сказал он, имея в виду его службу эскортом во время весеннего молебна.

— Не стоит благодарности. Я рад, что мне представилась возможность снова поработать с господином Фердинандом. Пожалуйста, назначайте меня и впредь на подобные задания.

Сказанное было отражением его истинных чувств. Когда Фердинанд присоединился к храму, Экхарт больше не мог следовать за ним и был освобождён от обязанностей рыцаря сопровождения. Ему всё же было позволено сопровождать Фердинанда, но не всегда, а только когда тот посещал замок по служебным делам. И даже в этих случаях ему запрещалось служить эскортом, если в замке присутствовала мать герцога, Вероника.

Теперь, когда Веронику арестовали, и Фердинанд стал одним из опекунов Розмайн, он мог свободнее посещать замок, пусть даже ему позволяли приходить только по причинам, связанным с его подопечной. Экхарт радовался любой возможности сопровождать Фердинанда, поэтому был готов присоединиться даже к религиозной службе, вроде весеннего молебна. Как предлог он использовал просьбу обеспокоенного отца защищать свою младшую сестру.

Фердинанд достал два магических инструмента, блокирующих звук, и положил их на стол.

— Пожалуйста, возьмите это.

Сбор ингредиентов для Розмайн держался в секрете, а потому обсуждать его, даже в особняке Фердинанда, полагалось только с использованием магических инструментов.

— Итак, — начал Карстед, — оказался ли сбор ингредиента для Розмайн столь же успешен, как и зимой?

— Безусловно. Для нас это оказалось неприятным опытом, но сам сбор имел ошеломительный успех.

Фердинанд описал Карстеду неприятные и довольно загадочные события, произошедшие в Ночь Фрютрены. Истребление талфрошей накануне днём, похищение ездового зверя Розмайн глубокой ночью, магический барьер, не позволяющий пройти мужчинам, сияющие шары магической силы, парящие в красном лунном свете, пе́сенное подношение Розмайн, вырастившее рэйре́ны, сбор нектара и исчезновение таинственного барьера вместе с восходящим утренним солнцем.

Экхарт рассказал о том, как они увидели уменьшившийся под ногами Розмайн лист, в то время как сама она смотрела в небо, и как Фердинанд на ездовом звере бросился спасать её, прежде чем она упала бы на землю.

Фердинанд поморщился и сказал, что, оценивая произошедшее ещё раз, на самом деле ему незачем было так спешить, спасая её. Сейчас он едва ли походил на того Фердинанда, который мучительно смотрел на уменьшающиеся листья, снова и снова ударяя магической силой в истончающийся барьер, пока тот не разрушился, а затем устремился в небо на максимально возможной скорости.

Экхарт удивлённо моргнул, а Фердинанд сделал глоток чая и, нахмурившись, продолжил.

— Падение в источник никак не повредило бы Розмайн. Она уже падала в него накануне, когда мы охотились на талфрошей, и осталась невредимой, — сказал он недовольно. — Ты помнишь, как она сказала, что вода загадочным образом приятна и в ней нельзя захлебнуться? Она бы не умерла, упав в него. Источник защитил бы её.

Теперь Экхарт понял, что происходит. Фердинанд чувствовал себя неловко, накричав на Розмайн из-за того, что та не использовала своего ездового зверя, тогда как, на самом деле, он ей и не требовался.

— Господин Фердинанд, мы не знаем наверняка, защитил бы её источник от падения с настолько большой высоты. Я всё ещё считаю, что поймать её было лучшим решением, — сказал Экхарт.

— Это просто… невероятно. Я никогда не слышал ничего подобного, — сказал, нахмурившись, Карстед и скрестил руки на груди.

— Несомненно. Эту ночь нельзя объяснить общепринятым здравым смыслом. Кроме того, имеется ещё нектар, собранный из цветка рэйре́на, который Розмайн вырастила с помощью своей магической силы. Он обладает множеством неожиданных для подобного материала свойств. Прежде всего…

Фердинанд принялся очень подробно перечислять свойства собранного нектара. Похоже, имелась больша́я разница между нектаром, что собрал Юстокс в обычный день, и тем, что получен в Ночь Фрютрены.

— Ёмкость нектара совершенно ненормальна, возможно, из-за огромного количества магической силы, которая в ту ночь собралась возле источника. В нектаре не только значительно больше магической силы, чем в том, который принёс Юстокс, но и такая впечатляющая чистота атрибута воды, что я вообще не могу почувствовать в нём какие-либо другие.

Вдобавок ко всему, он обнаружил, что несмотря на общепринятое мнение, согласно которому при окраске материала другие люди не смогут воспользоваться им, вполне возможно перекрасить нектар из рэйре́на, выращенного Розмайн. Фердинанд подчеркнул этот факт, и в его голосе послышалось волнение, когда он заявил, что это открытие потенциально может опровергнуть устоявшиеся знания, которые преподают в дворянской академии.

Но если у Фердинанда имелась сильная тяга к исследованиям, то Карстед был рыцарем до мозга костей. Он кивал, слушая объяснения Фердинанда, но они не были ему интересны, и его апатия становилась все более и более очевидной.

«В этом я мало чем отличаюсь от отца…» — подумал про себя Экхарт. Но он продолжал молча слушать. Ему нравилось видеть Фердинанда полным энтузиазма, пусть подобные исследования самого Экхарта и не интересовали. Будь здесь Юстокс, тот, в свою очередь, ловил бы каждое слово Фердинанда.

— Мне очень интересно, является ли нектар особенным из-за того, что он собран в Ночь Фрютрены, или всё дело в Розмайн. Интересно, произойдёт ли с другими материалами нечто подобное, если напитать их её магической силой. Также мне бы хотелось изучить влияние Ночи Фрютрены на Купальню богинь, но, к сожалению, там не только барьер, препятствующий проходу мужчин, но и, похоже, магическая сила, оказывающая психическое влияние на тех, кто вступает с ней в контакт, — сказал с сожалением Фердинанд, подводя к печальному выводу, что это желание будет крайне сложно реализовать.