Реакция освободившихся людей была разной. Одни не двигались и в замешательстве моргали, не понимая что происходит. Другие закричали и попытались сбежать. Женщина бросилась к Фердинанду, возможно, надеясь сбить его с ног.

— Главный священник?! — выкрикнула я, когда жена мэра кинулась к центру сцены. — Осторожнее!

Однако, несмотря на мой отчаянный выкрик, Фердинанд даже не посмотрел на женщину. Не сводя глаз с магического круга, он проговорил:

— Не беспокойся. Они ничего не смогут сделать.

Он был прав, люди могли двигаться лишь несколько мгновений. И мэр, который встал на дрожащих ногах, надеясь убежать, и его жена, которая бросилась на Фердинанда, спустя несколько шагов застыли на месте, а затем повалились на сцену. Люди попытались встать, вот только пусть они и могли двигать руками, их ноги оказались парализованы.

— Ноги! Я не чувствую ног! — раздался душераздирающий крик женщины.

Затем послышались полные боли, страха и отчаяния крики остальных людей.

— Пожалуйста, нет!

— Помогите!

— Как больно!

Я прищурилась, чтобы увидеть, что с ними стало, и заметила, что ноги всех шестерых светло-серые. Сперва я подумала, что, возможно, они просто носят одинаковую обувь, но это было не так. Серый цвет перекинулся на их одежду и стал распространяться всё выше, отчего их ноги перестали подавать хоть какие-то признаки движения.

— Кажется, их ноги превращаются в камень…

— Да, это распространится на всё их тело, — ответил мне Юстокс.

Не скрывая восторга, Юстокс наблюдал за происходящей сценой. Вот только я совершенно не разделяла его восторга. Если бы не строгие взгляды Фердинанда, которые тот изредка бросал в мою сторону, я бы уже закрыла глаза и заткнула уши, чтобы не видеть корчащиеся тела и не слышать истошные крики.

Чёрный туман сжигал медали, словно пламя, и они постепенно теряли форму. Когда их размер уменьшился вдвое, люди обратились в камень по пояс. Их тела затвердевали у меня на глазах, а когда серость дошла до шеи, они потеряли даже способность кричать.

После того, как медали догорели и рассыпались, тела людей полностью потеряли цвет, превратившись в каменные статуи. Внезапно Фердинанд взмахнул штапом, и магический круг исчез. В следующее мгновение все шесть статуй начали разрушаться. Через них прошли больши́е трещины, и окаменевшие тела стали распадаться на куски, с громким стуком падая на сцену. От падения эти куски крошились, становясь всё меньше, превращаясь в песок. В конце концов, останки людей стали пылью, которую развеял всё ещё холодный весенний ветер.

После них не осталось ни медалей, которые можно было бы прикрепить к надгробиям, ни самих тел. Таким был конец для изменников. Им не полагалось ни погребения, ни оплакивания.

«Это ужасно…» — думала я, не в силах забыть выражения страха и отчаяния на их лицах. Истошные крики до сих пор звучали в моих ушах, а перед глазами стояла картина их мучений. Живых людей превратили в каменные статуи, которые рассыпались в пыль и исчезли. Люди не должны умирать столь чудовищным образом.

— Это было потрясающе, леди, не так ли? — взволнованно спросил Юстокс.

У меня не было сил даже изобразить фальшивую улыбку и кивнуть. Я просто не понимала, как можно так беззаботно говорить о такой бесчеловечной казни. Это слишком ужасно.

Мои руки и ноги стали неестественно холодными. У меня сводило живот от отвращения к произошедшему. Я бы предпочла потерять сознание, чтобы не испытывать захлёстывающие меня эмоции, вот только ни моя выносливость, ни моя магическая сила не были истощены. Без права закрыть глаза, я могла лишь продолжать стоять на краю сцены и наблюдать.

На площади было тихо. На лицах людей отчётливо читался страх перед дворянами. Они только что стали свидетелями того могущества, которым обладали дворяне, а в их сердцах глубоко запечатлелось, с какой лёгкостью могут отнять их жизни.

Когда всё закончилось, Рихт, стоявший на коленях на противоположной стороне сцены, встал и громко обратился к людям на площади:

— Все изменники казнены. Они пошли против герцога и навлекли беду на весь наш город. Из-за них Хассе был заклеймён городом мятежников. Чтобы смыть с себя это клеймо и получить искупление, нам нужно упорно трудиться, пока дети, только прошедшие крещение, не достигнут совершеннолетия, и годы после этого. Мы должны трудиться сообща, чтобы отплатить святой Эренфеста, спасшей нас от казни, за её милость. Нас ждут трудные времена, но мы должны все вместе преодолеть их.

На лице Рихта читалось такое же напряжение, что и на лицах остальных людей, но он всё равно пытался вернуть Хассе в прежнее русло. Ничего ещё не закончилось. Хассе предстоит ещё долгий путь искупления перед семьёй герцога. Его решимость тронула меня. Ведь ничего еще не закончилось не только для Рихта и Хассе, но и для меня, как святой Эренфеста.

Я сделала глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. Крики всё ещё звучали в моих ушах, но я не могла позволить им влиять на меня. Урегулирование ситуации в Хассе после казни мэра также являлось частью порученной мне задачи. Чтобы помочь городу восстановиться, Рихту и мне требовалось тесно сотрудничать.

Я медленно подошла к центру сцены, стараясь выглядеть как можно спокойнее и грациознее. Меня трясло, а к горлу подступала кислота, но я изо всех сил старалась держать себя в руках, направляясь к Фердинанду. Когда я остановилась рядом с ним, все взгляды людей не только на площади, но и на сцене, оказались прикованы ко мне.

Я на мгновение прикрыла глаза, вот только при этом передо мной встала картина корчившихся от боли и ужаса людей. Покачав головой, чтобы отогнать наваждение, я подняла голову и решительно подошла к Фердинанду.

— Розмайн, сюда.

Фердинанд протянул мне усиливающий голос магический инструмент и отступил на шаг. Крепко сжав инструмент, я поднесла его ко рту и сделала медленный вдох.

— Жители Хассе… — начала я.

Мой голос дрожал. Сглотнув, я сделала ещё один вдох и продолжила:

— Жители Хассе, пожалуйста, продержитесь этот год.

На этот раз мой голос прозвучал заметно ровнее. Я понимала, что хоть дворяне и могли своим могуществом довести людей до глубин отчаяния, но они же могли и спасти жизни людей. Раз мне дали роль святой, то я хотела дать жителям Хассе хотя бы какую-то надежду. Радуясь, что мне удалось подавить беспокойство, я продолжила.

— В зависимости от ваших усилий, герцог решит, будет ли проведён весенний молебен в следующем году. Я буду просить герцога, чтобы он смилостивился, но решающим условием будут ваши дела.

Если в течение года они будут усердно работать, то в следующем году весенний молебен состоится.

После моих слов потрясенные лица крестьян немного просветлели. Я слышала, как с площади доносятся их слова: «Если всего год, то как-нибудь продержимся», «Да, давайте постараемся». Видя, что к ним вернулась надежда, я почувствовала, как бремя на моих плечах стало немного меньше.

— Было доказано, что среди вас нет мятежников. Теперь, пожалуйста, подтвердите своими делами, что Хассе заслуживает прощения. Тогда я смогу в следующем году вновь посетить Хассе во время весеннем молебна, чтобы вознести молитвы и дать вам благословение.

Под радостные возгласы людей я, следуя указаниям Фердинанда, отправилась на ездовом звере в монастырь. В пандобусе со мной находились Бригитта, Фран, Зам, Юстокс и его ящик.

— Госпожа Розмайн, вы хорошо постарались.

— Спасибо, Бригитта.

Мне удалось ей улыбнуться, вот только у меня голова шла кругом. От произошедшего меня тошнило. Хотелось, чтобы всё это уже прекратилось. Я мечтала сбежать от реальности, погрузившись в мир книг, или хотя бы поскорее заснуть, чтобы ни о чём не думать.

Когда мы приземлились перед входом в монастырь, нас встретили служители, сотрудники компании «Гилбе́рта», а также наши слуги. Они стояли на коленях, ожидая нас.

— Юстокс, Экхарт, Дамуэль, Бригитта, отправляйтесь в молитвенный зал, создайте там себе комнаты и обустройте их, — сказал Фердинанд, протягивая каждому из них красный магический камень.