— Исчезли? — повторяю я, сведя брови.

Она кивает, ее глаза загораются, как будто мой простой вопрос означает, что я понимаю, к чему она клонит. Но я не понимаю. Совсем не понимаю.

— Какое отношение все это имеет ко мне? — спрашиваю я ее, но при этом смотрю на брата. — Какое отношение все это имеет ко мне?

Тишина.

Даже Натали перестала бормотать себе под нос, хотя ее голова все еще лежит на руках.

— Я не знаю! — Риа вскидывает руки, и я вижу, что она говорит искренне. — Я не знаю, ясно? Ты должна поверить в это, хорошо, Сид? — она снова начинает качать головой, а потом смотрит на моего брата.

— Я знаю, что они причинили тебе боль, Джеремайя, — мягко говорит она, и я вижу, как у моего брата отвисает челюсть. — Я знаю, что они причинили тебе боль, но я не… мальчики не знали…

Джеремайя смеется, но в этом нет юмора.

Натали поднимает голову, ее глаза смотрят на пистолет.

— Чушь, Риа, — рычит Джеремайя. — Он знал. И я знаю, что ты тоже все это собрала, — он улыбается, и это чертовски холодно. Риа прижимается спиной к сиденью, как будто она может оставить больше места между собой и моим братом. Боже, я слишком хорошо знаю это желание.

— Я слышала, как ты шепталась с этим гребаным психом в темноте.

Мейхем.

— Ты знала, что есть какая-то причина, по которой они оставили меня в живых, после того, что я сделал. Ты ведь не просто хотела его член, верно? Ты не могла заниматься своими гребаными делами, и тебе нужны были ответы.

— По какой причине? — резко спрашиваю я Риа. — Зачем? Что ты думаешь?

Она скрещивает руки над собой, выглядя так, будто хочет заползти в свой свитер и исчезнуть нахрен.

— Я понятия не имею, — судорожно говорит она, глядя на меня умоляющими глазами, как будто я могу ей помочь. — Я понятия не имею, я просто знаю, что 6… они не позволят людям уйти от ответственности за такое… — она смотрит на Джеремайю, и ее голос смягчается. — Что-то вроде этого.

В машине на минуту воцаряется тишина, и Джеремия смотрит на Рию, а Рия смотрит на него в ответ.

— Ты знаешь, почему? — я нажимаю на брата. — Почему они позволили тебе…

Он все еще смотрит на Рию, в его глазах ненависть, но он медленно качает головой. Он не знает.

Я прочищаю горло.

— Это… это все? — тихо спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Джеремайя, его глаза все еще смотрят на Рию. — Расскажи ей о той ночи. Расскажи ей гребаную правду о Люцифере, чертовом Маликове.

Риа сглатывает, опускает руки, натягивает на них рукава. Она не поднимает глаз, шепча: — Он знал.

Я чувствую, как сжимается моя грудь.

— Я узнала позже… он знал, что 6 хотела тебя, — её глаза медленно находят мои, её брови сжаты вместе, как будто то, что она говорит, на самом деле причиняет ей боль, но она ни хрена не понимает. — Он знал. Его отец… сказал ему прийти за тобой.

Но нет.

Я качаю головой.

— Он не знал моего имени, — указываю я. Он называл меня Лилит. Он узнал мое имя только после того, как Николас произнес его в доме Джули. — Он… он сказал, что не знал.

Риа кивает.

— Он не знал. Он знал твое лицо. Твой адрес. Где тебя найти, — она смеется, и это звучит так неуместно в этой машине. — Лазарь Маликов не любит привязанностей, — она снова смотрит вниз на свои колени. — Имя — это привязанность.

Я думаю, ты должна пойти со мной сегодня вечером.

Он выглядел таким чертовски злым из-за того, что Джеремайя Рейн поимел меня той ночью. Что он накачал их всех наркотиками. Что Джеремайя напал на меня. Он был так чертовски зол, но все это время… после того, как он взял от меня то, что хотел, он бы оставил меня умирать со своим отцом.

— Зачем я им нужна? — спрашиваю я Риа, мой голос окреп.

— Я не знаю, Сид, — у нее перехватывает дыхание, когда она сглатывает рыдания. — Я действительно не знаю.

Я смотрю на Джеремайю, который встречает мой взгляд.

— Дай мне пистолет.

Он хмурится.

— Сид, что…

— Дай мне чертову пушку.

Он поворачивается на своем месте, положив одну руку на руль, и протягивает его мне с опаской на лице.

Я проверяю его вес в своей руке, а затем вздыхаю.

И направляю его на брата.

— Выходи из машины.

Все его тело напрягается, обе руки лежат на руле.

— Сид, подумай, что ты говоришь…

Я улыбаюсь ему.

— Я точно знаю, что говорю, — я наклоняюсь ближе, через центральную консоль, прижимаю ствол пистолета к его голове. — Вылезай на хрен из машины.

Он качает головой, ничуть меня не боясь.

— Что ты собираешься делать, Сид? — спрашивает он, не в силах смотреть на меня, так как я прижимаю пистолет к его виску.

Я втыкаю его чуть глубже, заставляя его отпрянуть.

— Если тебе хоть раз было на меня не наплевать, убирайся из этой машины, пока я не нажала на курок и не покончила с этим дерьмом между нами навсегда.

Молчание.

Он опускает руки с руля. Медленно тянется к ручке двери.

Он действительно делает это.

Он открывает дверь.

Он выходит.

Я тоже.

Я бросаю взгляд на девушек, предупреждая их оставаться в машине, не говоря ни слова.

Я встречаю Джеремайю у капота, двигатель гудит, пистолет все еще в моей руке.

— Дай мне ключи.

Он лезет в карман пальто, и я напрягаюсь, ожидая, что он меня сейчас наебет. Но он достает ключ от машины, и я протягиваю ладонь. Он опускает его внутрь, не касаясь меня, и возвращает руки на бок.

— Я собираюсь найти тебя. Как только ты уедешь, я найду тебя, сестренка, — он улыбается мне, и в его улыбке нет ни страха, ни злости, ни разочарования. Только холодный расчет. — Я всегда найду тебя, ты поняла?

Я проталкиваюсь мимо него и иду к водительской стороне.

— Ты начинаешь говорить прямо как Люцифер.

Я сажусь в машину, закрываю дверь и разворачиваю ее в поле, направляясь обратно тем путем, которым мы приехали. Включается Canals группы Highly Suspect, и я включаю ее так громко, как только могу выдержать. Я смотрю на девушек в зеркало заднего вида.

— Скажите мне, как добраться до дома Люцифера. Нам нужно попасть на гребаную вечеринку.

В доме, относительно говоря, не так много людей. Мы все живем в глухом переулке, и перед моим домом припарковано всего десять машин или около того. В одной из них я узнаю нашу охрану — черный внедорожник, к нему прислонился мужчина, курящий сигарету, с пистолетом на бедре. Я киваю ему, когда въезжаю на свою подъездную дорожку после встречи с отцом.

Мой отец, может быть, засранец самого худшего сорта, но он также очень суеверен. И это суеверие означает, что в Санктуме нет камер (мешают ритуалам). Это значит, что он либо не знает, что Сид Рейн была у меня в руках и сбежала, либо уверен, что я притащу ее к нему на Sacrificium, ежегодное мероприятие 6, на котором предателей очищают. Еще один способ для них сохранить свои секреты.

Он также не опускается до моего уровня, разговаривая с моими друзьями. Мои охранники знают, что если они заговорят с ним, то им конец. Мои базы прикрыты.

Но время уходит.

И когда Sacrificium наступит, у меня не будет выбора. Но пока… я позволю Сид поиграть.

Я въезжаю в гараж и закрываю его за собой нажатием кнопки.

Черт.

Я не хочу этого делать. Я хочу спать. Но даже если бы мой дом был пуст, я бы не смог. А с тем дерьмом, которое происходит, моим братьям плевать, хочу ли я спать. Они доверяют мне, когда дело касается их.

Они не доверяют мне самому.

Я выхожу из машины, провожу рукой по волосам и прохожу через дверь, которая ведет в маленький коридорчик, соединяющий мой гараж с домом, и отпираю дверь в конце коридора. Я слышу музыку внутри, 11 Minutes от YUNGBLUD и Halsey, и кто-то должен выключить это дерьмо, пока я не убил его на хрен.