Спрятался?

Я делаю один медленный шаг за другим, но потом мне приходит в голову, в то же самое время, когда я слышу тихий стон, что, конечно же, Люцифер Маликов ни хрена не прячется.

Он…

Я делаю шаг назад, тошнота накатывает на меня.

Нет.

Нет.

Это была гребаная ошибка.

Я делаю еще один шаг назад, пульс учащается, кожа становится горячей. Мне нужно снять эту гребаную толстовку. Мне нужно, блядь, снять его с себя.

Мне нужно убираться отсюда.

Что, по-моему, должно было произойти? Я расскажу ему о том, что он со мной сделал? О том, как он мне лгал? А потом… что именно? Ему плевать на меня, и я его ненавижу.

Я просто сбежала от него.

И вот я в его доме, как проклятая идиотка, и все потому, что позволила своим эмоциям взять верх над собой.

А потом девичий голос кричит: — Люцифер, и я думаю, что меня сейчас стошнит на весь его полированный деревянный пол. Я, спотыкаясь, отступаю еще на шаг.

— Так, так, так. Ангел во плоти.

Я поворачиваюсь, крепко сжимаю нож в потной руке, мои глаза расширяются при виде Мейхема. Его бледно-голубые глаза смотрят на мои, и медленная, коварная улыбка кривится на его губах. В одной руке у него косяк, другая в кармане темных джинсов.

Где, блядь, Риа? Это она послала его сюда?

Я сглатываю, опускаю нож, стараясь выглядеть неугрожающе. Пытаюсь найти выход из этого дерьма. Я выпрямляю позвоночник.

— Я уже ухожу.

Он смеется, качая головой. Он вдыхает, и край его косяка загорается в темноте зала вокруг нас. Затем он выдыхает облако дыма, и этот жест так напоминает мне Люцифера, что в груди все снова сжимается, и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Нет.

Я сглатываю, заставляя печаль вернуться.

— Я так не думаю, Ангел, — он делает шаг ко мне, и я делаю шаг назад. — Кто-то в этом доме очень, очень хочет заполучить тебя в свои руки.

На это я смеюсь. Я больше не слышу стонов девушки, но все равно говорю: — Люцифер сейчас немного занят своими руками.

Мейхем держит косяк рядом с собой, не сводя с меня глаз.

— Так ведь? — спрашивает он, ухмыляясь.

Я поднимаю подбородок.

— Я ухожу.

Он делает еще один шаг. На этот раз я не отступаю.

— Нет, — тихо говорит он. — Ты останешься здесь, Ангел. Я знаю, что ты злишься. И это как раз то, что ему нравится.

Риа.

Я поднимаю нож.

— Я ухожу, — повторяю я, сжимая горло.

Он делает еще один шаг, пока мы не оказываемся почти лицом к лицу. Он протягивает руку к моему лицу, и я почти дрожу от его прикосновения. Не потому, что это он. И не потому, что я боюсь.

Но потому что мне нужен кто-то. Прямо сейчас мне очень, очень нужен кто-то, и вот он здесь.

— Почему ты плачешь, Ангел? — тихо спрашивает он, наклоняясь ко мне. Мое лицо пылает, когда я понимаю, что мои глаза наполняются слезами, которые я изо всех сил пытаюсь сдержать. — Ты знаешь, что Люцифер хочет только тебя.

Я снова смеюсь, отворачиваюсь от его прикосновения, но он берет меня за подбородок, притягивает мой взгляд к себе, выражение его лица не поддается прочтению.

— Его член в другой девушке прямо сейчас заставляет меня думать иначе, — заставляю я себя сказать, глядя вниз.

Его рука прослеживает путь к моему горлу.

— Я держал свои пальцы в тебе той ночью. Я напрягаюсь. — У всех нас есть свои пороки.

Мои глаза встречаются с его глазами, и он подходит ближе, пока его грудь не касается моего плеча. Его рука обхватывает мое горло, но это нежное прикосновение. Он протягивает ко мне другую руку, ту, что с косяком, и обхватывает меня за талию, притягивая к себе.

Несмотря на себя, несмотря на осознание того, что это плохая, мать ее, идея, я поднимаю подбородок, наклоняю голову. Неужели я такая же ужасная, как мой брат? Риа прямо внизу.

Но Риа только что меня наебала.

И когда Мейхем наклоняется ближе, его губы нависают над моими, у меня перехватывает дыхание.

Я чувствую привкус марихуаны, кожаный запах, из которого он, кажется, сделан. Кожа и плохие решения, вероятно, не слишком отличающийся от моего собственного запаха.

Его дыхание теплое на моем лице, когда он говорит: — Прости, Ангел. Я не хотел тебя подставлять.

И прежде чем я успеваю вырваться из его хватки, я чувствую, как руки смыкаются вокруг моей талии, твердая грудь прижимается к моей спине, и Мейхем отступает назад, качая головой.

Я пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть, кто стоит за мной, в горле пересохло, но кто бы это ни был, его хватка слишком крепкая, одна рука тянется к моим волосам, пропуская пальцы сквозь них и больно оттягивая их назад, так что моя шея выгибается дугой.

Мейхем смотрит на того, кто, как я знаю, должен быть Люцифером.

— Смирись с этим.

А затем он поворачивается и идет к лестнице.

— Отпусти меня! — рычу я, все еще извиваясь в хватке Люцифера.

Кто-то включает песню Wonderful life от Bring Me the Horizon.

И хриплый голос говорит мне в ухо: — Я уже совершал эту ошибку слишком много раз. Я не буду делать ее снова, — и Люцифер подхватывает меня, без труда перетаскивая через плечо.

На этот раз я не сопротивляюсь.

Наша улица окаймлена лишь густыми деревьями.

Я не ношу оружия, потому что никто не знает, что я ушел, кроме охранников и Мава, а они, конечно, не собираются со мной возиться. О 6 и Несвятых люди любят поговорить. Они распространяют слухи, как лесной пожар. И людям обычно нравится верить в то, что слухи — худшие из худших. Приукрашенные версии обыденного. Но на самом деле слухи никогда не бывают такими страшными или погаными, как правда.

Я иду по тупику, опустив голову от холода и дождя, поправляя Сид через плечо. Я делаю глубокие вдохи, вдыхаю через рот, выдыхаю через нос, пытаясь думать.

Какого хрена она вернулась сюда, разозлилась она или нет? Как раз тогда, когда я купил ей время вдали от моего гребаного отца.

Интересно, что мама подумает обо всем этом?

Я не так уж много о ней знаю. У меня есть фотографии: я у нее на коленях, всегда улыбаюсь. Она никогда не улыбалась. У нее были мягкие каштановые волосы длиной до плеч, светлые глаза и вечно хмурое лицо, как будто она знала, что будет дальше. Как будто она знала, что уйдет слишком рано, и мне не о ком будет позаботиться, пока я не стану достаточно взрослым, чтобы позаботиться о себе самому.

Теперь у меня есть мои братья. Атлас, Маверик, Кейн, Эзра. Когда-то у меня был Джеремайя, но я никогда не доверял этому ублюдку. И теперь я знаю почему, почему никто из нас не мог его впустить, даже после того, что он пережил от рук одного из 6.

Потому что он предательский ублюдок.

Потому что он причинил боль моей девочке.

Я чувствую ее запах, когда несу ее. Лаванда.

Но я чувствую и его запах.

Маверик.

Мои руки крепко обхватывают ее, пока я иду к дому Маверика, но она ничего не говорит, ее тело обмякло на моем плече.

Интересно, были ли руки Джеремайи вокруг нее? Если она убежала именно туда.

— Ты пришла свести счёты? — спрашиваю я ее, проходя через ворота к серому каменному дому с черными ставнями, выглядящему так, будто внутри живет Дракула. Маверик странный, как черт.

— Я — Рейн, — тихо говорит она. Так тихо, что я едва ее слышу.

Нет, это не так, думаю я. Но я ничего не говорю. Я не хочу, чтобы она знала об этом. Я не хочу давать ей еще один повод сблизиться с братом.

Я открываю дверь, придерживая ее бедром. Я прижимаю большой палец к замку Маверика, он мигает зеленым, а затем я ныряю внутрь дома, усаживаю Сид и захлопываю за собой дверь.

Она смотрит на меня, эти бледно-серые глаза жесткие, полные гнева. На ней черные джинсы и толстовка, не сильно отличающаяся от моей. Она едва достает мне до плеч, и хотя я знаю, что она крепкая, как гвоздь, я не готов видеть, как она ломается. Вместо этого я хочу схватить ее. Прижать ее к себе. Спрятать ее от этого поганого мира. Забраться в ее голову и уничтожить все те ужасные воспоминания, о которых она никогда не хочет говорить.