Она шипит, а потом я слышу звук мотора, гравий под шинами. Я не оборачиваюсь, потому что мне плевать, кто это, я собираюсь покончить с этим дерьмом.

6 называют это Коагула. Объединение.

Но тут я слышу, как машина останавливается, как захлопывается дверь, как хрустит гравий под чьими-то ногами.

— Что тебе нужно от меня? — спрашивает Маверик рядом со мной, его голос тихий.

— Держи ее за руку, — я киваю, указывая на ту, в которую я не пытаюсь вписать последнюю строчку Х, и Мав протягивает руку, пропуская свои пальцы через пальцы Сид.

Она мгновенно замирает под моими бедрами от его прикосновения, и я чувствую необходимость взять ее. Напомнить ей, что она моя.

Но я отбрасываю эту мысль в сторону. Со своим членом я разберусь позже.

Мне удается закончить разделку ее руки, и я отбрасываю нож в сторону. Я подношу ее ладонь к губам и смотрю на нее.

Ее взгляд переместился с ее настоящего брата на меня, и она замирает подо мной.

Медленно, не сводя с нее глаз, я провожу языком по узорам метки, ощущая ироничный привкус ее крови. Это напоминает мне о той ночи год назад, когда она вошла в мою жизнь и наебала меня хуже, чем я был наебан до этого.

Я знаю, что она все еще может ненавидеть меня после этого, но я не могу найти в себе силы, чтобы заботиться об этом. Пусть лучше она не сможет вынести моего вида, чем будет мертва. Я предпочту ее ненависть, чем безразличие.

Когда мой рот и язык покрываются ее кровью, я крепко прижимаю ее ладонь к своей футболке, останавливая поток крови. Маверик отпускает ее другую руку.

Я смотрю вниз на Сид, ее рука все еще прижата к моей груди.

Я даю ей небольшую улыбку.

— Теперь мы как женатые, — говорю я ей, наблюдая, как гнев возвращается в ее глаза.

Но она садится, убирает свою руку от меня. И смотрит она не на меня.

Это Маверик.

Ее брат.

Я неохотно слезаю с нее.

Она медленно встает на ноги, и Маверик выпрямляется. Огонь потрескивает, и половина склада представляет собой лишь черный скелетный каркас, едва держащийся на своей структуре. Скоро он рухнет.

Я смотрю, как она подходит к Маву, прижимает окровавленную ладонь к его черной куртке. Он напрягается, его плечи расправлены, челюсть сжата, бандана скелета на шее. Но он не отводит от нее взгляда.

И я тоже.

— Спаси его, — шепчет она, кивая головой в сторону костра за спиной Мава, но не отводит взгляда от бледно-голубых глаз Мава. Она подходит ближе, и я вижу, как рука Мава обвивает ее спину.

Я напрягаюсь, провожу рукой по лицу и понимаю, что оно покрыто кровью, ее ироничный запах заставляет меня ругаться.

Но они не смотрят на меня.

— Пожалуйста, — умоляет она Мава, глядя на него, как на спасителя. — Пожалуйста, — она встает на носочки, прижимается мягким поцелуем к его щеке, и на нем тоже появляется кровь.

Моя кровь.

Я стискиваю зубы, но не двигаюсь.

Она отступает от него. Ее губы дрожат.

— Не дай ему сгореть, Мейхем. Пожалуйста, не дай ему сгореть.

Рука Маверика опускается на бок.

Я вижу, как он сглатывает. А потом он кивает.

— Хорошо, Ангел.

И он, блядь, бежит в горящее здание.

Ради своей сестры.

Ради моего брата.

Она спит, и не потому, что она этого хотела.

Она спит, потому что я заставил ее. Потому что если мой отец в чем-то и разбирается, кроме фондового рынка, того, как сделать Ватикан счастливым, и политиков в Америке, так это в наркотиках.

Но он больше не мой отец.

И его больше нет в живых.

И все в его доме принадлежит мне.

Пэмми, моя мачеха, бежала из церкви, и она должна благодарить любого бога, перед которым она встает на колени каждую ночь, что я люблю Сид больше, чем забочусь о том, чтобы трахнуть ее.

Мне пришлось открыть рот Сид, насильно влить напиток ей в горло, но теперь она свернулась калачиком в моей постели и спит, и не проснется еще несколько часов.

Я не хотел накачивать ее наркотиками.

Но ей нужно отдохнуть.

Я смотрю на крестик на своей ладони, знак, который нас связывает. Коагула.

6 не могли ничего сделать, кроме как признать это. Принять это.

Поскольку Мэддокс Астор исчез, а Элайджа Картер — отец Эзры — стал новым Доминусом после того, как я утвердил его титул и публично поддержал мой выбор связать Сид со мной, никто ничего не может с этим поделать. С ней.

Ни черта.

Она моя, и они не могут ее трогать.

Никто, блядь, больше никогда к ней не прикоснется.

В мою дверь стучат, и я напрягаюсь, поднимая голову. Я знаю, кто это. Я просто не хочу с ним разговаривать. Потому что я не хочу оставлять Сид одну. Она слишком часто уходила от меня.

— Что? — восклицаю я.

Дверь открывается, и Маверик стоит в дверном проеме, переводя взгляд со свернувшегося калачиком тела Сид, ее темных волос, разметавшихся по белой подушке, на меня.

Vita morteque fratres.

Братья в жизни и в смерти.

Ирония судьбы.

— Мне нужно с тобой поговорить, — тихо говорит он. У него круги под глазами, и ему пришлось сбрить часть брови — последствия того, что он слишком близко подошел к пламени. Я должен поблагодарить его за то, что он сделал. Я знаю, в конце концов, это к лучшему. Если бы он этого не сделал, мне пришлось бы держать Сид здесь против ее воли.

А так, после того, что он сделал, возможно, она облегчит мне задачу и останется. В любом случае, я последую за ней.

С неохотой я спускаю ноги с кровати и спрыгиваю вниз, ступая по темному деревянному полу. Я оглядываюсь на нее, щелкаю выключателем, чтобы погасить лампу, и выхожу вслед за Мавом в коридор, закрывая за собой дверь.

— Что?

Он смотрит вниз, переминается с ноги на ногу. Я знаю, о чем он говорит.

— Мы… — он вздыхает, проводит рукой по своим светлым волосам, затем его глаза встречаются с моими. На тон светлее моих. — Мы должны поговорить, верно? — мягко спрашивает Мав. — Мы должны поговорить об этом.

Я качаю головой, скрещиваю руки.

— Нам не о чем говорить.

Он хмурится, глаза сужаются.

— Не о чем говорить? Люци, ты не можешь просто притвориться, что этого не было. Что она не…

Я вздыхаю, плечи сгибаются, когда я вешаю голову. Я так чертовски устал. Я не помню, когда я спал в последний раз. Я провел всю эту неделю, наблюдая за Сид в церкви, присматривая за ней. Охранник, который не мог перестать относиться к ней как к дерьму, тоже мертв. Столько крови пролито за нее, и я бы сделал это снова, снова и снова.

Но, черт возьми, я хочу спать.

Наконец, я снова встречаю взгляд Мава, кладу руку ему на плечо и тихонько сжимаю его.

— Ты всегда был моим братом, — я провожу языком по зубам, давая себе время, заставляя все вернуться обратно. — Ты всегда был моим братом. Так что на самом деле, Мав, ничего не изменилось. Теперь я женюсь на Сид, и мы станем настоящими братьями.

Он молчит мгновение, просто глядя на меня. Затем он кивает, притягивает меня к себе и обнимает.

— Мне жаль, — тихо говорит он, пока мы стоим вместе, обхватив друг друга руками. Я даже не уверен, за что он извиняется. Я знаю, что ему придется разобраться с тем, что произошло между ним и Сид, но он должен был извиниться за это до того, как узнал, что трахнул свою сестру.

Потому что он спал с моей девушкой.

После минутного молчания он отступает, прислоняется к стене напротив меня, складывает руки. Я смотрю на его татуировки, расположенные вдоль и поперек его рук. Я знаю, что у него на спине татуировка его Несвятого.

Я знаю, что мы никогда не будем такими, как они.

6.

Мы будем лучше.

Мы будем поступать по-другому.

Мы искупим грехи наших отцов.

— Бруклин, — тихо говорит Мав. — Риа, — он поднимает голову, встречает мой взгляд. — Что мне делать?