Я всегда думала, что в конце концов мне удастся еще потанцевать с ними.

Лазар поворачивается обратно к тому, кто стоит у меня за спиной. Но когда я вдыхаю дрожащий вздох, мои губы раздвинуты, боковая поверхность рта касается жесткого красного ковра, я знаю, кто стоит за мной.

Я чувствую его запах.

Сигаретами и хвоей.

— Она уже у меня, — холодно говорит Люцифер, повторяя мою собственную мысль, наконец отвечая на вопрос своего отца.

Я закрываю глаза. По крайней мере, мы не будем делать этого снова. По крайней мере, это будет быстро.

Лазар кивает, кладет руки на бедра, его халат отброшен в сторону.

— Тогда ты знаешь, что делать, Люцифер, — Лазар встает на ноги, а я жду.

В тишине.

Молчание, а потом жесткая грудь упирается мне в спину, холодный нож прижимается к горлу, пальцы Люцифера пробираются сквозь мои волосы, дергают меня за голову. И он шепчет мне на ухо: — Ты хочешь умереть, Лилит?

Я держу глаза закрытыми, не в силах больше чувствовать ледяной страх. Вместо него появилось нечто гораздо худшее — онемение.

Нож еще сильнее прижимается к моей коже, и я чувствую острое лезвие. Я слышу, как Лазар бормочет свое одобрение, поощряя своего больного сына убить меня.

— Я задал тебе вопрос, — вырывается у Люцифера. Его слова звучат так тихо, что я не уверена, слышит ли его кто-нибудь еще в этой тишине. Он прикасается кончиком носа к моей шее, и онемение исчезает.

В нечто гораздо худшее.

Возбуждение. И не только для него. Для моего брата. Для себя. Для… жизни.

Только не снова, отчаянно думаю я, проводя сухим языком по зубам. Только не это. Больше не вздрагивать. Пусть это будет конец.

Медленно, я качаю головой, чувствуя, как лезвие ножа режет глубже. Мы все еще внизу, я все еще стою на коленях, прижавшись спиной к его груди, и, клянусь, я чувствую, как каждый мускул его тела напрягается от моего ответа.

— Ты сделаешь это, Сид, — холодно говорит Люцифер, его слова касаются моей шеи. — Memento mori, — он произносит эти слова так элегантно. — Ты умрешь, малышка, — он снова напрягается, его пальцы ослабевают в моих волосах. — Но не сегодня.

Затем он отпихивает меня в сторону, проводит лезвием по моим стяжкам, и я ловлю себя на ладони, вскарабкиваясь в сидячее положение. Он смотрит на меня, и я вижу, что на нем бандана скелета, но его брови нахмурены, и я подношу руку к своему опухшему лицу, понимая, что он должен видеть, куда меня ударил охранник.

Он отворачивается от меня и направляется к своему отцу с ножом в руке.

Лазар отступает к алтарю, далеко слева от моего брата.

— Не будь идиотом, Люцифер, — холодно шипит Лазар. Он не выглядит испуганным, хотя его собственный сын выше его ростом и медленно идет к нему, стиснув челюсти.

Я не смотрю на Джеремайю, но краем глаза вижу, как мерцает пламя свечей, словно Сатана только что явился на жертвоприношение.

Когда Люцифер сжимает в кулаке мантию своего отца и прижимает лезвие к глазу Лазара, пуская кровь, кажется, что все в этом святилище затаили дыхание.

Я поворачиваюсь.

Вижу девять человек в черных капюшонах, сидящих на первом ряду скамей, их лица повернуты в сторону Маликовых.

И я вижу Несвятых, тоже одетых во все черное, как Люцифер, банданы скелетов натянуты на их лица. Они стоят в ряд, у подножия алтаря.

И их глаза устремлены на меня.

— Люцифер! — кричит человек по имени Мэддокс, который наконец-то начинает действовать и встает на ноги. Но Мейхем смеется, его голубые глаза загораются, и он достает пистолет с пояса.

Он направляет его на стоящего человека, капюшон которого все еще надвинут на голову.

Лазар ругает сына, сохраняя спокойный голос, но Люцифер вырезает линию вокруг глаза отца, по кругу. Странное, извращенное яблочко.

И тут Мэддокс сбрасывает с головы капюшон. Его глаза так похожи на глаза его сына, и теперь они обращены на Мейхема.

— Маверик, — жестко произносит Мэддокс, остальные шестеро сидят, сцепив руки на коленях, как будто таков их протокол. Когда непутевый сын нападает на отца с ножом, сидите молча и не высовывайтесь. — Садись.

Мейхем улыбается. Темные глаза Кейна смотрят на меня, Эзра смотрит на Люцифера, а Атлас воспринимает все с оттенком веселья, блеск в его глазах, его руки скрещены на груди, как будто он наслаждается шоу.

— Нет, папа. Я думаю, что хочу присоединиться к этому.

— Не лги мне, — спокойно говорит Люцифер своему отцу, прислоняя его к стене в конце алтаря. — Скажи мне, почему она.

Лазар смотрит на меня, на Мейхема, на 6. Раньше он не выглядел испуганным. Но сейчас, когда кровь стекает по его брови, в глаз, капает с ресниц, он выглядит испуганным.

Я смотрю на Джеремайю.

Его голова все еще свисает с алтаря, конечности свободны и открыты, глаза закатились назад, рот разинут.

Я начинаю ползти к нему.

Но Мейхем движется быстрее. Через секунду он уже рядом со мной, крепко схватив меня за руку.

— Не нужно быть героем, Ангел, — рычит он. Я прижимаюсь к его боку, его рука крепко обхватывает меня.

А потом Лазар смеется.

Он холодный и жестокий, и когда я смотрю на него, сердце в груди учащенно бьется.

Он выглядит чертовски безумным.

Кровь стекает по его лицу, капая на черную мантию, а в голубых глазах странный блеск, от которого мне становится плохо, хотя он не произнес ни слова. Его ровные белые зубы — такие же, как у его сына — видны, а губы кривятся в странном оскале, и даже Люцифер делает шаг назад, хотя нож по-прежнему держит в наступательной позиции, лезвием к Лазару, блестя от его крови.

— Ты хочешь знать правду? — спрашивает Лазар, все еще улыбаясь. Он вытирает кровь с лица тыльной стороной ладони, размазывая ее по бледно-белым щекам. Он кивает в сторону меня и Мейхема, чья рука напряжена вокруг моих плеч. — Вот она.

Я поворачиваюсь и вижу ее, Мав обнимает ее. Но он не улыбается. Даже с этой банданой на лице, с пистолетом в руке, не обнимающей ее, я могу сказать, что он знает.

Он знает, что что-то не так.

Я оглядываюсь на отца.

— Что, блядь, происходит? — рычу я на него.

Но он не обращается ко мне. Вместо этого он смотрит мимо меня. Через меня, быстро моргая от крови, попавшей ему в глаз.

— Ты видишь то, что вижу я, Мэддокс? — спрашивает он отца Мава.

Я поворачиваюсь, делаю шаг назад, стараясь не сводить глаз с отца, Мэддокса и остальных шестерых, все еще молчащих и неподвижных на скамьях, как хорошие маленькие ученики, которыми они и являются.

Чертовы трусы. Жертвоприношение было назначено на полночь. Мой отец думал, что я пропущу ее смерть. Думал, что я так легко отпущу ее.

Он и понятия не имеет.

Я смотрю, как у Мэддокса сжимается челюсть, как его взгляд мечется между моим отцом и моей девочкой.

А она и есть моя гребаная девочка.

Когда я закончу здесь, все об этом узнают. Включая ее. Я больше никогда не отпущу ее.

Я смотрю на отца. Он сияет.

Что-то в моем нутре перекручивается.

— Ты должен был справиться с этим, — рычит Мэддокс. — Она не должна была прожить так долго.

На моей шее выступает холодный пот.

— Папа, — начинает Мейхем, в его голосе слышится раздражение. — Что ты…

Лазар прерывает его взглядом, затем поворачивается ко мне.

— Ты думал, что я единственный неверный? — он смеется, холодно и жестоко, так, что у меня волосы на затылке встают дыбом. Я слишком хорошо знаю о его любовницах.

— Ты сказал, что о ней позаботятся… — Мэддокс замолкает, и я вижу, как его покрытые венами руки под краями черного халата сжимаются, когда он смотрит на меня, в его глазах ужас, затем его взгляд медленно переходит на нее.

Мейхем роняет руку Сид, и я могу убить его за это, если из-за этого пострадает она. Он делает шаг в сторону от нее, вниз по лестнице к алтарю, оставляя Сид одну и дрожащую, ее руки обхватывают тело. Она смотрит на меня, и она не ищет помощи.